Совместный номер

Борис Гущин
Совместный номер
(маленькая повесть)

Небольшой аккуратный нос Ивана Яковлевича по прозвищу Керя, напрягся, покрас-нел и на нем проявилась россыпь черных угрей, которые без этого самого напряга никак не проявлялись. Нос у Ивана Яковлевича был воистину волшебным, в том смысле, что, что только на нем не умещалось во время отдельных несколько странноватых уроков физ-культуры, которыми он баловал младших школьников не чаще раза в год. Сейчас же на носу Кери возвышался длинный шест, на котором чуть ли не под потолок распустил пузо полный самовар и пять граненных стаканов с казенными общепитовскими блюдцами из школьного буфета.
Иван Яковлевич бегал перед уроками с самоваром по всей школе, ища душник, куда можно было бы вставить самоварную трубу, пока его беганьем не заинтересовалась завуч, Клавдюха:
- Иван Яковлевич, если уж Вам так хочется чаю, то его можно выпить в комнате технички. В кубовой всегда есть кипяток. Зачем же бегать по всей школе со своим самоваром?
Иван Яковлевич объяснил, и Клавдюха категорически запретила ему это делать, ска-зав, что прямо сейчас же напишет докладную в РОНО, так как садиться в тюрьму из-за Кери она никак не хочет.
Иван Яковлевич тихонько выразился:
- Что, что Вы сказали?
- Я сказал, что налью полный самовар холодной воды, хотя конечно же эффект будет совсем не тот.
- Вот это другое дело. Хорошее дело.
На том и расстались.
У Сережи была справка об освобождении от физкультуры, и он уже хотел хоть на полчасика забежать домой, но Вовка Ходоков сказал:
- Ты что, дурак что ли? Керя собирается весь урок показывать свои фокусы.
Сережа сразу же передумал.
Сейчас ему было очень жаль страдающий нос Ивана Яковлевича. Все это конечно можно было делать и на макушке, и на лбу, и на груди. Иван Яковлевич так иногда и де-лал, но все-таки именно нос был у него любимцем баланса.
В физкультурном зале Керя встретил Сережу ласково угрожающе:
- Белобилетникам физкультпривет. Прошу. Хоть на канат, хоть на коня. Пока-жи нам, что умеешь.
Сережа похолодел. Он был в классе самым слабым физически, но зато самым шум-ным, активным и компанейским.
- Да ладно. Шутка. Проходи. Сегодня Я буду вам показывать.
Иван Яковлевич стоял на одном месте, широко расставив ноги, подперев руки в бо-ки, и только торс его почти невидимо шевелился где-то в области талии. Вдруг он раски-нул руки, наклонил свой измученный нос и… вот-вот раздастся хлопок. Но вместо хлопка шест с самоваром точно скользнул к нему в руки, прочно стал на пол, и Иван Яковлевич, поддерживая шест одной рукой, стал снимать посуду, ставя ее на высокий стол. Апофеоз свершился.
- Может быть кто-нибудь хочет сделать то же самое?
Вовка поднял руку:
- Иван Яковлевич, а можно я воду из самовара вылью?
- Повторяю. Может кто-нибудь захочет повторить то же самое. Так что погоди выливать.
- Я это и хочу. Повторить. Но только без воды.
- Валяй.
Вовка в момент схватил самовар, сбегал на крыльцо, вылил его и быстренько вер-нулся обратно.
- Иван Яковлевич, а на лбу можно? Так просто лучше видно.
- Можно. Давай я тебе помогу установить посуду.
- Я сам хочу.
- Ну, сам, так сам.
Вовка поставил на пол шест, на него подставку, на нее самовар. Потом взял шест двумя руками и тихонечко тихонечко водрузил это сооружение себе на лоб, предвари-тельно сильно задрав голову. И замер. Было только видно, как работали некоторые обыч-но невидимые мышцы лица и чувствовалось сильное напряжение спины. Вовка даже сде-лал несколько шагов. Вдруг он резко выпрямился, поймал шест с самоваром и поставил его на пол. Пузатый сидел как приклеенный.
- Иван Яковлевич, это же проще пареной репы.
- А со стаканчиками да с блюдцами слабо?
- Давайте попробую.
- Валяй.
- Серый, помоги мне стаканы расставить.
Сережа симметрично разместил стаканы. Вовка весь напрягся, очень осторожно, как в замедленном кино, начал водружать эту пирамиду себе на лоб.
И снова у него получилось.
Иван Яковлевич захлопал в ладоши, подмигнув ребятам, чтобы они его поддержали. Ребята дружно захлопали. Вовка с перепугу заорал:
- Серый, держи стаканы.
Шест мигом соскользнул прямо в руки и тут же Вовка с Сережей начали снимать по-суду. Правда, один стакан с блюдцем упали. Блюдце кокнулось, а стакан ничего. Не раз-бился.
- Молодец, а теперь побалансируй просто шестом: на темени, на носу, на лбу, на груди.
Шест у Вовки на всех местах стоял как приклеенный, а когда надо легко перепрыги-вал с места на место.
- Проще пареной репы.
- Тебе, парень, в цирковое училище надо после семилетки. Долго тренировался?
- Ничего я не тренировался. Первый раз все делаю. Да и не хочу я ни в какое цирковое училище, я капитаном дальнего плавания хочу быть.
- Ну, моряку такое чувство равновесия не помешает. Молодец, Ходоков. Став-лю тебе единственную за сегодняшний урок оценку «Отлично»… Да, что же я… Еще, кто хочет повторить? Нет таких. Тогда ставлю еще одну «пятерку». Себе. А сейчас не орать… Тихо… Кому сказано «тихо»! Урок окончен. Все без шума на улицу. А там бегайте и орите сколько хотите. То есть до следую-щего урока. Все. Разбежались. Только тихо.
Вовка в отличие от Сережи учился слабо и за весь год у него оказалась одна «пятер-ка» по физкультуре, две «четверки» по пению и поведению, «тройка по естествознанию, остальные «двойки». Вовку оставили на второй год. Сереже всегда нравился ловкий, сильный и цепкий Вовка. Ему очень хотелось, чтобы и у него были такие же сила и лов-кость, но этого ему не было дано.
Четвероклассная дружба как-то быстро нарушилась, хотя и в школе, и на улице ребя-та обменивались «приветами» и во всяких там мальчишеских ссорах всегда держали сто-рону друг друга. С учебой у Вовки не клеилось и все шло к тому, что необходимую вось-милетку ему придется кончать в вечерней школе.
Как-то летом ребята встретились на поселковой улице у дома, где жил совхозный аг-роном Максимов. У крыльца была привязана оседланная лоснящаяся каряя лошадь, на ко-торой агроном обычно объезжал необозримые просторы совхозных полей.
- Серый, хочешь фокус?
- Хочу.
- Отвязывай коня и огрей его хворостиной.
- Ты что, Ходок, опупел?
- Чего опупел! Отвязывай. Не боись. Мой папаша и дядя Володя Максимов ста-рые приятели.
Отец как-то пекарем работал в Кузомени. Дядя Володя приезжает в командировку и заходит к нему в пекарню. Отец и говорит тому: «Володя, хочешь я тебе бараночек напе-ку. Сейчас тесто замешу». Тот и говорит: «Хочу». Папка кинул полмешка муки в квашню, разулся, прыг в квашню и начал тесто ногами месить. Дядя Володя тут и говорит: «Что-то мне, Коля, твоих бараночек расхотелось. Ты бы лучше калачиков испек».
- И что?
- Ничего. Испек. Калачиков. Так что не боись. Хворостину сначала выломай. Вон береза стоит на той стороне улицы.
Дружеские узы дяди Коли и дяди Володи как-то не очень связывались в голове у Се-режи, и он несколько замешкался.
