Город грехов нью-йорк старое письмо из сша в россию

Я нахожусь в состоянии полнейшего онемения и восторга от увиденного. Это было нечто совершенно неподражаемое. Хотя в нашем с Димой четырехдневном путешествии было очень много недостатков, а для Димы это даже самое в его жизни тяжелое испытание. Все началось во вторник, когда мы сходили на последние лекции в нашем американском университете в Седар ФОллс штат Айова, и, собрав все вещи, упаковав сумки и одевшись, отправились на автобус. Перед отъездом я в последний раз проверил свой почтовый ящик и нашел письмо Игоря, в котором он справедливо называет меня занудливым, потому что я постоянно употребляю фразы типа "не могли бы вы".

Благополучно доехали до станции, где и встретили одну знакомую. Оказалось, она едет в нашем автобусе до Рокфорда, а там пересадка до Вискансина. В автобусе разговорились, в середине пути я открыл банку пива, Дима пересел к нашей подруге. Общались об отношении к американцам, о культуре и ментальности русского ленивого народа. Все вроде бы было хорошо, но вот только путь до Чикаго занимает более шести часов. Где-то к восьми вечера, когда автобус должен был давно прибыть в семь часов, мы приехали в город. В наших планах я задумал целый следующий день ходить по городу, покупать сувениры и наслаждаться великолепным Чикаго в преддверии отправления в город моей самой сокровенной мечты – Нью-Йорк. Сошли на станции и ждали приезда Игоря. И тут что-то приключилось с моим товарищем Демитрием: он очень плохо себя почувствовал, стал жаловаться на боли в животе, совершенно поник и впал в страшную апатию.

Подъехал Игорь и забрал нас. У меня даже в мыслях не было бить тревогу или хотя бы обратить внимание на странное состояние Димы. Все вроде бы было благополучно, лишь небольшое стеснение, как я это понимал, казалось, овладело моим приятелем. Игорь по дороге остановился у очень необычной католической церкви. Совершенно необычная любопытная конструкция: здание представляло собой несколько воздымающихся ввысь цилиндров, завершающихся необычными продолговатыми куполами. Эти цилиндры образовывали саму церковь, а посередине находилось главное здание, также абсолютно непривычной формы. Я был в восторге, ведь это очень интересно взглянуть на нечто подобное. Церковь принадлежит к христианской концессии и исповедует западноукраинскую католическую религию. Но, как пояснил Игорь, ничего подобного в самой Украине нет. Поистине Чикаго – город всего необычного. Хотя бы взять к примеру Храм Семи религий – я о таком и не слыхивал, хотя о религии и вероисповеданиях довольно многое знаю. К сожалению и большому моему огорчению, не удалось пройти в само здание. После этого мы поехали дальше. И самое интересное, что меня более всего потрясло в дальнейшем, так это музей Макдоналдса. Мы быстро ехали по хайвэю, и Игорь лишь мельком показал нам совершенно потрясающее строение: самый первый в мире Макдоналдс: выполненный в стиле шестидесятых годов, с еще розовой, а не желтой подсветкой, настоящий музей Макдоналдса! Я был в восторге, но мы проскочили его буквально мгновенно, о чем я потом очень сожалел. Приехали домой.

