На ходу - с поезда.. В автобусе с немцами.. 28

 
Не спалось… Вспоминались недавние жестокие бомбежки, уничтожившие множество зданий в городе… Никак не удавалось забыть парней в немецкой форме, перекликавшихся по-русски, стрелявших в саду – русские на службе фашистов?! Немецкие офицеры, которые говорили, что они сочувствуют русским, что Гитлер проиграет войну, а сами назойливо задавали вопросы маме: «Так ваш муж воюет против нас?! Что вы думаете, победит ли Гитлер?!» И другие, прощупывающие с разных сторон, а по сути одни и те же вопросы - скользкие, провокационные, по нашему мнению…

Как могли мы поверить в дружеское отношение оккупантов, которые лишь вчера громили нас и город бомбами 10 дней подряд, убив множество мирных жителей?! А теперь говорили, что они чуть ли не «наши друзья?!»

С трудом мы дождались рассвета. Из окон квартиры был виден разгромленный город, руины, горы обломков, которые в разных концах города еще дымились. По развалинам стали бродили уцелевшие жители, пытаясь найти что-нибудь из своих вещей среди обломков их домов.
 
Утром мы двинулись на вокзал. Здание вокзала сгорело, стояли обгорелые руины. На станции лежали груды искореженного металла, оставшиеся от взорванных при бомбежках, разбитых и сгоревших вагонов. Толпа русских военнопленных, окруженная немецкими автоматчиками, с лопатами, носилками расчищала привокзальную площадь.
Поодаль от пленных, к которым не подпускала немецкая охрана, толпилось много людей – беженцы, застигнутые войной в Армавире. Они хотели уехать к оставленным домам, к родственникам, подальше от разбитого бомбежками Армавира. Город – разбит, жить и работать здесь негде, прокормиться – невозможно…

Мы стояли среди этой толпы женщин, детей, стариков и не знали, что предпринять. На станции стоял товарный состав из низких открытых платформ, с которых сбрасывали гравий вероятно для ремонта разбитых путей. Разгрузка гравия закончилась. Железнодорожники ходили вдоль состава, проверяли буксы, переговаривались между собой.

Мама спрашивала их – пойдет ли состав или нет, и в каком направлении. Но никто ничего не знал. Один из железнодорожников подсказал тихо маме, чтобы мы не уходили, возможно, товарняк будет отправлен на Тихорецк, но когда – не известно. Мы подумали, что добраться в Краснодар очень трудно, почти невозможно, и неплохо бы доехать до Тихорецка поездом. Так прошло несколько часов. Иногда проходили товарные поезда с немцами, танками, пушками.
 
Вдруг народ зашевелился, все забеспокоились, один из железнодорожников сказал, что немцы разрешили гражданским людям садиться на эти платформы. Эшелон сейчас отправится на Тихорецк, но пройдет без остановок, лишь замедлит там скорость на станции, и надо будет спрыгивать на ходу.
 
Все стремглав бросились к платформам, начали карабкаться на их низкие борта, помогая друг другу. Мы тоже взобрались на открытую платформу, борта были низкие – меньше метра. Мы уселись посредине платформы, на остатки гравия, в пыль, в грязь. Некоторые пытались стоять, не желая пачкаться в грязи.

Паровоз резко рванул, состав двинулся вперед и рывками набрал скорость. Но мы боялись встать, так как платформу бросало из стороны в сторону, можно было выпасть с нее. Нас обрадовало, что мы, наконец, поехали. Ветер свистел навстречу. Мелькали по бокам пути безлюдные разбитые дома, обгорелые развалины, руины домов, пустые поселки и полустанки.
 
Но вот поезд стал замедлять скорость. Чувствовалось, что приближается станция. Вот состав прогрохотал через железнодорожный мост через Кубань, въехал на станцию. Она была разрушена, руины закопчены – был пожар. По бокам пути лежали искореженные разбитые вагоны.
Поезд замедлил ход. Железнодорожник, стоявший сбоку от пути, закричал, – «Прыгайте! Остановки не будет! Скорее прыгайте!»
Люди стали прыгать через низкий борт на землю. Мы несколько растерялись, но вдруг поезд стал набирать скорость, чаще застучали колеса на стыках рельсов. «Прыгайте!!!» - крикнул другой железнодорожник, стоящий возле пути, мимо которого шел поезд.

 Кое-как и маме со мной удалось спрыгнуть на землю. К счастью, мы как будто не ушиблись, упав на кучу песка. Поезд резко набирал скорость, все быстрее и быстрее с лязгом и шумом мчался мимо нас, и вот уже мелькнула последняя товарная платформа.
Тот же железнодорожник начал кричать людям: «Скорее уходите с путей! Скорее! Сейчас придут немцы!»

Мы бросились бегом прочь от железнодорожных путей, стремясь убежать подальше. Народ разбежался кто куда. Мы остановились в стороне, под деревом, за кустами, в тени.