- Ну, чего стоишь? Ломай! Выломал? Молодец! Отвязывай.
Сережа отвязал коня и что было сил огрел его хворостиной. Лошадь с перепугу пом-чалась вдоль по улице вскачь. Только этого оказывается и надо было Вовке.
- Смотри! Фокус!
Он быстро побежал за лошадью. Конь мчался как на скачках, но и Вовка оказался парень не промах. Он побежал к коню и, как на уроке физкультуры, высоко подпрыгнув, закинул руки на круп коня и через секунду оказался в седле, ловко схватив уздечку. Дальше проще. Он натянул удила, и конь постепенно перешел на шаг. Конь объезженный, старый, послушный. Вовка, слегка погарцевав по улице, подъехал к дому, спрыгнул с ко-ня, дал поводья Сереже и сказал:
- Привязывай.
Сереже хотелось сказать: «Бежим. Сейчас начнется», - но он промолчал. Ничего не началось. Никто ничего не видел. Сереже даже жалко стало, что никто не видел мировой прыжок Вовки. А дядя Володя сидел дома и спокойно обедал. У него и в мыслях не было выглянуть в окно и поинтересоваться, что кто-то может угнать его коня. Да в общем-то ведь никто и не угонял.
В дальнейшем пути Сережи и Володьки совсем как-то разошлись. Сережа грыз гра-нит школьной премудрости с твердым намерением поступить на гуманитарный факультет какого-нибудь престижного ВУЗа, а Володька то бросал дневную, а потом и вечернюю школы, то потом снова возвращался. Сережа даже не знал кончил тот восьмилетку или нет. Во всяком случае, когда он приехал в поселок на свои первые студенческие канику-лы, Володька уже был в армии.


Прошло много много лет и Сергей, будучи по своим журналистским делам в Москве, проходил мимо цирка на Цветном бульваре. Привлекли две огромные красивые афиши: «Тигры в море. Водяная феерия. Марго Базарова и Казимир Костин» и «Эквилибристы-рекордсмены. Братья Милягины». Он полюбовался красавицей Марго, разлегшейся на ти-грах и подошел к «братьям». Причем, его заинтересовала не сама суть номера, которая была эффектно подана на огромном панно, а общая фотография братьев, физиономия од-ного из которых показалась ему страшно знакомой, но сомнение говорило ему, что это вряд ли возможно. Хотя у них в цирке все братья и сестры. Самое интересное, что все эти многочисленные братья и сестры очень часто выглядят ровесниками, а это биологически невозможно. Так что у них наверняка бывают и названные братья. Во всяком случае билет на сегодняшнее представление достать не мешает. Он нашел администратора и получил по своему журналистскому удостоверению пропуск во второй ряд партера.
Братья были в конце первого отделения. До них Сергею понравилась воздушная гимнастка на трапеции Рада Гран. Остальное, в том числе и клоуны, было так себе. Да и Рада понравилась своим даже не мастерством, хотя оно без сомнения было, а чисто жен-ским обаянием, элементарной сексапильностью, тем более надето на Раде было почти ни-чего. К тому же рот у Рады был постоянно в улыбке до ушей. Улыбка видоизменялась в зависимости от сложности частиц воздушного полета, но никогда не исчезала.
Сергей подумал, что эта девушка просто обречена улыбаться непонятно почему.
Девушка запала в его душу.
Наконец шпрехшталмейстер возгласил:
- Эквилибристы – рекордсмены, непревзойденные братья Милягины!
На арену выбежало пятеро разновозрастных братьев, шестой был явно старше ос-тальных. Униформисты принесли длинную и, похоже, тяжелую лестницу. Знакомую фи-зиономию среди братьев Сергей разглядеть не успел.
Старший брат лег на спину и задрал кверху ноги. Униформисты поставили на одну из них лестницу. Причем поставили они ее точно на носок ступни старшего брата Миля-гина. Брат повращал эту лестницу подкидывал раз шесть-восемь и успокоился. На лест-ницу словно обезьян вскарабкался юный брат и уютно расположился наверху. Старший брат тот час же начал подкидывать лестницу, одновременно вращая ее. Цирк загремел ап-лодисментами. Обезьян ловко спрыгнул с лестницы, и тут же выбежали остальные четве-ро братьев. Один из них был Володька. Точно он!
Лестница стояла теперь на ступнях ног старшего брата, и по ней ловко лазили четве-ро братьев и выполняли сложнейшие трюки. Вот пошел копфштейн. Володька на голове, голова в голову, держит партнера, А вот его верхний уже стоит у Володьки на голове. На-конец подошла очередь самого младшего брата. Он, не взирая на своих партнеров, быст-ро-быстро, побежал по лестнице вверх, добежал до верхней ступеньки, перешагнул ее и спустился по другой стороне лестницы. Зал снова взорвался аплодисментами.
Шпрехшталмейстер объявил:
- Рекордный и неповторимый трюк!
После непродолжительной барабанной дроби цирковой оркестр замолчал. Воцари-лась напряженная тишина.
Старший брат держал на ступнях незакрепленную лестницу, а один из партнеров лез по ней с какой-то подушкой. Добравшись до верхней ступеньки, он как-то ловко улегся на эту самую подушку. Снизу ему подали еще одну лестницу, и этой лестницей он начал ба-лансировать. Наконец лестница замерла в нужном положении, и на ней оказался один из артистов и эффектно сделал стойку на руках на верхней перекладине. Мало того. На лбу старшего брата Володька тоже сделал стойку на одной руке.
Во сне это происходит или наяву!
Очень хочется протереть глаза!
Вот пирамида рассыпалась, и тут же все акробаты оказались в новой пирамиде. Во-лодька и еще один циркач оказались на «флажке» по обе стороны лестницы.
Сергей испытал чуть ли не сердечную боль, ощущая сложность и опасность всех трюков, в которых участвовал Володька.
Наконец артисты, убежав с арены, выскочили на поклоны.
- Володька, - не очень громко произнес Сергей.
Володя с удивлением глянул на Сергея.
- Серый, - он сразу же узнал Сергея, - сейчас же приходи ко мне за кулисы.
Он зашел. Поговорили о том, о сем. Володя переоделся в экстравагантный, и тем не менее модный костюм, каждой складочкой, каждым швом кричащий о том, что он сидит на настоящем артисте и сказал:
- Второе отделение будем смотреть из директорской ложи. Сегодня там есть свободные места.
В ложе не оказалось никого кроме черноволосой слегка полноватой красавицы.
- Привет, Галя.
- Привет, Володя. Вы сегодня работали как никогда.
- Стимул. У меня вот дружок приехал, Серега, да и ты нашему Геннадию Тро-фимовичу – свет в окошке.
Красавица слегка покраснела.
- Галя, - она подала Сергею руку. Он хотел ее поцеловать, но взял и просто по-жал. Целовать руки дамам в цирке. «Принцесса цирка» какая-то. Хотя Галя ему понравилась. В ней была какая-то теплая человеческая простота и одно-временно чувствовалось, что не простой она человек. Ох, не простой. Только они уселись после крохотного церемониала, как Володька сорвался, сказав:
- Сейчас приду.
Галя думала о своем, а Сергей с любопытством наблюдал, как служители ставили высокие решетки вокруг арены, постоянно проверяя их на прочность, делая вид, что пы-таются их раскачать. Решетки стояли как влитые. Арена постепенно заполнялась водой. Осветители регулировали свет, и вода казалось то голубой, то зеленой, то желтого цвета пустыни. Сергей весь был в предвкушении будущей водяной феерии «Тигры в море». Появился Володька и заявил:
- Серый, пошли в «Узбекистан» ужинать. Умираю как жрать хочется.