Рена посадила нас ужинать, на столе оказалось как всегда множество потрясающих яств: и вкуснейшее мясо на ребрышках, и мой любимый крабовый салат, и картошка домашнего приготовления, а не эта гадость – картошка-фри, от которой меня уже тошнит. Я наелся и даже не заметил, что Дима совсем поник и совсем почти ничего не съел. Он попросил воды, был совсем не многословен и часто ходил в туалет. Я подумал, что его просто укачало, но оказалось все совсем более серьезно. Он стал жаловаться на боли в районе верхнего брюха, появилась слабость и апатия. Я с удовольствием накинулся на его картошку. Вечером легли спать в просторной гостевой комнате. На следующее утро Дима великодушно согласился довезти нас с Димой до
станции Лэйк Кук, от которой отходят поезда на Чикаго. Машина у него действительно обалденная. Я ехал в ней на заднем сидении и думал, насколько же много возможностей у человека, если он может жить в этой потрясающей стране, и как мало шансов пробиться у тех, кто живет в России.
На станции разговорились с Димой: его русский немного страдает, но общение получилось хорошее. Я определил, что он довольно скромный юноша, достаточно интровертен, чтобы разбалтывать о себе, но может поддержать разговор, очень работящий, все-таки действительно блестяще развит в своей области, хотя мы с ним не общались на эту тему. Я просто почувствовал, что
он совсем и совсем не глупый человек. Приятно было с ним побеседовать. Общение наше – это так, болтовня, но я понял, что мы совершенно разные люди, хотя Рена еще в первый мой приезд показала мне старую фотографию, где мы с ним рядом гуляем, когда нам было совсем уж мало лет. Если он вырос замечательным человеком, а это чувствуется, то я не пойми чем вырос: совсем другой, противоположный склад ума и мировоззрение очень отличается. Дима бы не бросился в Нью-Йорк в полнейшее одиночество в неизвестный отель, не стал бы пропускать лекции и писать книгу вместо учебы. А я вот такой мятежный дух безумия, что дорасту скорей всего до местного дворника и без машины, без будущей счастливой жизни и семьи, без комфорта. В Диме чувствовалось нечто благородное что ли. Он будет счастлив, потому что его идеалы не банальны и безумны, как мои. Мы пошли по совершенно разным путям, коим не суждено пересечься, потому что даже сейчас я пустословлю, а он бы так не стал. Обалденный парень, одним словом. Мы вместе доехали до Чикаго на поезде, затем разошлись.

В первую очередь мы с моим приятелем решили пойти в кино. Прошли мимо самого высокого в Америке небоскреба, вышли на Мичиган Авеню, нам дошли до ДМС кинотеатра. Сразу взяли билеты по 7.50 и пошли на фильм «Джархед». Интереснейший фильм про первую иракскую войну. Американский юноша попадает на фронт и испытывает на себе все тяготы войны, хотя так никого и не пристрелил до конца фильма, почему и разочаровался. Я остался доволен, особенно, что на английском понимал довольно многое. После этого вышли из пустого зала и забежали в другой. Там, в битком набитом зале смотрели «Гордость и предубеждение» с Кирой Найтли. Посмотрели буквально 15 минут, затем ушли. Прошлись по Мичиган Авеню, и тут Диме совсем стало худо. Очень плохо себя почувствовал, стал жаловаться на рези в животе и страшную усталость, потому что утром ничего не поел, чтобы не стошнило. Мы зашли в Макдоналдс, ах, он всегда выручает в голодные времена. Дима взял супа, после которого почувствовал себя намного лучше. Затем пошли на Пирс, где сделали множество фотографий с переполняющимся огнями городом. Было 5 вечера, постепенно наступала темнота, я предложил подняться на небоскреб в ресторан. Диме стало еще хуже, не было сил идти, но мы все таки поднялись и он меня поснимал на фотоаппарат. Я заказал себе чашку кофе, Дима – чай, мы сидели за столиком и я болтал. Его состояние все ухудшалось, а я не мог отделаться от чувства комфорта, потому что ничто не может сравниться с рестораном на моем 96 этаже. Мы поспорили: товарищ мой не мог, просто не мог почувствовать себя уютно в ресторане, т. к. Вырос в мерзкой России в бедности и безденежьи. Он никогда в жизни не выезжал за границу. Мне стало его жаль. После этого пошли в ресторан Бенингас, что на Мичиган Авеню и подкрепились. Дима съел кусочек мяса, от чего его чуть не стошнило. Наступило время возвращаться домой. Я купил один шар с блестками и Чикаго, пару магнитов и открыток. Вернулись домой. Рена, чудесная женщина приготовила Диме отвратительную кашу, на которую он с удовольствием накинулся. А я это блюдо вообще терпеть не могу, вспоминаю свое детство и эту гадкую кашу – символ безденежья и невозможности пойти и купить вкусной еды в России. Ужас.

