Ботиночки

Из магазина Степан вышел другим человеком. Пускай он оделся на распродаже, пускай все вещи – куртка, джинсы и ботиночки – были куплены по специальной цене, пускай он проходит в них две-три недели уходящего лета. Зато это были настоящие вещи из настоящего фирменного магазина.

Раньше Степан не то что купить в нем ничего не мог – заходить-то боялся. Однажды по глупости он забрел в такой монобрендовый рай и тут же вылетел оттуда после первого же «вам что-то подсказать» фурии с пирсингом в пупке и взглядом депутата, приехавшего перед выборами на свиноферму. Только свиньей-то тогда чувствовал себя Степан.

Выборы. Да, если б не выборы, преображения бы не случилось. И донашивал бы сейчас Степа свои бесформенные лодочки производства Ростов-на-Дону с наивным «Карло Пазолини» на подошве, памятник конца двадцатого века. Носил бы как миленький, а не щеголял в носатых ботиночках с пряжкой и непривычно выпирающей подошвой, как бы подбрасывающей на каждом шагу. В таких и взлететь можно, не то что ходить. А можно и с девушкой новой познакомиться, жаль, не сезон. Холодает, загар побледнел, на каждом втором лице тень замерзшего летнего романа. Не лучшее время для знакомства.

- Познакомься, Степан, Николай Иванович, Николай Иванович, это Степан. Золотое перо, так сказать, не пил бы, так цены б ему не было.
- Цена должна быть всему, - усмехнулся Николай Иванович.

В кабинет редактора Степан шел в ожидании скандала. Во-первых, статью в прошлый номер дописывали за него коллеги по причине загула. Во-вторых, по той же причине он остался без копейки. Но присутствие постороннего говорило о том, что разноса не будет. Напротив, ему будет доверена какая-то важная миссия.
- Для тебя, Степан, у нас есть ответственное задание. Николай Иванович объяснит детали.

Николаю Ивановичу было, судя по всему, слегка за тридцать. Но темный в полосочку костюм, красный, по чиновничьей моде, галстук и девственно черные, не знавшие российской грязи ботинки свидетельствовали о том, что право именоваться по имени-отчеству он заслужил. Скорее наоборот, седеющий главный редактор был для него Михалычем, а то и просто Толяном.

- Конечно, объясню. Ты ведь, Семен, человек креативный?
- Степан. Креативлю помаленьку, - Степа вспомнил, как этой ночью, напившись, орал стихи Есенина. Смотреть в лицо гостю было неприятно, и он уперся взглядом в зеркальные ботинки, отчего глаза заболели, а в области живота случился легкий рвотный позыв.

- Как ты знаешь, скоро выборы. Я работаю с кандидатом икс. Но нам мешает кандидат игрек. Заебал реально хороших людей, ездит по округу, мутит народ. И, главное, его команда выстраивает имидж такого народного заступника. Типа я стану депутатом, и всем этим ворам – чиновникам и коммерсам - дам прикурить А сам-то кто? Нужен хороший креатив, чтобы сбить волну. Журналистское расследование. Такой грязищей его залить, чтобы сидел и тихо пукал до самых выборов. Чтобы в глаза избирателям было стыдно смотреть. Сможешь?

Николай Иванович в упор смотрел на Степана. Степану стало не по себе.

- За отдельные деньги, Степан, за отдельные деньги, - поспешно ввернул редактор.
- Пятьсот долларов, как тебе? За одну статью.

Такую сумму он зарабатывал только раз, да и то за месяц, когда полредакции было в отпуске а с ним случился приступ трезвости. А тут – за одну статью.

- А..., - Степан сглотнул, - поконкретнее можно?

- Поконкретнее - что угодно. Секс с малолетними, хищение госимущества, вилла на Лазурном Берегу. Все, что в голову взбредет. Кое-какую фактуру я дам. Главное, чтоб было убедительно. И чем нереальнее, тем убедительнее.

- Но ведь это...
- Да ты не волнуйся, статья выйдет под псевдонимом. Все претензии к редакции.
- Да нет, я не в том смысле, просто это как-то... нехорошо.