- Ты что, Ходок, опупел? Сейчас начнется самое интересное. Это тебе не по ле-стницам с братьями Милягиными прыгать. Ты думаешь, я каждый день в цирк хожу?
Сергей почувствовал, что его замечания по поводу Милягиных не понравилась Гале.
- Ты сам попрыгал бы по этим лестницам! Слушай, сейчас начнется самая на-стоящая фигня. Так что пошли ужинать.
- - Да объясни ты по человечески, почему фигня-то.
- Объясняю. Маргоша заболела. А этот придурок Казик решил выкупать своих полосатых без нее. Вот тебе и фигня.
Галя встала и попрощавшись вышла. Похоже, что она тоже не любила фигню.
- Ну и что? В программке ведь написано, что укротителей двое: Марго Базарова и Казимир Костин.
- Объясняю. Они действительно работают с тиграми на пару. Вся тонкость в том, что на арене тигры работают исключительно с Марго, а Казик бегает во-круг с хлыстом и пистолетом. Придурок! Ему оказывается сегодня уже пред-лагали снять номер. Отказался. Все понятно?
- А кураж? А?
- Это не кураж, а та самая фигня. Придурок. Так что смотреть, как тигры будут упираться, а то не дай Бог, сожрут Казика с его пистолетом – это выше моих сил. И тебе не советую.
- Ладно. Уговорил.
- А если тебе интересно, что будет у этого придурка дальше, завтра, когда пой-дешь ко мне в гостиницу, купи утреннюю газету. Уверен, что сегодняшнее выступление Казика там будет отмечено.
- Это мог бы сделать и я, как журналист.
- Ну ты и выродок, как и все вы. Вам только жареное подавай. И не стыдно? Так пойдем в кабак или нет?
- Идем. Только с утра я занят своими делами.
- Пошли. А я не занят. У меня три дня свободных. Так что тебе повезло сегодня. Мог бы и не поймать меня. Вечером тогда, да пораньше, приходи, я тебя жду в «Арене».
- А где ты вообще в Москве живешь?
- Там и живу. В «Арене». Иногда на Гиляровского. Там немножко пошикарнее. Это тоже цирковой отель.
- А квартира?
- Ее не было и нет. Все надеюсь. На Геннадия Трофимовича. А впрочем, зачем она мне? Вся жизнь – сплошные гастроли.
- А потом… если что?
- Что, что? Я об этом еще не думал. Некогда. Кончай свистеть. Пошли.
- А почему в «Узбекистан»?
- Потому. Придем, узнаешь.
В «Узбекистане» народу было, хотя и много, но свободные места нашлись. Они сели за свободный столик даже без помощи администратора. Сергей обратил внимание на то, что публика достаточно резко делилась на две категории. Одну из них составляла обычная приличная ресторанная публика в костюмах, при галстуках и при дамах. Другую часть со-ставляли чисто мужские компании в халатах, тюбетейках и с золотыми зубами. Если в этой компании был человек в приличном дорогом костюме, то на нем обязательно была тюбетейка. На столах перед этой публикой стояли бутылки «Столичной» и огромное ко-личество фарфоровых чайников самых разных размеров.
«Узбеки в посудной лавке», - подумалось Сергею.
Официант направился к их столику.
- Заказываю я. Угощаю, - сказал Володя.
- Ничего не имею против.
Официант подал меню. Володька к него даже не заглянул:
- Значит так. Маринованные фрукты-овощи. Манты… Плов обязательно. Буты-лочку коньяку армянского. «КВ». И кофе по восточному.
Официант сказал:
- Рекомендую к кофе «Узбекистон». Очень вкусное ликерное вино.
- Несите.
Через несколько секунд официант приволок огромный чайник с зеленым чаем и две пиалы.
- Володька, вроде бы мы этого не заказывали.
- Заказывали – не заказывали. Зеленый чай здесь всем приносят. Пей – наслаж-дайся.
Сергей до этого никогда не пил зеленого чая. Попробовал. Не распробовал. Удивил-ся, чего это узбеки его так любят.
- Да, почему в «Узбекистан» -то?
- Ты знаешь, еще недели не исполнилось, как мы с гастролей приехали из Япо-нии. Самураи визжали от восторга. Это ведь они еще в 30-е годы к нам этот номер с лестницами привезли. Их у нас иногда так и называли: «японские ле-стницы». Но такого, как мы, у них никто и никогда не делал. Кишка тонка. Так что принимали нас там по высшему разряду. Трофимычу обещают вот-вот Народного артиста СССР.
- Здорово. Но почему мы сюда-то пришли, а, скажем не в «Нарву»?
- Ну, ты и зануда. Почему до почему. Потому что в этой ихней Японии я весь изголодался. В номере врубаешь кипятильник, чайку заваришь и какую-нибудь банку открываешь, которую из Союза привез. А как все наши врубят кипятильники, то и свет на всем этаже погас. Японцы, конечно, нас по своим ресторанам тоже поводили. Сплошь японская кухня. Соответственно ни вил-ки, ни ножика, ни ложки. Одни палочки. Стыдно признаться, вот вроде бы все могу, а палочками так и не научился есть. Только методом тыка. Воткнул что-то во что-то и в рот. А если не тычется? Все с этих палочек валится. Прямо на стол. Чашечки маленькие-маленькие. Не понять что в них. В общем изголо-дался я ужасно. Наесться не могу до сих пор. А здесь смотри как едят.
И он показал на соседний столик, где сидели узбеки. Те брали из огромного блюда прямо руками плов, скатывали из него шарики и оправляли в рот.
- И мы что ли так жрать будем?
- А как же еще?
- Пойдем тогда руки мыть.
Когда они вернулись официант принес блюдо чудовищных по размеру пельменей.
- И это руками?
- Конечно. Чебуреки же ты ешь руками.
Он налил по рюмке коньяку.
- Салам алейкум
- Вагалейкум ассалям.
Пельмень расползался, брызгал соком и непривычно хлюпал, но был ароматен и не по пельменному вкусен.
- Вай, какой молодца! – сказал узбек за соседним столиком, глядя на Сергея.
Сергей обратил внимание на костюмную публику. Та ела по нормальному.
- Вот Иван Яковлевич тебя бы увидел. Все так как он и предсказал. Мне даже кажется, что он бы и в ваш номер вписался.
- Накаркал, Керя. Не видать мне капитанских нашивок и краба на фуражке. Хо-тя никаких училищ, тем более цирковых, я не кончал. А у Кери действительно было идеальное чувство баланса, хотя конечно до нашего Геннадия Трофимо-вича ему далеко.
- А как же ты в цирк попал?
- Долго рассказывать.
- А ты покороче.
Володька снова налил.
- За Советский цирк! Лучший в мире! Значит так. Только я восьмилетку в ве-черней кончил, и сразу в армию. Службы за три года у меня почти никакой не было.
- Как это?
- А так. Сплошные сборы. Спортивные. Я стал мастером спорта по лыжам, чемпионом округа и т.д. Ну, чемпионом-то округа мне было стать относи-тельно легко. Представляешь, на одних соревнованиях вторым за мной при-шел один грузин. Так он лыжи снял, взял их в руки, добежал до финиша и го-ворит: «Если бы не эти дощечки, я бы еще быстрее прибежал». Я со смеху чуть ли не сдох. А потом… Да ну их на фиг эти лыжи! Занялся акробатикой. Перед самым дембелем мой партнер сломал руку, и вот тут-то немного при-шлось послужить. Скучно все это вспоминать. Ты яблочка маринованного возьми. Закуси манты.
- Что скучно?
- Последние пару месяцев службы.
- А потом?