На следующее утро мы встали совсем рано в пол четвертого, я поел крабового салата, и мы поехали на станцию, откуда отходят автобусы до Нью-Йорка. За окном машины страшный холод и метель, 28 градусов и абсолютное нежелание выходить наружу. Автобус оказался довольно просторным, группа состояла из представителей бывшего Советского Союза: украинцы, с Прибалтики, из России. Давно уже я не был в этом стаде и припомнил страшные российские будни нашего идиотского метро, от чего похолодел и как молитву стал причитать, что не хочу я возвращаться в Москву, совсем. Гидом оказалась престарелая бабушка и мерзким характером. Она все время делала вид доброжелательной особы, но все равно такой вид не производила. Мы отправились в путь. Первая остановка была в Индиане. И тут началось. Мы вышли из автобуса, Дима вскрыл банан, надкусил его и... и тут же его пронесло этим кусочком банана. Он впал в панику, по глазам стало видно, что он страшно боится. Он стал говорить, что сейчас поймает машину и поедет домой в общежитие. А как же деньги – 400 долларов!!!! Я отговорил его.

 Оказалось, что приятель мой просто страшный пессимист и меланхолик: он говорил, что скоро умрет, что умрет даже не доехав до города, что ему совсем плохо, все болит и это птичий грипп. У меня закралось подозрение, что это гастрит. После этого мы сели в автобус и отправились дальше. Но ничто, абсолютно ничто не могло отвлечь меня от мысли, что скоро произойдет моя первая встреча с Нью-Йорком. Первая остановка в Кливленде. Погода оставалась такая же негостеприимная: холодный пронизывающий ветер и снежные бури. Мы зашли в большой отель, посмотрели там фонтан (ничего занимательного), после чего отправились по городу. Я хорошо утеплился, но все равно простудил горло, вот сейчас кашляю. Город ничего сверх уникального из себя не представлял – небольшие пустые улицы, заснеженная площадь, скульптура возрождающегося из земного шара человека. Мы походили так час (нас поморозили), а потом сели в автобус и продолжили путь. Под вечер приехали в отель. И здесь я обрел настоящую невыносимую легкость и радость бытия. Просторный номер с двумя мягкими большими кроватями, чистый душ и несколько колпачков с шампунями, которые я тут же положил в сумку напомнили мне те давние времена, когда мы приезжали в отель на Цеилоне, или на Бали, или хотя бы в Бразилии. И такой уют одолел меня, такая внутренняя чудесная теплота, что я сразу же расцвел, хотя горло продолжало болеть. Близ этого отеля в Пенсильвании в тот вечер исполнилась еще одна моя давняя мечта – сходить в Бургер Кинг. Демитрий вообще есть ничего не мог, а я взял себе огромный бутерброд с несколькими котлетами, чай и почувствовал настоящий вкус сытой жизни вкус толстого мясистого гамбургера. Вечером смотрел по телевизору «Немо» и жевал бутерброд. На следующее утро опять в путь. Встали в 5:30, у Рены мы попросили перед отъездом крупы, поэтому Дима сделал себе каши, но что-то она не пошла. В полуголодном состоянии он так и поехал дальше. Утром заехали в ресторанчик. Еда была довольно сносная, но Диму опять пронесло прямо в ресторане. Ужасно. Я встал из-за стола, вышел в туалет. Там в раковине, смотрю, почему-то лежит мусорное ведро. Я его начал вытаскивать, как вдруг резко открывается дверь, и не успел Дима даже войти в туалет, как его сблевало. И стошнил он прямо на меня, стоящего на проходе с мусорным ведром в руках. Немного попало на лицо и плащ. В первый раз на меня кто-то сблевал. Вот такой аттракцион. Наш автобус неумолимо приближался к городу, Диме становилось все хуже, а я ощущал свою внутреннюю радость и предвкушение встречи.