- Степан, ты чего, первый год в журналистике? У нашего игрека – два магазина, ювелирка, интересы в строительстве. Ты что, не знаешь, откуда все это берется? Он что, не трахает малолеток, не дает взятки, не уводит бабло за границу? Ты вообще, знаешь таких?

- Нет, но... доказательства! Где я возьму доказательства?
- Послушай, - гость поднялся со стула, пересел на стол и теперь возвышался над Степаном. Носы его безупречных ботинок были направлены прямо в лицо журналисту. - Я стажировался в США. Так там на выборах три четверти всей политической рекламы – это негатив. Комиксы, монтаж, грязное белье конкурентов. Вспомни Монику! И это – самая демократичная страна мира, с которой мы даже конституцию содрали. И потом, они первыми начали войну. Глянь-ка.

Николай Ивановчи протянул Степану газету, где под фото известного общественного деятеля, того самого кандидата икс, стоял знак $ и цифра 1000000. Заголовок гласил: «Кандидат на миллион».

- Это просто адекватный ответ. Я мог бы и сам написать, но таланта нет, и времени. А нужно, чтобы люди поверили... Ну что, сделаешь до завтра? Половина гонорара прямо сейчас.

Степан почувствовал пустоту внутри – обычное состояние с похмелья, когда ночью блевал, а утром только курил, и снова блевал – уже желчью. Наступал тот момент, когда уже можно вернуться к жизни, съев тарелку борща в забегаловке напротив, выпив минералочки и завалившись спать. В конце-концов никто ж не узнает, подумал журналист, но ничего не сказал.

- Давай уже, соглашайся. У нас других вариантов нет.
- Да не дави ты. На художника давить нельзя, так ведь, Степан? Тебе как – в баксах или в рублях?
- А.... по какому курсу?
- По круглому. Доллар щас двадцать семь, но для тебя будет тридцать Два с половиной на три. Семь пятьсот. До десяти до завтра успеешь?

Новые тысячные купюры с хрустом вылетали из портмоне Николая Ивановича и ложились на стол. Взгляд почему-то упал на фигурку медведя с топором, и в этот момент он решился.

- Давайте к одиннадцати. Номер в шесть сдается. А мне все равно полночи не спать.
- Нам еще самим посмотреть надо. Но как не пойти навстречу творческому человеку!

После тарелки благодатного борща и полста на поправку Степан пришел домой, на удивление легко выдал два листа ахинеи и заснул.

Свежую распечатку не перечитывал, опасаясь приступа совести. Даже листы-то брал с опаской, сунул в файл сразу из принтера. Так и нес главреду в пластиковом презервативе, будто бы и не он писал. Весь день Степан промаялся, ожидая звонка редактора с требованием возврата денег. Даже от работы не отлынивал, обзвонил подзабытых информаторов и откопал две неплохие темки. Редактор так и не звал к себе. Степа столкнулся с ним вечером, уже уходя с работы. Анатолий Михайлович вылезал из своего шевроле довольный.

- Молодец. На первую поставили. Почти не правили, - и сунул в руку журналисту конверт.

На следующее утро Степан впервые не стал читать свежий номер газеты и под первым попавшимся предлогом сбежал из редакции. И вот теперь, после покупки ботинок, джинсов и куртки не знал, куда себя деть.

Степа зашел в кабак, но пить, как ни странно, не хотелось. Но большом жк-экране крутили музон.

"Аааах, мальчик-красавчик, Сколько девушек страдает, Сколько слез проливают, Они глядя на тебя", - выводила девица в красном платье, проезжая в какой-то невиданной машине по серпантину на берегу моря. Степан подумал, что по нему никто не будет лить слез, и вышел из кафе.

Волна грязи из под стремительного лексуса окатила тротуар и оставила на левой штанине и ботиночках несколько серых точек. Степан беззлобно выругался и побрел по улице.

«Бля, фирма, а все равно жмут. Ничего, по такой погоде быстро разносятся».

Рядом с урной на пути валялась банка из под колы. Журналист замахнулся ногой и со всей дури пнул жестянку. На носочке осталась едва заметная царапина. «Да и хер с ним», - подумал Степан и пошел в редакцию.