- Демобилизовался. Оказался в Архангельске. Зашел в цирк. Устроился на ра-боту униформистом. А тут Коля Ольхин на гастроли приехал со своей «Рус-ской тройкой». Помнишь максимовского конягу? Репетирует он как-то на аре-не, а у него в начале номера лошадка бегает. Я и говорю Коле: «Дай я вспрыгну на коня». А он: «Не убьешься?». «Да это же проще пареной репы». «Давай». Ну я и прыгнул. Даже в седле привстал. Так я попал в номер. Стоял в униформе вместе со всеми. Правда на башке у меня картуз лакированный был. Лошадка забегает, я, как с цепи сорвусь, и за ней. Смех стоял такой, что Олег Попов позавидовал бы.
- Во, во. Тебе бы клоуном.
- А фиг ли! Я и тройку на арене за несколько секунд запрягал, а потом снова к униформе. В конце номера выходил со всеми джигитами и несколько кувыр-ков делал. Потом Геннадий Трофимович приехал, у него один парень собрался уходить, вот я с ним и стал работать.
- Сколько лет уже?
- Много.
- А в другой какой-нибудь номер не хочешь?
- Я очень люблю Трофимыча. Да и притирка у него с новым партнером будет очень сложной. Хотя он – гений баланса. За Геннадия Трофимовича!
- С удовольствием.
- Ты знаешь какой он вес держит на ногах?
- Какой?
- Пятьсот килограмм. Когда его спрашивают, в чем трудность номера, он отве-чает: «Попробуйте собрать ртуть, разбежавшуюся крохотными шариками по паркету». Он, как никто, умеет собирать в одной точке резко смещанные точ-ки баланса.
- А будущее?
- Я как-то об этом не думаю. Мое прошлое – верх нашей лестницы. Стоял эта-ким юным пионером в красном галстуке. Даже перешагивал верхнюю сту-пеньку, а сейчас на «флажке».
- А дальше?
- Дальше вообще можно просто лежать на арене и нечего не делать.
- Не понял.
- Ничего не делать. Только лестницу на ногах держать.
- А Милягин?
- Ему предлагают какой-то высокий пост. А номер братьев Милягиных, я счи-таю, должен жить… Вспомнил…
Он высунул из кармана блокнот, аккуратно выдернул из него несколько листочков, на всех поставил свой автограф и протянул Сергею.
- Что это?
- Визовки, по которым ты пройдешь в любой день, в любой цирк, в директор-скую ложу.
Сергей посмотрел на «визовку». Вверху ее крупным типографским шрифтом было напечатано: «Народный артист СССР Милягин Геннадий Трофимович».
- А не рано?
- На днях должен выйти указ.
- Спасибо. Не страшно держать всю эту пирамиду?
- Здесь я бы не сказал: «Проще пареной репы». Тут какое-то другое чувство, ко-торое я не могу тебе объяснить. Если страшно, то не суйся в номер.
- Володя, за твое здоровье.
- И за твое.
Официант принес блюдо с пловом.
А! Уже все равно. Руками, так руками.
- А кто такая Галя?
- Понравилась?
- Красивая женщина.
- Дочка.
- Чья?
- Начальника.
- Какого?
- Лагеря.
- Да какого такого лагеря?
- Социалистического.
- Ты что, ходок, опупел что ли?
- Честное слово. Зуб даю.
- Принцесса цирка?
- Королева. За Галю!
Выпили. Сергей посмотрел на узбеков. Те ловко скатывали шарики из плова и с удо-вольствием пожирали их. Связался с этим циркачом! Эх, была-небыла. Он запустил руки в блюдо с пловом.
- Раньше, Серый, куда ходили архонты и геронты?
- Ты уже на древнегреческий перешел?
- О чем это ты: А… У нас их так называют. Раньше они ходили в Большой. А вот теперь в цирк. Причем, благодаря Гале, во многом конечно. Цирковые ее любят. Она добрая, душевная и в цирке разбирается. Наш иллюзионист влю-бился в нее в 17 лет.
- И сейчас живут?
- С ума сошел, Серый! Галя сейчас жена Геннадия Трофимовича.
- Я смотрю у вас в цирке не соскучишься.
- Это точно. Одно слово цирк. Зато смотри, сколько цирковых стало народны-ми.
- А ты?
- Ну, у меня наверное потолок – заслуженный, да и то: бабушка надвое сказала.
- Давай за заслуженного
- За… За… наливай, Серый.
Кофе в памяти не сохранился.
Швейцар в халате и тюбетейке, а может и не швейцар, а может совсем и не в халате вызвал такси, и такси развез их: одного в «Арену». Другого в одну из гостиниц ВДНХ. Когда утром Сергей полез в бумажник, он не досчитался определенной суммы и сообра-зил, что таксист их изрядно покатал по Москве. За ужин ведь платил Володька. Выпив в буфете кофе, Сергей купил в вестибюле свежую газету и сразу обратил внимание на небольшую заметку на последней странице: «Пунш не вышел». Он прочел: «Вчера вечером в цирке на Цветном бульваре произошло ЧП. Во втором отделение в номере «Тигры в море» должны были выступать со своими питомцами дрессировщики Марго Базарова и Казимир Костин. Из-за неожиданной болезни М.Базаровой всю тяжесть номера взял на себя К.Костин. К сожалению, тигры привыкли работать на арене исключительно с М.Базаровой. Ее любимец Пунш отказался выйти из загона. Остальные животные устрои-ли форменный бунт прямо на арене. Номер пришлось отменить.
Володька как в воду глядел.
До захода в редакции просто необходимо съесть мороженое и выпить минералки. В одном из кафе-мороженых недалеко от ВДНХ он привел себя в нормальное физиологиче-ское состояние и поехал в центр. В течение рабочего дня он покончил с редакционными визитами и поехал в «Арену», предварительно купив бутылку коньяку и огромную короб-ку с шоколадным набором.
В володькином номере уже стоял дым коромыслом. Номер был вполне приличным по советским меркам. С балконом, ванной и туалетом, но он был, как ни странно, совме-стным, т.е. через открытую дверь просматривалась другая небольшая уютная комнатка вроде бы тоже с отдельным выходом.
На столе стояли бутылки с закуской. Сергей отметил, что бутылки не наши. Похоже, французские. Пирующих было человек шесть. Рядом с Володькой сидела Рада, и надето на ней было чуточку больше чем на арене.
- А вот и Серый подошел. Знакомьтесь. Сергей. Лучший друг моего детства.
- Сергей поставил коньяк на стол и преподнес коробку конфет Раде.
- Спасибо, Сергей. Я безумно люблю эти конфеты, хотя и не ем, - сказала Рада, обратив на него свою стационарную улыбку, - Нельзя мне. На Вашу коробку я сохраню и буду есть конфеты, хотя бы по одной, раз в неделю.
Она открыла коробку, потрогала пальчиком несколько конфет, вздохнула, не теряя улыбки и…
- Как я Вам вчера понравилась?
- Я красивых таких не видел.
- Правда?
- Правда.
Рада ушла с коробкой в смежную комнату, оставила ее там и вернулась.
Компания действительно пила французское вино, которое, как оказалось, им прислал коллега по арене из Монтекарло, где братья несколько месяцев назад выступали с огром-ным успехом. Разговор шел о вчерашних «Тиграх в море». Сергей показал газету.
- Читали, читали. Вчера был прямо бой в Крыму, все в дыму, ни хрена не видно.
Сергей поморщился. Рада не реагировала.
- Пунш бежал последним. Все тигры выскочили на арену и с жутким рыком шлепнулись в воду. А Пунш остался в загоне и ни туда и ни сюда. Сидит – ог-рызается. Его и першами снаружи тычут и хлыстом щелкают. Не реагирует. А те вылезли на барьер арены, дрожат, рычат и вот-вот сожрут Казика.
- Картина жуткая. Казик по колено в воде с хлыстом и пистолетом. Тигры вот-вот… Ассистенты молодцы! Пальба! Дым! Хлысты! Еле загнали полосатых обратно.