На второй день к часу мы въехали в Нью-Йорк.

До приезда в автобусе я старался как-то настроить себя на прохладное отношение к большому городу, потому что моя любовь и влечение к Нью-Йорку могли ослепить меня и натолкнуть на совсем неприятную реальность. Я старался даже немного невзлюбить город, чуть возненавидеть его, чтобы впоследствии полнота чувств влюбленности обуяла меня.

Мы подъехали в самый центр к Гранд Зироу и Международному Финансовому Центру. Дивный зимний сад в Финансовом центре с пальмами и фонтанами изумил меня. С набережной я в первый раз еще издали увидел Статую Свободы. После экскурсия проследовала к котловану упавших в недавнем прошлом зданий – это больше походит на фундамент строящегося здания. Огромная яма, где уже начаты работы по строительству нового небоскреба.

Пофотографировались. Город действительно очень красив, просто невероятен в своем величии и роскошестве. Мы прошли меж множества великолепных небоскребов, которые нависали над маленькими узкими улочками. Тогда я еще не чувствовал той энергетики и ускорения жизни, с которыми столкнулся впоследствии. Вышли на Пятую Авеню и прошли к кладбищу миллионеров. Хотелось взять немного землицы с кладбища, чтобы привезти в Москву, ведь каждый грамм стоит невероятных денег, но посчитал, что еще вернусь в город в декабре и возьму немного. После этого прошли дальше к Вол Стрит. Это очень маленькая узкая и совершенно неприметная улочка, больше похожая на дворик во Флоренции, чем на главную улицу финансовой столицы Мира. Мощеная камнями, она оказалась совсем тихой. Но какой там дивный запах денег! Может, мне просто так показалось и это самонастрой, но я не мог не почувствовать привкус и запах денег, ощущение, что находишься в самом центре миллиардов, в сердцевине золотого яблока, как еще называют город Нью-Йорк. Я дышал воздухом денег и влияния. И это было непостижимое ощущение! Прошли к главной бирже Нью-Йорка. Здание впечатляет! Дима пофотографировал меня на его фоне. Потом завернули на другую улицу, и вдруг произошло интересное событие. Я шел по улице и вдруг увидел на дороге монетку 25 центов. Она неприметно лежала на мостовом камне. Я подождал, пока все пройдут и взял ее. Подкинув в воздух, загадал желание и отправился дальше. Мы вышли на главный 17-й пирс большого города. С него открывается удивительный вид на город: небоскребы будто толкутся на маленьком пяточке,
мешая и упираясь друг в друга. Купил пару магнитов и хотел купить майку, но она показалась слишком маленькой для мамы. С Димой, которому все еще было очень плохо, увидели знаменитые нью-йоркские такси – все желтые и с надписями NY. Также сфотографировались. Сели в автобус и отправились дальше в путь. Подъехали к знаменитому зданию ООН. Нас провели с экскурсией по всем палатам, по всем залам и холлам мирового правительства. Пофотографировались в Генеральной Ассамблеи ООН и в зале Совета Безопасности. После этого поехали дальше. Автобус выехал в самый центр на Пятую Авеню. Нам показали эти великолепные красочные витрины, мириады огней, невероятное количество людей на улицах, толпы народу и витрины, витрины, витрины. Прям так и хотелось выскочить из автобуса и пойти по магазинам.

Мы продолжали ехать. День наш заканчивался самым кульминационным действом. То, за чем мы приехали в Нью-Йорк, ради чего эта поездка, это предстало нам дальше. Мы вышли на Таймс Сквер.