Вскоре к железнодорожным путям начали подъезжать грузовые машины, автобусы. Из них высаживались немцы, гортанно перекликались. Строились в шеренги, бегали и ходили по станции. Подошел состав из грузовых и пассажирских вагонов. Немцы начали грузиться в вагоны. Грузили на платформы пушки, машины. Мы присели за кустами, старались не попадаться немцам на глаза. Но вот погрузка закончилась, паровоз дал гудок, состав уехал. Грузовики со станции тоже, уезжали, выгрузив немцев.

Остался один автобус, возле которого возились два немецких солдата. Мы смотрели на них и думали: «Не в Краснодар ли поедет этот автобус? Не удастся ли нам попросить немцев довезти нас до города?»
Но вот немцы, похоже, начали собираться к отъезду – собрали и загрузили в автобус какие-то вещи, ящики. Мама решительно сказала мне: «Пойди к немцам и спроси, не едут ли они в Краснодар?» Я очень боялся, но ничего не оставалось, как немедленно идти, так как немцы могли сейчас уехать.
Мой отец – врач Красной Армии, ежедневно изучал немецкий язык, как и было тогда принято всеми командирами. Я садился по вечерам рядом с ним за стол, когда при свете керосинной лампы он занимался немецким языком – изучал слова, фразы. Мне было интересно - я сидел и слушал. Что-то запомнил я и тогда, когда Александр Иванович, иногда начинал говорить по-немецки, просил меня повторить немецкие слова, фразы.
 
И вот сейчас я собрал все свои силы, напряг память и неожиданно вспомнил несколько немецких слов. Подойдя к немцам, спросил, не в Краснодар ли они едут. Те ответили: «Йа! Йа! Нах Краснодар!». Я вернулся к маме, сказал ей об этом.
Она вручила мне завернутый в полотенце кусок сала и послала к немцам, сказав: «Попроси немцев отвезти нас в Краснодар! Иначе мы к бабушке не сможем добраться! Дай им сало!»

Я тут же быстро отправился назад, протянул немцам сало и попросил: «Бите! Нэмэн зи унс нах Краснодар!» Немцы охотно взяли сало и сказали: «Коммэн! Шнэль!» Мы со страхом двинулись к автобусу, но немцы повторяли: «Ком! Шнэль! Шнэль!» Они открыли дверь автобуса, показали нам рукой, чтобы мы садились на задние сидения. И вот мы в автобусе. Они даже не спросили у мамы документы.

На передних сидениях у немцев лежали вороненые автоматы. Поперек правой и левой двери понизу шли широкие ремни, за которые было заткнуто много гранат с длинными деревянными ручками.
 
Тут же они завели мотор, и автобус тронулся, поехал со станции прочь. Мы опустились на сидениях пониже, чтобы нас не было видно снаружи. Шофер через открытое окно что-то крикнул немцам, остающимся на станции – в ответ раздался громкий гортанный хохот. Напарник шофера взял автомат с сидения, сел справа от водителя, положил оружие себе на колени.

 Дорога была ухабистая, пыльная. Автобус ехал довольно медленно. Солдаты в пол голоса переговаривались. Сбоку дороги мелькали поваленные телеграфные столбы, со спутанными, порванными проводами. Подъезжая к кустам, деревьям, солдаты настораживались, брали в руки автоматы.
Ехали через несколько станиц – везде было пусто, не видно людей, даже собаки не лаяли, попрятались. В тишине лишь мерно гудел мотор автобуса. Иногда попадались машины, грузовики с немцами.

Мы сидели тихо, не шевелились, было страшно – чем закончится наша поездка? Но выбора у нас не было – на дорогах стояли мотоциклы с немцами – регулировщиками. Пешком мы не осилили бы путь без пищи, воды. К тому же, у нас была лишь справка, которую нам принес отец, и мы по сути не знали – как немцы будут реагировать на нее. А документы требовали предъявить на каждом шагу – везде патрули, посты. Одним словом, «новый немецкий порядок», за нарушение которого – расстрел!!!
 
Наконец, под вечер, автобус въехал на окраину Краснодара. Как ни удивительно, за кусок сала два немецких солдата подвезли нас из Кропоткина в Краснодар, даже не проверив документы. «Значит, немцы – разные…» - подумал я. «Но как узнать, какой немец еще остался человеком, а другой…Надежнее всех считать оккупантами, фашистами. Иначе получишь от них пулю…».
 
На окраине города они высадили нас из автобуса и сказали: «Геен! Шнэль!!» То есть – по-русски: «Идите! Скорее!!» Видимо, они старались, чтобы мы поскорее ушли от них – возможно, опасались своих же офицеров за то, что они помогли русским!!!
«Да, сынок! Нам удивительно повезло! Я всю дорогу молилась, чтобы немцы нас не тронули!» - сказала мама. И мы поскорее ушли… по широким улицам окраины, зеленым от фруктовых деревьев, растущих вдоль заборов.

 Нигде не было видно ни одного человека. Дело шло к вечеру. Надо было поскорее добираться к бабушке. Мы знали, что как только начинало смеркаться, немцы без предупреждения стреляли во всех русских, стоило им лишь появиться на улице – наступал «комендантский час!»