- Да чего там говорить. Придурок.
- Теперь срочно надо собирать второе отделение.
- Соберут.
Сергею налили штрафной стакан, и он почувствовал, что начинает вписываться.
Володька сидел рядом с Сергеем, зачалив красавицу за талию.
- Как здорово, Райка, что у нас с тобой сегодня совместный номер.
Сергей тихо спросил соседа:
- Чего он ее Райкой называет?
Тот на ухо ему ответил:
- Так она же Раиса Граненко из Киева.
На Радином лице уже не было улыбки, и девушка казалась сама не своя.
- Володя, ты знаешь как я к тебе отношусь, и знаешь, что не о таком совмест-ном номере с тобой я мечтаю. На месяц. А что дальше-то? Я в Калининград, а ты во Владивосток со своими номерами? И потом неизвестно, когда наши маршруты совпадут в будущем.
- Рада, я хочу…
- Хочет он!
- Рада, хочу! И сейчас докажу тебе свою любовь.
Изрядно выпивший Володька взял из ящика в углублении бутылку, сбил ножом сур-гуч, выбил пробку о подошву ботинка и с бутылкой пошел на балкон. Он забрался на дос-таточно узкие перила балкона, принял позу, запрокинул голову и…
- Рада, я люблю тебя! За твое здоровье!
Он нескончаемо долго тянул из горла.
Сергею же бутылка показалась бездной.
Наконец Володька спрыгнул с перил.
- Дурак, - сказала неулыбчивая Рада, ушла в свою комнату и с грохотом за-щелкнула внутренний замок, судя по звуку, щеколду.
- Ты прямо Долохов, - сказал Сергей.
- Кто это?
- Ты что «Войну и мир» не читал?
- А я в школе до нее не дошел.
- А в кино?
- По-моему, в американском никакого такого Долохова нет. Да и давно я это кино видел. В детстве.
- А в нашем?
- Неужели ты думаешь я пойду смотреть эту скукоту?
- Ну ты даешь, Ходок!
Грохнула щеколда, и из-за двери появилась серьезнее некуда лицо Рады.
- Совместный номер! Ты расскажи, расскажи Сергею, как ты Геннадия Трофи-мовича за меня просил. «Совместный номер!..
Снова прогрохотала щеколда.
- Да, Володька, не проханже кажется тебе, - вразнобой заговорили собутыльни-ки, наполняя стаканы.
- Володя, за твое здоровье!
- Пур ля мур, - пробормотал Ходоков.
«Да, «пур ля мур» как нельзя к месту, подумал про себя Сергей, а вслух спросил:
- О чем это Рада?
- О чем, о чем. Мне все время кажется, что верхней у нас могла бы быть девуш-ка. Рада – лучше некуда. А у Геннадия Трофимовича понятие, что наш номер сугубо мужской. Ну, я и решил с ним поговорить. Приезжаю в цирк как всегда на велосипеде, а Трофимычу вожжа под хвост попала, он и заорал, что я мол, не берегу свое здоровье, что на своем двухколеснике могу попасть в аварию и этим сорву номер и много еще чего приплел. Заорал, что лично сломает мой двухколесник, как только еще увидит. Я вижу, что возвращаться к тому разго-вору бесполезно. Давай, думаю, поговорю с ним потом, когда остынет.
- И чего дальше?
Володька полез лобызаться.
- Серый, ты меня уважаешь?
- Об чем речь.
- Друг ты мой сердечный. А ведь я говно. И в кого? Все испортил назавтра.
- Почему?
- Потому. Двухколесник он мне обещал сломать? Обещал. Так я на следующий день в цирк прикатил на моноцикле.
- И чего?
Володька сделал «козу» из двух пальцев и, обратив эту «козу» в сторону радиной комнаты, проговорил:
- Моноцыкэл цыкал, цыкал,
И Граненую зацыкал.
- То есть?
- Он изуверски, с особым цинизмом разломал мой лисапед и сказал: «Насчет прошлого разговора. Я решил, что номер останется чисто мужским».
- Так он скоро уходит в начальники. Вот тебе и карты в руки.
- Бабушка надвое сказала. Саша, приволоки еще бутылку.
- Володя, все уже. Финал.
- Переходим на коньяк.
Володька дрожащей рукой, расплескивая, неловко разлил коньяк по стаканам.
Сергей провозгласил тост:
- За здоровье рекордсменов цирка, братьев Милагиных!
Володьку развезло прямо на глазах. Он еле держался на ногах, с трудом подошел к Радиной двери… и рухнул.
Братья сочувственно забормотали:
- С устатку. Тяжело Володьке, - и перенесли его на кровать.
Потом они начали вяло переговариваться, кому идти за коньяком и куда. Сергей уже чувствовал себя ненамного лучше Володи и, пока братья тупо спорили, он тихо и неза-метно, чувствуя, что покачивается, вышел из номера. У подъезда взял такси, приехал к себе в гостиницу и свалился на кровать. Утром надо на поезд. Командировка оказалась та еще командировочка. Сплошной цирк.








Вновь в столицу он приехал, примерно, года через два. Специально решил пройти мимо цирка на Цветном бульваре. Огромное панно приглашало посетить цирк, где в эти дни шел мировой аттракцион «Сфера мужество». На панно яркими красками был изобра-жен мужественный мотоциклист в шлеме, гонявший по стенкам прозрачной полусферы под самым куполом цирка.
«!!!Петр Яцкин!!!»
Сергей подошел поближе посмотрел фотографии в витринах. Рады на фотографии не было. Зато на маленькой фотографии – братья Милягины. Все, но без Геннадия Трофимо-вича. Было видно, что старший в этой группе Володька. Фотографию наискось пересекала наклейка: «Только 5 дней!».
Сергей достал володькину «визовку», пошел к администратору и получил пропуск в директорскую ложу.
Хорошо, что у него оказалась крайнее место. Он попробывал скрыться за портьерой, чтобы его не было видно с арены. Получилось. Хорошо. Мало ли как Володька прореаги-рует на его неожиданное появление. Особенно во время номера.
В первом отделении до братьев, Сергею понравился изверг-иллюзионист в белых перчатках и цилиндре, который пилил, жег, четвертовал красивых девушек, от чего они становились только краше.
И вот:
- Эквилибристы-рекордсмены братья Милягины!
Братья выскочили на арену с теми же дежурными улыбками. Один новенький. А де-вушки нет как нет. Володя казался всех старше и серьезнее. Положение обязывает. Как ни крути, а он стал теперь гением баланса. Геннадий Трофимович нынче крупный начальник в «Союзгосцирке». Молодец Володя, что сохранил номер.
Глядя на братьев, Сергей испытывал двойственное чувство. Он всем сердцем пере-живал за Володю чуть ли не физически. Ведь гением-то в цирковой иерархии считался не какой-то Владимир Ходоков, а Геннадий Милягин.
Володя сохранил номер до малейших деталей. Тяжесть всех пятисот килограмм лег-ла на его ступни. И не только на ступни.
Да, карьеру Володька сделал не так как другие. Не снизу вверх, а наоборот – сверху вниз.
Вмести с тем, несмотря на обычный восторженный прием братьев публикой, Сергей со стыдом за себя подумал, что ему почему-то скучно.
А собственно почему должно быть весело?
Ведь братья Милягины не клоуны, а какие-то коренные изменения в номере, рассчи-таном даже не по миллиметрам, а по микронам, почти невозможны. Сергей в душе при-стыдил сам себя и, почти что замотавшись портьерой, досмотрел номер до конца. Искрен-ний восторг зрителей показался ему вполне обычным.
Он быстро написал записку: «Володька, я в директорской ложе. Приходи. Серый» и отдел ее одному из униформистов.