У меня даже сейчас нет слов описать то, что я там увидел. Это широкая улица, похожая на наш Ленинградский Проспект, но совсем с другой начинкой. Нет, я не могу этого описывать. Тысячи, десятки тысяч огней на каждом сантиметре улицы! Миллионы магазинов! Огромные щиты с рекламой и красота, от которой захватывает дух! Я не мог поверить своим глазам, потому что в это нельзя было поверить, это нельзя описать. Я не видел и сотой доли того, что там было, потому что глаза разбегались в разные стороны от такого количества света в темный вечер. Освещено было все, и народ, миллионы людей (по большей части туристов), эти толпы улыбчивых, переполненных счастья людей совершенно разных национальностей толкутся на улицах и куда-то идут. Толкучка и шум десятков тысяч автомобилей, сотен миллионов людей и музыка, безумство перемешанных в одно целое голосов, музыки и звуков машин, все это не могло не вводить в состояние безмолвного восторга!!! Мы толкались, пробиваясь сквозь людскую толпу, чтобы подобраться поближе к Насдаку, и я был счастлив. В первый раз в жизни счастлив в толпе. Со времен водопадов Игуасу в Бразилии во мне не было ничего подобного. Будто это месиво энергетики, свершившегося счастья, безумия радости и жажды покупать проникло в меня, в самую мою душу. Я только повторял: «Это город греха. Это город сумасшедшей энергии и греха, разврата и греха». И это было сущей правдой. Именно на Таймс Сквер я ощутил, что Нью-Йорк – это город греха. Потому что везде происходило что-то дьявольское, что-то совершенно неспокойное и безумное! Я знаю, что я страшный грешник, и если есть рай для таких бесконечно черных в душе людей, каким являюсь я, так это Нью-Йорк. Непознаваемо страшный и в своем величии несказанно прекрасный город. Мы шли по улице, и я ощущал сотни запахов, переплетенных в одну единую атмосферу энергетики, бьющей, будто молотом по голове. Я шел и чувствовал запахи дорогих духов очередной выходящей из клуба барышни и отвратный запах грязи. И все это было единым целым, каждый запах словно бы совокуплялся с другим противоположным ему. Невероятные впечатления! Мы прошли по магазинам, накупили открытки и магниты, майки (но я в итоге одну подарил Диме на день рождения, а другую себе. Думаю, нужно еще приехать), я купил огромный шар с Нью-Йорком, блестками и заводящейся музыкой. Мы шли, и я думал, что это действительно город всех городов, центр всех центров притяжения, вожделенная сердцевина мира. Правильно говорят, что Таймс Сквер – это центр Вселенной. Я ощутил это на себе. В какой-то момент я просто встал и расхохотался, потому что не было сил более восторгаться. Нет, именно тогда я понял, что Нью-Йорк, каким этот город предстал мне, это не нагромождение зданий, не сотни небоскребов, уходящий в глубь улиц и даже не замечательный каток, на котором я хотел покататься в декабре, а самая настоящая философия. Этот город – это идея счастья, миг наслаждения и мимолетный взгляд на невообразимое, на энергию в чистом виде, в самом ярком своем проявлении.

 Статуэтку Свободы тоже не купил, потому что рассчитываю вернуться туда в декабре. Но купил майку маме с блестками и стразами написанную надпись «New York», черная (2 шт. Разные). После этого мы поехали в отель, что находился в Нью-Джерси. Отель был замечательным: и микроволновая печь, и холодильник, и пузырьки, которые я взял с собой, и все. Диме опять не хорошо.

