Байки из госпиталя - болезнь

Ты молод и полон сил, и ещё полчаса назад был совершенно здоров. Вдруг, неожиданная боль в боку скрутила тебя, и ты совершенно не знаешь, что делать. А у тебя человеческая, но очень неприятная задача, поставленная командиром части. Утром командир вызвал в кабинет и озадачил: «Возьми Зил-130 и людей в любой роте, поезжайте в дом, где я живу. Умерла соседка, которая долго болела и мучилась, и помогите с похоронами». Приказ, есть приказ и его нужно выполнять, хотя я с детства не любил церемонии похорон и, услышав звуки траурного марша, всегда обходил далеко стороной. Приказ не обойдёшь, и пришлось его выполнять. И вот на кладбище, в самый ответственный момент похорон, появилась у меня боль в боку и ощущение, что сейчас лопнет живот. Терплю. Но вот закончился тягостный момент прощания, и можно было уезжать. Сдав в часть людей и машину, и доложив, по телефону, командиру о выполнении задачи, поковылял домой, так как рабочий день уже закончился и рабочая неделя тоже. Все выходные боль в боку не отпускает, а в мозгу свербит мысль: «Может само пройдёт»? В понедельник на службу и весь день в работе, а когда собрался домой и вышел из штаба, увидел врача-стоматолога части лейтенанта Юру Клёсова, которому сказал о возникших проблемах. Клёсов попросил подождать и зашёл в штаб, где надолго застрял. Не дождавшись его, я ушёл домой, а следом за мной пришёл и Юра. Бегло осмотрев меня, он вызвал старшего врача Виктора Паршикова. Тот, не смотря на молодой возраст, уже был отличным диагностом и ошибался редко. Установив мне диагноз: «Острый аппендицит», он вызвал дежурную машину и, не смотря на мой протест, повёз меня в окружной госпиталь в центре Хабаровска. Стояла тёплая и душная июльская ночь. Пока добрались, в госпитале уже все спали и только дежурное, ночное освещение и яркие окна, некоторых кабинетов, говорило о том, что идёт напряжённая ночная работа. Пройдя через приёмное отделение, ты оказался уже за чертой, которая отделяет тебя от других, здоровых людей и ты должен подчиняться чужой воле. Знаешь, что тебе здесь окажут необходимую помощь, но томит неизвестность и какой – то подспудный страх сосёт под ложечкой. Операционный стол занят, оперируют лейтенанта. Гнойный аппендицит, который лопнул и идёт тяжёлая операция. Я на очереди, а пока отправляют в душ и дают бритву тупую и ржавую, которая сохранилась, наверное, ещё от казаков Ерофея Хабарова. Медсестра мило предлагает мне подготовить операционное поле. На мой, недоумённый, вопрос: «Где»? - она кивает головой: «Ну, там, вокруг этого»! И после небольшой паузы спрашивает: «Может Вам помочь»? На что я, уже совсем смутившись, буркнул: «Сам». Но рано сказал: «Гоп». На все мои попытки брить, вызывалась только боль от порезов. Сколько же людей этой бритвой зарезали? Плюнув на это дело, пошёл в палату и улёгся на кровать в ожидании. Сопят и похрапывают соседи по палате, в окно слышна ночная жизнь улицы, а на душе томящая неизвестность. Открывается дверь и в палату вбегает операционная сестра и спрашивает: «Вы готовы»? «Ну, да. Только я не смог это – побрить». Медсестра рассердилась: «Ох! Уж эти мужики! Ничего не могут сами, давайте бритву»! Медсестра среднего роста, крепкотелая, с большими бёдрами и грудью, одета в короткий, отутюженный халатик, который ничего не скрывает, а наоборот выставляет напоказ все её прелести. Ох, уж эта молодость! Через несколько минут на операцию, а ты не можешь оторвать взгляд от её фигуры. Она же, профессионально и крепко ухватившись за моего, стыдливо, съёжившегося от такой бестактности «дружка», в этой пикантной ситуации, ловко стала орудовать бритвой. На моё восклицание: «Осторожно!», она отвечает: «Не бойтесь! Не вы первый и не вы последний!» Не прошло и пяти минут, как «дружок» был похож на общипанного петушка и сестра скомандовала: «Идёмте, нас уже ждут». Давно уж за полночь, все спят, а я плетусь за медсестрой, которая, как крейсер летит по коридору. Вот и залитая ярким светом операционная. У стола в зелёной одежде хирург и помощник из солдат срочной службы, но с медицинским образованием, и сестра. Уложив меня на стол, майор – хирург даёт команду меня пристегнуть и дать общий наркоз, на что я неожиданно возразил и попросил этого не делать. Я уже был один раз под наркозом и этот мучительный уход из памяти никогда не забывал. Майор сказал: «Ладно, как знаешь, но только потом не проси, будет поздно». Сделав местную анестезию, он велел мне вытянуть руки за голову. Одну руку держал помощник, а вторая уютно устроилась под грудью медсестры, и было ей там весьма не дурно. Началась операция. Хирург делал своё дело, и только слышно было скрип разрезаемой кожи, звяканье инструмента и мерное щёлканье передвигаемой стрелки больших часов на стене. Вдруг резкое восклицание хирурга: «Это что такое, когда начался приступ»? Я ответил: «Три дня назад». «И ты три дня с этим ходил, а что прикажешь мне делать, он же может в любую минуту лопнуть»? Я совсем спасовал и виновато отвечаю: «Откуда же я знал, я слышал, что должно быть три приступа, а боль не прекращалась три дня». Майор бурчит: «Вот же дурачьё и кто вас только учит». Операция продолжается, а анестезия начинает уже отходить и боль чувствуется. Хирург копается в моих кишках и тихо матерится, а у меня это копание в мозгу отдаётся. Я, было, чуть шевельнулся и майор резко бросил: «Лежать! Сам захотел». Опять тикают часы и звякают металлом инструменты. Вдруг хирург что – то там потянул, и мне показалось, что от горла это что – то отрывается. Невольно судорожно сжались пальцы моих рук, и грудь медсестры попала, как в клещи. Она взвизгнула и с большим трудом разжала пальцы моих рук. Стоит и причитает: «Ну, вот теперь синяки будут». На что майор, засмеявшись, заметил: «Обход его палаты будешь делать, пусть он тебе сделает массаж, раз виноват». Всё, слава Богу, и мастерству хирурга, обошлось, и не пришлось кишки поласкать. Зашивали уж по живому телу. Хоть было и больно, но пришлось терпеть, а потом под капельницу и в палату. Так же сопят и похрапывают соседи по палате, а ты лежишь в каком – то забытьи. Периодически заходит дежурная медсестра и меняет банки на капельнице. Начинается рассвет и наступает новый день, и ты, хотя и болен, но счастлив, что жизнь продолжается.

Сергей Кретов
Потсдам, 17 сентября 2007 года.