- Владимир Ходоков… Кто это?
- Один из братьев Милягиных.
- А, Володя. Ясно.
- Только очень срочно
- Прямо сейчас и передам.
Сергею потребовалось выйти на несколько минут. Когда он вернулся, элегантный и странно посерьезневший Володя уже был в ложе.
- Серый!
Они обнялись.
- Молодец, что сохранил номер! Ну, что опять в «Узбекистан»? Не пойду. Хочу мировой аттракцион.
- Я тоже с удовольствием посмотрю Петра Никифоровича.
В это время униформисты выкатили огромную сетчатую полусферу и накрыли ею почти всю арену. Сверху спустили канаты, полусферу за края зацепили канатами и подня-ли над ареной. На арену выкатили и нижнюю полусферу, которая интригующе покачива-лась и обещала захватывающее зрелище.
- Ты надолго в Москву?
- Завтра во второй половине дня уезжаю. Мне еще надо заскочить в пару редак-ций.
- Жаль. Не удастся встретиться на высшем уровне.
- А после представления?
- У меня свидание.
- С Радой?
- Пошел ты… Раду с тех пор я так и не видел. Она все время на гастролях.
- Написал бы.
- Писал. Ни ответа, ни привета. Хотя вполне возможно, что письма ее просто не застают. Она ведь больше месяца нигде не задерживается.
- А в Москве бывает?
- Отстань! Я в это время не бываю.
Униформисты тем временем наклонили нижнюю полусферу, и в нее на велосипеде въехала девушка в цветастой безрукавке и коротких шортиках. Она смело начала штурмо-вать стенки прозрачной сферы по вертикали. Причем, делала это красиво и вроде бы со-всем безуспешно, пока вроде бы приглядываясь и примериваясь. Немного покатавшись, девушка выехала из наклоненной чаши за кулисы.
- Что-то ты задумчивый какой-то Володя?
- Да не. Я обычный. Особых мыслей в башке нет. Хотя как сказать. Сколько мы еще протянем братьями Милягиными?
- Думаю, что вы еще повыступаете.
- Повыступаем. Это точно, - Володя вздохнул, - Силищу чувствую в себе агро-мадную. Такую, что ума не надо.
- Вот и выступайте.
- Вот и будем.
Володя вырвал из записной книжки листочек, записал номер телефона и передал Сергею:
- А может не уедешь завтра. Тогда звони.
Началось второе отделение.
- Сфера мужества! Семейный номер Яцкиных!
В нижнюю полусферу с флагами на мотоциклах выехали двое мужчин и одна жен-щина. Дама была одета так же, как и мужчины: кожаная куртка, галифе, сапоги, краги, шлем, но в ней чувствовалась какая-то мягкость, несмотря на то, что она носилась по про-зрачным стенкам сферы не хуже мужчин. И цветная девушка на велосипеде продолжала свои выкрутасы. Сергей весь был в напряжении. Как ее только не собьют эти мастодонты парковых гонок по вертикальной стене.
И вот верхняя полусфера полностью накрыла нижнюю, и один из мотоциклистов сделал «мертвую петлю». Зал взорвался аплодисментами, несмотря на жуткий грохот и треск ревущих моторов. Но вот что удивительно, отметил Сергей, дыма и гари почти не было. Что у них там за горючее такое?
Вдруг двое мотоциклистов и велосипедистка оказались на дне сферы, а один, самый мощный, развив бешеную скорость, вырвался на стенки верхней полусферы, которая вдруг медленно начала подниматься под купол цирка. Нижняя полусфера с мотоцикли-стами и велосипедисткой медленно поехала за кулисы. Петр Яцкин совершал свою уни-кальную рекордную гонку под куполом цирка.
Оркестра не было, да если бы и был, кто бы его услышал. Только осветители ловили лучами софитов мужественного рекордсмена.
После нескольких минут гонки полусфера как-то странно накренилась, потом встала на место, потом – снова тот же легких крен.
Володя тихонько выматерился.
- Ты чего, Ходок?
- А то не видишь.
- Не соображаю.
- Они собираются шар опустить, а там что-то заело. Скорее всего веревка с бло-ка сорвалась. Ну ладно. Ты сиди, а я пойду подумаю.
Не прошло и минуты, как по канату вверх к куполу начал легко взбираться Володя с кинжалом в зубах, как показалось Сергею. А может это просто была отвертка. Володя, как ни странно, был в белых перчатках. Осветители сразу направили свои лучи на Володю. Он взбирался по закрепленному внизу туго натянутому канату, и, когда добрался до верха, оказалось, что он не достает инструментом до блока. Внизу, униформисты, увидел это, освободили канат. Володя слегка покачавшись, закрепил ногу в петле, немножко раска-чался и приблизился к блоку и начал работать инструментом. При адском треске яцкин-ского мотора. Мотоциклист двигался с постоянной скоростью, прямо и только прямо.
Наконец у Володи получилось, и он начал спускаться. На радостях спуск пошел с бешеной скоростью. Все-таки Володя сумел погасить скорость, нормально спустился на арену и через несколько секунд сидел уже рядом с Сергеем.
- Слушай, нигде не мог найти за кулисами рабочих рукавиц. Пришлось три па-ры белых перчаток у иллюзиониста стырить. Опять ныть начнет, что Миляги-ны у него то жену, то перчатки уводят.
Он показал руки. Нитяные перчатки были протерты до ставших багровыми ладоней.
- Ерунда. До завтра заживет.
Полусфера с ничего неподозревающим гонщиком медленно начала снижаться. Вот она уже накрыла арену, и Яцкин, сбавив обороты, делал медленные круги по арене. По-лушарие снова начало медленно подниматься. И тут на арену выскочило все семейство и бросилось на шею недоумевающему Яцкину. Женщина, очевидно жена, что-то шептала ему на ухо.
Вышел шпрехшталмейстер. Яцкин подошел к нему и что-то сказал.
Шпрехшталмейстер торжественно провозгласил:
- Народный артист Российской Федерации Петр Яцкин.
И после паузы…
- Артист цирка Владимир Ходоков-Милягин.
Сергей толкнул Володю в бок. Тот вышел на арену и встал рядом с Яцкиным. Гон-щик обнял его, потом как реферы в боксе поднял вверх его правую руку.
Народ неутомимо аплодировал. Теперь уже стоя.
Сергей широко улыбался, что все так счастливо кончилось. Улыбался еще и потому, что цирковой псевдоним Володи оказался безумно смешным. Ходоков-Милягин. Это надо придумать.
Финального парада-алле не было, и Володя тот час же снова пришел к Сергею.
- Не уезжай завтра. Вечером Никифорович приглашает в «Прагу». Эх, и гуль-нем! У него завтра последний день выступлений.
- Володя, никак не могу. Теперь уже до следующего раза.
- Да когда он следующий раз будет! Неизвестно.
- Нет, не уговоришь.
- Ну, тогда прощевай! Я бегу на свидание.
И Володька быстро ушел. Сергей поехал к себе в гостиницу.
На следующий день у Сергея было назначено деловое свидание в редакции журнала «Полет» с членом редколлегии смешливым космонавтом Пшенкиным. Сергей собирался предложить «Полету» свою статью о жизни дальнего летного гарнизона. Редакция поме-щалась в центре Москвы в одном из старинных и еще пока не испорченных новыми наво-ротами переулков. Сергей зашел в вестибюль кажущегося безлюдным особняка и уверен-но пошел на запах хорошего кофе. Запах привел его в пустую редакционную приемную. Запах доносился из соседней двери, которую и открыл Сергей.
В уютном кабинете за столом с чашкой кофе в руке восседал Пшенкин, а перед ним, почти утонув в кресле, сидел и уважительно слушал космонавта… Володька.