 На следующий день поехали в Централ Парк. Удивительно спокойный, так сильно контрастирующий с центром Вселенной чудесный обширный парк мне очень понравился. Мы прошлись по нему, пофотографировались на фоне древних скал и направились к Метрополитан музею. Там я сразу же нашел раздел импрессионистов. И вот я стою там и не могу оторвать глаз. Несколько картин Ренуара просто выбили меня из колеи, встряхнули меня и заставили мою жалкую душу, вчера еще наслаждавшеюся сумасшедшим адом, трепетать. В огромном музее я все полтора часа простоял окало нескольких картин. И у меня чуть не потекли слезы счастья, я никогда не видел ничего подобного. Творения Огюста Ренуара «In the Meadow», «By seashore”, несколько картин Моне, красивейшие произведения Писсаро, холсты Руссо и других импрессионистов 19 века захватили меня и заставили стоять в ступоре в течение отведенного времени. Я не мог оторвать взгляд, вот просто стоял и пытался познать такую бесподобную комбинацию красок, которая воплощала истинную красоту и совершенство. И тут я развернулся и побежал, побежал прочь от этой невинности, от этой идеальной красоты, потому что я увидел свое противоречие с этой живописью, с этой красотой. Я не мог вынести такой непостижимой красоты, мое влечение к этим двух холстам Ренуара граничили с помешательством. Они меня завораживали. Не может человек с его инстинктами, с его желаниями и страстями сотворить такое. Просто не может! Мне удалось видеть картины Ренуара в Пушкинском музее, в Париже, в Чикагском музее искусства и на этот раз в Метрополитан музее в Нью-Йорке. И всякий раз у меня просто нет слов. Я выбежал на улицу на Пятую Авеню и встретил Диму.

Он метался в поисках еды. Но ничего не нашли и через несколько минут поехали. Приехали к Бэтери Парку, откуда отправляются паромы на остров Свободы и остров Элис. Там нашли кафешку, Дима поел супчика. Полегчало. Мы сели на паром и отправились на встречу со Статуей Свободы. Вблизи она еще более удивительна, чем в фильмах. Сфотографировались на фоне Манхэттена и на фоне Статуи. Я был счастлив, что осталось запечатленным на фото. Поистине красивая статуя. И на том пароходе я впервые попробовал настоящий американский хот-дог. Очень вкусно!!!! Съел первый, и тут вспомнил, что мне нужно сфотографироваться с ним на фоне Манхэттена. Тут же купил еще один и сделали несколько фотографий. Съел второй с чаем на корабле. Красота!

 После возвращения мы поехали в самое ужасное место – Брайтон Бич в Бруклин. Это путешествие больше походило на каламбур или чью-то злую шутку. Ведь после всех тех впечатлений это казалось спектаклем. Мы только выехали на улицу, еще даже не подъехали к Брайтон Бич, но уже было ощущение, что едем по Ленинградскому проспекту: и структура улицы такова, и деревца также растут (вот только по улице почему-то евреи ходили в большом количестве). Мы приехали на эту знаменитую улицу. Удивительно, но повсюду надписи на русском языке, везде продают шубы и дубленки, обувь. Что нас более всего с Димой изумило, так это то, что мы попали в Москву! Это боле не был Нью-Йорк, не было того притягивающего энергетического города, куда мы ехали, но была самая настоящая, самая омерзительная в своей обыденности и самая банальная Москва. Прохожие, что попадались нам на пути, разговаривали по-русски, кавказцы продавали свой ширпотреб, и у каждого человека на лице даже и следа улыбки не было. И запах был московский, абсолютно все напоминало нашу с вами столицу. Меня чуть не стошнило. Дима срочно хотел поесть. Мы прошли вдоль по улице и набрели на ресторанчик, который назывался «Домашняя Кухня». Прошли внутрь. Странная
баба посадила нас за стол и спросила, что мы, мальчики, желаем есть. Мы расхохотались, ведь уже более четырех месяцев нас не спрашивали на русском с таким выражением лица, что мы желаем есть. Дима заказал супа, а я чай. И после сделанного заказа нас стали игнорировать. Это было совсем в диковинку. Нам предварительно поставили тарелки, а когда баба подошла и узнала, что я ничего более заказывать не намерен, схватила мою тарелку и швырнула на соседний столик. Мы опять расхохотались. И тогда она спросила, что такого смешного, мальчики, на что я ей ответил, что мы из Москвы, и поэтому.... Она с презрением кивнула и сказала, что тогда все понятно с нами. Это анекдот какой-то. Диме принесли суп, который он смолотил с невероятным удовольствием. Потом заказал себе еще риса. И как-то повеселел он, что я подумал, все налаживается. Я предложил оставить в качестве чаевых наши десять рублей. У Димы были деньги. Я положил поверх этих шести долларов нашу русскую десятку и мы пошли. В этом ресторане сидели еще, видно, русские барышни. И на нас они посмотрели так, что или им не хватает России и русских мужиков, или просто удивительно встретить таких, как мы. Мне было приятно.
Затем пошли по улице. В магазинах Москва, и на улицах Москва, в глазах продавцов Москва и еда также вся московская. Ужас! Диме стало легче, и мне от этого тоже очень полегчало. Мы зашли в гастроном (он так и назывался), и тут я увидел настоящую, самую что ни на есть русскую банку маринованных огурчиков «Дядя Ваня». Я тут же схватил ее и побежал покупать. На банке было написано 2. Я подошел. Как всегда в России, никто не хотел меня обслуживать, продавщица сказала: «2». Я спросил: «два чего? Можно рублями расплатиться?» На меня с ужасом посмотрели и с возмущением и диким хохотом сказали, что конечно, два рубля! Так я вытащил из кошелька 5 рублей чистой пудовой русской монеткой и дал. Они долго осматривали своими жирными пальцами монету и говорили, что на ней фашистский крест нарисован. Монету вернули, всю в жирном масле каком-то и обсаленную. Ужас! И с презрением на нас москвичей посмотрели. Но все-таки банку огурцов за два доллара я купил. После этого вышли на пляж. Красота. Я понял, что за чертой беговой дорожки «Москва» заканчивалась, и начинался чистый пляж и красивый океан на фоне заходящего солнца. Мы прошли к воде и бросили по десять копеек в океан. Сфотографировались.