Пшенкин кивнул Сергею и показал на кресло сбоку у стены. Сергей сел и с огром-ным удивлением вслушивался в речь космонавта.
- Честно скажу Вам, Владимир Николаевич и без лести. Много я повидал у себя в редакции всяческих авиационных фотографий, но такой роскоши, какую представили Вы, не видел. У Вас явный талант на съемку именно летательных аппаратов. Причем, самое интересное: в статике Ваши самолеты настолько живы и эстетичны, что ими просто можно любоваться, не зная, да и не желая знать их технических параметров… А запуск космических кораблей Вам не приходилось снимать?
- А кто меня туда пустит?
- Теперь я. Мне кажется, что Вы не только увидите, но и почувствуете поэзию настоящей космонавтики.
- Георгий Иванович, мне иногда трудно попасть даже и на аваисалоны.
- Здесь без проблем. Я прямо сейчас выпишу Вам удостоверение внештатного фотокора «Полет». Да… Все Ваши снимки я беру в портфель редакции. Что-то напечатаем, что-то нет. Естественно за публикацию выпишем гонорар. По-стараюсь по максимуму. Так что, творческих Вам успехов. За приглашение в цирк спасибо. Как-нибудь в ближайшие дни выберемся с женой.
- Жаль, что не сегодня. У нас сегодня последнее выступление в этот приезд в Москву.
- Ничего. Постараюсь и Вас увидеть. Приедете, звоните. Обязательно.
Володя встал с кресла, попрощался с Пшенкиным и тут только увидел Сергея.
- Привет, Сережа. Если ты недолго, то я тебя подожду.
- Я только материал отдам Георию Ивановичу.
Сергей передал статью, распрощался с космонавтом и вышел в вестибюль, где ждал его Володя.
- Ну, ты даешь, Ходок. Я даже и подозревать не мог в тебе подобных талантов.
- Да какие там таланты. Еще в Японии на всю валюту, ребята кое-что добавили, купил дорогущую камеру «Никон». Черт его знает, зачем. Целый год мне за огромные деньги инструкцию переводили с японского. Потом случайно попал на авиасалон в Жуковском. И поехало.
- Я помню ты еще в школе начинал ходить в фотокружок, который директор вел.
- Он меня породил, он меня и убил.
- Как это?
- Он мои фотографии хвалил-хвалил, а потом взял и выгнал из кружка.
- А ты вспомни, как ты учился. Неуспевающих тогда в кружки не брали. Или заставляли их подтягиваться.
- Да ладно. Не будем о грустном.
- Володя, почему самолеты, а не, скажем…
- Молчи. Ты бы полежал на арене каждый вечер!
- Да, но так лежать, как лежишь ты, не может никто в мире.
- Подумаешь. Мне что-то другое надо.
- А что?
- Вот кому я завидую. Волжанским. Видел их номер «Прометей»?
- Видел.
- Помнишь? Раз!.. Полет… И под куполом цирка!
- Представляешь ли ты себе, что человек может летать только в цирке, а я лежу, как дурак на арене.
- Зато ты сохранил уникальный номер.
- Да уж. Что есть, то есть. И буду держать его, пока сил хватит.
- А потом?
- Что ты пристаешь ко мне со своим «потом». Не думаю я об этом. Хоть в акро-баты на подкидных досках. Так что вылечу я из цирка в самом прямом смысле кажется. По-моему, Серый, только сейчас ко мне, лежащему на арене, и при-шло чувство полета.
- Володя, мне очень не хочется с тобой расставаться, но у меня через два часа поезд, и мне надо собраться.
- Да сдай ты свой билет, и вечером заваливаемся в Никифоровичем в «Прагу».
- Честное слово, не могу.
- Ну что ж. До свидания. Надеюсь ненадолго. В случае чего, о моих передвиже-ниях узнаешь в конторе «Союзгосцирка» на Пушечной.
- Ладно. Пока.
И они расстались.


Прошло еще много-много лет, и Сергей потерял уже всякую надежду когда-нибудь увидеть Володю. Он никогда больше не встречал его имени на афишах и не слышал о братьях Милягиных ни слова. Номер очевидно распался. Как-то заходил и в «Союзгос-цирк» поинтересоваться судьбой артиста Владимира Ходокова. Нашли его карточку в картотеке. Братья Милягины провыступали после того свидания еще пару лет. Володя не-долго проработал с акробатами на подкидных досках с братьями Радунскими… Дальше его след терялся. Примерно лет пятнадцать о нем никто и ничего не слушал.
Исчез Володька. И наверное навсегда.
Сергей уже серьезно подумывал о пенсии. Осточертело выполнять редакционные за-дания. Хотелось писать о ком хотелось, а не о том, о ком прикажут. Но к сожалению, деньги в стране, которая вновь стала называться Россией, никто не отменял и похоже не собирался. За все эти долгие годы Сергея зачем-то потянуло в маленький поселок, где он когда-то кончил школу. Взял и поехал. Разумеется, что никаких знакомых там он не наме-ревался встретить. Просто он вновь захотел увидеть место, где прошло его детство.
Он неплохо устроился в двухэтажной деревянной гостинице с буфетом. Приятно, что в крохотном отеле есть водопровод и канализация. Чего тут не жить.
Он вышел на улицу и, несмотря на с детства вдолбленный в его голову научный и ненаучный атеизм, ему чуть ли не впервые в жизни захотелось перекреститься. Навстречу ему шел элегантнейший из элегантнейших, этакий плейбой на пенсии, Володька Ходаков. В жутко широкополой шляпе, кожаном укороченном пальто, из-под которого виднелись темные расклешенные брюки с крупными вышитыми цветами. На ногах у него были ка-кие-то шузы на толстой платформе. На лице у Ходока, правда залег ряд морщин, но вид у него был что ни на есть клевый.
«Интересно, а как я выгляжу в его глазах?», - подумал Сергей и решил не призна-ваться.
Рядом с Володькой шла относительно молодая женщина, прикид которой казался не-сколько менее вызывающим.
Сергей поравнялся с парочкой, сделал равнодушный вид и якобы намеревался прой-ти мимо.
Не вышло.
- Серый? – тихо и почти вопросительно проговорил Володя.
- Я. Куда же ты, Володька, пропал?
- Никуда. Как ушел с арены, так и приехал домой. Папа с мамой оставили мне двухкомнатную квартиру в пятиэтажке. Вот я здесь и прописался. Уже больше десяти лет.
- Жена? – почти прошептал Сергей Володьке на ухо.
- Герла, - так ответил ему Ходок.
- Наташа, - дама протянула Сергею руку.
- Сергей.
- Ну, старичок, надо куда-то пойти отметить встречу. Есть два места. Одно из них – ресторан «Трюм», но туда с девушками не спускаются. Они там в меню расписаны. А у нас с собой прихвачена. Хорошее кафе когда-то «Паритет» было. Сейчас правда забегаловка конечно, но туда можно с собой прихватить.
- Ты меня совсем запутал. Кого? Что?
- Бутылку.
- Прихватим.
- Да, и вполне возможно, что нам повезет… Помнишь рыбные котлеты нашего детства? Так вот, если сегодня работает Елизавета Егоровна, я попрошу ее со-орудить.
- А если нет?
- А если нет, то придется есть то, что разогреют в микроволновке.
По пути они зашли в магазин и купили бутылку. Конечно водки. По такому случаю.
В кафе Сергей с Наташей сели за столик, а Володя сразу пошел к окну раздачи.
- Елизавета Егоровна, какое счастье Вас видеть в этом чудном ресторане. А ко мне друг приехал. Одноклассник. Так что, Ваши фирменные.
- Об чем речь, Володечка. Фарш я уже приготовила. Так что, без проблем. Возьмите пока салатики какие-нибудь, да рыбки красной, а там и котлетки поджарятся.