На обратном пути Дима опомнился и сказал, что где-то по дороге потерял чехол для фотоаппарата. Мы побежали искать. Да, Дима терял чехол и в Нью-Йорке, и в Чикаго, и в Седар Фоллс. Но сперли его именно здесь в течение тех пяти-шести минут, пока мы быстро бежали на пляж. Да, это была истинная Россия. Так чехол и не нашли. Дима опять захотел есть. Мы зашли в шашлычную, я попросил воды, а Дима съел супа. Я смотрю в стакан, а там на дне червяк плавает. Чуть этот стакан не швырнул на пол. Это опять же была Россия. Слава Богу и всем святым, оставалось немного до нашего отъезда. Мы погрузились в автобус и отправились в отель. На этом наша экскурсия заканчивалась. На следующий день у нас оставался только Питсбург. Это замечательный большой и очень красивый город. Мы прошлись по нескольким улицам, я купил открыток и магнитиков на 16 долларов, посетили совершенно невообразимый стеклянный небоскреб. А посередине, словно во внутреннем дворике стояла красивейшая новогодняя елка, вокруг которой каток. Хотелось тоже покататься на коньках среди людей. Но мы шли дальше туда, где нас ждал автобус. Диме опять не худо стало, но на этот раз он хоть воспринимал, где находится. В четвертом и последнем отеле мы переночевали, и на следующий вечер вернулись в Чикаго. В Нью-Йорке нам очень повезло с погодой, потому что было солнечно и ясно, так что можно было увидеть статую свободы с берега. Я остался в восторге от экскурсии, хотя и были свои недостатки. Очень хотелось остаться там, но бросать Диму никак нельзя. В одном из отелей ему совсем стало плохо, он не мог уснуть от болей в животе. Я предложил позвонить в Москву в страховую фирму. Так и сделали. Я ему говорю: «Давай в госпиталь поедем в большом городе, там тебя вылечат от гастрита. И неважно, что придется остаться, потом на автобус сели бы и до Седар Фоллса доехали бы». Но он наотрез отказался. Вот сейчас по прибытию в институт скорей всего пошел разбираться ко врачу. У него еще цифровые фото мои целая куча.

На этом все.