- Натаха, тебе сухого взять?
- Взять.
Володька заставил стол закусками, принес Наташе бокал вина, достал бутылку, от-винтил пробку и налил грамм по сто. Бутылку в лучших советских общепитовских тради-циях убрал, что бы ее не было видно.
- Володя, а как ты ушел из цирка?
- Как и предполагал. Вылетел. После того как братья, мои дорогие Милягины, распались, я немного поработал с Радунскими. Попрыгал на подкидных. Сам не знаю почему, но отношение с новым цирковым начальством у меня не сло-жились, и мне настолько все осточертело, что на последнем своем выступле-нии я прыгнул, полетел в директорскую ложу и плюхнулся рядом с директо-ром. На следующий день я был уволен, и мне предложили оформить пенсию, что я и сделал. Ну… и приехал домой. Вот и все. Вздрогнем!
Вздрогнули.
Наташа молча и восхищенно слушала Володю.
Сергей подумал: «Какая чудная женщина. Ненавязчивая. Вроде и любит его безза-ветно. А он ее? Как то непонятно».
- Иван Яковлевич жив-здоров?
Наташа подала голос:
- Володя, расскажи, расскажи. Это было так здорово!
- Года два назад умер. Я заходил к нему пару раз в гости. А первая встреча была такая. Иду по улице. Только приехал. Навстречу Керя. Постарел конечно, но еще вполне. Походка еще больше боцманской стала. Этакий «моряк вразва-лочку сошел на берег». Идет и говори: «Вижу Володя, что капитаном ты не стал. А кем же?». А я его спрашиваю: «Куда Вы идете, Иван Яковлевич?». «В магазин». «Держите». И подаю ему свою шляпу. А сам на руках, немножко в раскачку ногами, ну, как Керя ходит, шлеп-шлеп, вместе с ним по мосткам те-совым вдоль деревни. Все руки потом в занозах были. Понял и говорит: «Я тебе это и предрекал. Ты доволен?».
Володя замолчал, потом пошел к окошечку и принес котлеты, которые, как справед-ливо выразился один классик, ну, прямо, как счастливое детство.
Сергей повторил вопрос Ивана Яковлевича:
- Ты доволен?
- Не знаю… Если бы знать.
- По-моему, пора выпить за даму. За Вас, Наташа… А Пшенкин?
- Что Пшенкин? Журнала «Полет» давно уже нет. Пшенкин так же меня хвалит. Иногда просит прислать фотографии. Публикует, примерно раз в два года. А у меня сейчас скопилась, наверное, самая полная самолетная коллекция в Рос-сии. Никому это сейчас не нужно.
- На авиасалоны ездишь?
- Иногда. Когда денег поднакоплю.
- Как же ты, пенсионер, ухитряешься их накопить?
- Грибы и ягоды в августе-сентябре сдаю. Иногда, впрочем редко, и рыбу на продажу ловлю. Сам знаешь, что на одну пенсию не проживешь.
- Сергей, Володя ведь мемуары начал писать о цирке.
- Ну мемуары не мемуары, а скорее всего нечто вроде повести. В мемуарах вро-де бы привирать нельзя, а в повести можно.
- Разве?
- Ну чуть-чуть-то можно. У меня тут даже небольшая библиотечка по цирку об-разовалась. Все что выходит, стараюсь выписывать.
- Володя всю нашу районную библиотеку прочитал, - вставила Наташа.
- Всю не всю, а кто такой Долохов был, теперь знаю.
- Ну, и кто?
- Про Долохова не скажу, а про себя могу сказать. Дурак был. Хотя как ска-зать…
Наташа на некоторое время вышла. Володя снова налил по сто.
- Натаха курит, а я так и не научился… Раду помнишь?
- Незабываемая девушка.
- Разыскала меня. Уж не знаю как. Прошлый год в гости пригласила в Киев. На-тахе сказал, что на авиасалон еду.
- Доволен, что съездил?
- Серый, как я могу быть доволен! Рада уже бабушка. Здоровенная такая хох-лушка. Муж крупный чиновник. Как-то остались мы с ней вдвоем, она припа-ла ко мне на плечо и говорит: «Володька, ты Володька, ну почему ты не сде-лал со мной совместный номер?». И в слезы. Все плечо мне вымочила.
- Рада такая же улыбчивая?
- Ты что! Серьезнейшая тетка. Только когда встретились, рот был до ушей… Потом закрылся.
Вернулась Наташа. Володя еще принес бокал вина и стоя провозгласил тост:
- За милых дам!
Мужчины встали, чокнулись с Наташей, вспомнили каждый свое, и в этом своем, хочешь не хочешь, а присутствовала и Наташа.
Из раздаточного окна высунулась Елизавета Егоровна:
- Володечка, съешьте еще по котлетке!
- С удовольствием.
- Сейчас пожарю.
- Сергей почувствовал во всем теле приятную теплоту, разлившуюся от прият-ного сидения в «Паритете» с Володей и Наташей. Он порадовался за Володю: «Вроде бы хорошая женщина ему попалась».
- Сережа, завтра обязательно приходи ко мне в гости. Вот номер телефона. Я тебе почитаю что-нибудь из своей повестушки.
- Хорошо.
Друзья допили водку, съели еще по котлете и разошлись. Сергей почувствовал, что ему необходимо отдохнуть.
Назавтра он позвонил Володе и вечером направился в гости. Зайдя в подъезд, он уви-дел замечательную картину. Он уже чуточку познакомился с Володькиной подругой и особо не удивился бы, увидев ее, в подъезде у окна, под которым прямо кипела батарея, с сигаретой в зубах, в одном коротеньком халатике, надетом, похоже, прямо на голое тело. Удивила какая-то странная комфортность Натальиной неуютности. На подоконнике стоя-ли: хрустальная пепельница с несколькими тонкими коричневыми длинными окурками, круглый кофейник с остатками кофе и красивая чашка тонкого фарфора с крупным иерог-лифом, которую циркач привез из каких-то своих давних гастролей. Может даже и из са-мого Китая. Зад Натахи покоился на изящном стуле с резной гнутой спинкой. Сама же На-таша проливала горючие слезы. Если бы не эти слезы, то Сергей подумал бы: «Хорошо, но как-то странно устроилась девица. Прямо цирк какой-то. А что еще от них с Володькой ожидать». Но он ничего такого не подумал, а просто сказал:
- Привет, Наталья.
- Здравствуйте, - и подняла на него свои лучистые глаза в цветных подтеках.
Похоже, капитально накрасилась девушка, и все насмарку.
- Это Вы звонили ему минут пятнадцать назад.
- Я. А что?
- Вы что будете делать с ним совместный номер?
- Не понимаю. Какой номер? Ничего не понимаю.
- Он мне сказал, что сейчас придете Вы, а со мной совместный номер у него, похоже, не получится. И чтобы я Вам с ним не мешала и не совала свой нос в ваши разговоры.
- Вот ведь сволочь какая. Пошли обратно. Забирай свои вещички. Стул я возь-му. Будет у вас с этим придурком совместный номер. Обязательно будет!
Они поднялись на лестничную площадку, и он нажал кнопку звонка. Володька от-крыл дверь и чуть посторонился. Видно было, что он в хорошем настроении. Он пожал руку Сергею и присосался к Наталье:
- Натаха, ну вот такое я говно. Не сердись, маленькая.
За спиной у Володьки во всю стену глянцево блестел баннер с полуобнаженной воз-душной гимнасткой на трапеции во весь рост, с улыбкой до ушей. Девушка чем-то слегка напоминала Наташу, но была гораздо выше ее ростом, да, и пожалуй, чуточку покрасивее и помоложе.
А может это просто фотография так была увеличена и отретуширована.



о.Кижи,
июнь, 2007