Как организовано художественное произведение?

Как организовано художественное произведение?

Почему одни произведения становятся достоянием мировой литературы, входят в «золотой» фонд национальной культуры, а другие никогда даже не будут опубликованы? Почему, читая одно стихотворение, мы понимаем, что хотел сказать автор, стоит только поразмыслить над текстом, а другое стихотворение кажется нам беспредметным, непонятным, чужим, бессмысленным? Ответы на эти вопросы можно было бы не давать, сославшись на то обстоятельство, что, дескать, есть хорошие и плохие авторы. Но не хотите ли вы сказать, что всякий «хороший» автор не думает, что он пишет, что у него как-то само получается, по велению Его Высочества Музы? Разумеется, личность автора несёт на произведениях неповторимую печать индивидуального стиля, однако трудно поспорить с тем тезисом, что научиться писать хорошие произведения тоже можно. Конечно, если вы думающий, фантазирующий, начитанный или хотя бы наблюдающий человек. В данной статье я обращаюсь к простому вопросу: как писать произведения словесного искусства (примеры будут взяты только из поэзии), тем самым мы определим те критерии, по которым можно судить о том, заслуживает ли произведение того, чтобы его отнесли к литературе.
Поставим себя на место поэта. Представили? Хорошо. Что вас заставит написать стихотворение? Чаще всего какие-либо эмоциональные переживания, то, что волнует или тревожит вас до глубины души. Сытый, всем довольный, счастливый человек, ничего не желающий более изменить в жизни, никогда стихи писать не будет. Давно замечено, что поэзия – это мир человеческих ценностей. Трудно себе представить произведение, посвящённое тому, как вкусно кушать шашлык, к примеру. Такое стихотворение могло бы выглядеть так:

Люблю я пообедать шашлыком:
Приятно после сна пожарить мяса,
Нарезать свежо пахнущий батон
И трапезе с желанием предаться.
Друзья, давайте есть, что мир нам дарит,
Неважно кто ты: финн иль большевик…
Смотри: нам стол готов, бокал уж налит, -
Приди и съешь зажаренный в огне шашлык!

Такое стихотворение вызывает улыбку, но не более. Оно никогда не попадёт на страницы учебников для изучения, а автор его не будет знаком не то что дальним потомкам, но и соседям по лестничной площадке. Почему? Да потому что в той культуре, в которой мы выросли, шашлык не является ценностью, о нём не говорят как о чём-то настолько важном в жизни человека как такового. Итак, первое, что надо запомнить: в стихотворении должно быть что-то, что является важным для большого количества людей, желательно – духовная ценность или производная от неё.
Но указать на причину, повод для написания произведения – это полдела. Надо чётко понимать, зачем, для чего мы создаём свой текст. Какова ваша цель в процессе создания произведения? Ответ тут может быть только один: сообщить нечто другим (если вы, конечно, не пишете «в стол», исключительно для себя). Сообщить что? По всей вероятности то, что вы понимаете/чувствуете, то, что значительно отличается от восприятия другими. Я знал одного человека, для которого мать была воплощением ужаса, самым низким существом на свете (она была проституткой). Но для большинства людей мать понимают и видят совсем по-другому. Для них мать – это женщина, давшая жизнь, любимы родной человек, желающий и делающий только хорошее для своего чада. Так вот для моего знакомого целью написания стихотворения было донести до читателя констатацию того, что мать может быть человеком, несущим зло для своего ребёнка. Это так необычно для обывателя, что он как бы открывает для себя мир, начинает смотреть на вещи под другим углом. Обобщая всё сказанное, отметим одно: создающий художественное произведение осознаёт противоречие между своим видением чего-то и обывательским видением (видением большинства) того же самого. Не зря поэзию называют наиболее субъективной из всех других литературных родов. Выражение позиции автора – всегда диалог с усреднённым обывателем с точки зрения идеала автора. Поэт как бы навязывает (явно или скрыто) свою точку зрения. Для него как поэта движущей силой является именно противоречие между данным и должным. Иначе говоря, автор «говорит» в стихотворении примерно следующим образом: все думают так, а я вот так, все видят в этом одно, а я вижу в этом другое и т.п. Но стихотворения потому и являются произведениями словесного искусства, что в них одними словами говорится о другом, происходит это благодаря тому, что есть в тексте языковые единицы, которые соотносятся друг с другом, в результате чего предмет изображения (то главное, о чём автор говорит) в начале стихотворения и в конце – суть разные вещи.
Поэзия является наиболее приемлемой формой воздействия на сознание читателя, то есть то, что вы заложите в стихотворении, какой-то определённый взгляд вещи, будет усвоен читающим вплоть до такого уровня, когда содержание стихотворения, а точнее его главный смысл, станет убеждением того, кто прочитал текст. Иначе говоря, нужно организовать стихотворение так, чтобы оно максимально эффективно воздействовало на сознание. И здесь мало просто избрать стихотворную форму. Приведу в пример стихотворение А.С.Пушкина.

Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
Что в нём? Забытое давно
В волненьях новых безмятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я…

В стихотворении автор говорит об имени. Первая часть текста (исходная) – это всегда выражение обывательского взгляда на предмет изображения, в нашем случае – на имя как таковое. Есть мнение (и оно достаточно распространено), якобы имя никак не связано с человеком, оно абсолютно произвольно даётся человеку и никак не влияет на его жизнь. Автор стихотворения сначала даёт нам взгляд именно такой: имя – это пустой звук (первые четыре строки), имя – это непонятная надпись (следующие четыре строки), имя – это то, что не заставляет людей помнить (9-12 строки). Но последняя строфа составляет основную часть текста, где выражено авторское отношение к предмету изображения – имени. Итак, для Пушкина имя – это и есть человек. Это и есть новый образный смысл, ради которого создано произведение. Здесь обыденное мнение скептиков противопоставлено авторскому.
Важно понимать, что такие вопросы, как поиск изобразительных средств (метафор, метонимий, синекдох и пр.) или стихотворный размер – вторичные вещи. Они работают на то, чтобы выразить главный смысл. Иначе говоря, у любого текста есть острие и рукоять: первым в пушкинском стихотворении является тезис «имя есть я сам», а всё остальное – это, условно говоря, средство доставки идеи до читателя, тем не менее необходимые элементы. Итак, любой текст словесного искусства состоит их двух подсистем (частей): 1) исходной, где изображается обыденный взгляд на что-либо и 2) основной, где выражено авторское видение того же предмета. Покрывают это всё технические вещи (грамматика, изобразительные средства, ритмика и т.д.).
Наш текст (о шашлыке) не поддаётся подобному анализу. В стихотворении есть только предмет изображения (шашлык) и ничего более. С таким же успехом можно было повесить билл-борды с призывом «Ешьте шашлык!», а не заниматься стихоплётством.
Важно видеть то, какие языковые единицы соотносятся между собой в исходной и основной частях, то если каким образом происходит переосмысление предмета изображения в авторском сознании.
Обратимся к разбору стихотворения О.Мандельштама.

Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.

Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.

Петербург! Я ещё не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня есть ещё адреса,
По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.

Данный текст достаточно сложен для интерпретации, поскольку автор прибегает к целому ряду иносказательных приёмов, что затрудняет определение фактуальной информации произведения уже на первом этапе анализа.
Ситуация, когда человек возвращается домой и понимает, что там ему грозит смертельная опасность, но ничего не делает, чтобы спастись, - абсурдна, потому что противоречит здравому смыслу. Почему же герой оказывается в столь странном положении, сознательно идёт на этот шаг?
Исходной частью данного произведения являются первая, четвертая и пятая строфы. Все языковые единицы находятся здесь в позиции, реализующей то, как факт действительности отражается в обыденном сознании. Рассмотрим более детально эту часть текста. Начинается стихотворение с констатации факта возвращения героя: автор выражает своё отношение к этому городу при помощи таких языковых единиц, как «мой город» (то есть «такой, к которому я принадлежу, частью которого я являюсь»; МАС, т. 2, с. 288, мой4), «знакомый до слёз» (такой, который вызывает у меня «глубокие душевные переживания»; МАС, т. 4, с. 134, слеза1), «до прожилок» (прожилка1 – «полоска тонкой прослойки чего-л. в камне, металле, дереве и т.п.»; МАС, т. 3, с. 485), «до детских припухлых желёз» (перифраз – назван признак процесса взросления). Обращает на себя внимание то, что этот ряд, восходящий к устойчивому выражению «обидно до слёз», выполняет здесь функцию усиления. Данный контекст актуализирует сему ‘положительное отношение’ в семантической структуре единицы «мой город».
Таким образом, герой вернулся в родной город, который очень хорошо знает, потому что вырос в нём, и испытывает при этом высшую степень взволнованности.
В четвёртой и пятой строфах герой обращается к городу («Петербург!») и говорит о том, что «ещё не хочет умирать» (то есть он не желает исчезнуть физически, «перестать жить»; МАС, т. 4, с. 491; умереть1), при этом называются две основные причины, указывающих на невозможность смерти: во-первых, герой ещё является частью города, принадлежит ему («У тебя телефонов моих номера…»); во-вторых, у героя здесь ещё есть какие-то дела («У меня есть ещё адреса, По которым найду мертвецов голоса…»; голос5 – «веление, зов како-л. внутреннего чувства, инстинкта, убеждения»; МАС, т. 1, с. 327). То есть герой вернулся в родной город, преисполненный желанием жить и с намерением сделать нечто, и даже смерть других («мертвецов голоса») не может остановить его. Очень важно при этом отметить, что даже после того, как герою открылась правда о месте, куда он вернулся, он всё равно продолжает относиться к городу именно как к «своему», как к Петербургу.
Следовательно, предметом изображения в данном произведении является родной город. Стержневой элемент исходной части - языковые средства, называющие и описывающие отношение героя к месту возвращения («мой город», «знакомый до слёз», «[знакомый] до прожилок», «[знакомый] до детских припухлых желёз», «Петербург», «телефонов моих номера», «адреса, по который найду мертвецов голоса»).
Основную часть текста составляют вторая, третья, шестая и седьмая строфы. Две первые из них написаны от некоего третьего лица, императивы которого адресованы герою. Важно понимать, что эта часть текста всецело подчинена исходной, соотносится с языковыми единицами, эксплицирующими образ месте возвращения. В этой части при помощи иронии выражается угроза: синтаксическая конструкция «…вернулся сюда, так…» имеет значение беспрекословного подчинения, навязывания типа поведения, не могущего быть другим, то есть объективного факта. Следовательно, возвращение героя влечёт за собой вполне конкретные вещи. Какие? Во второй и третьей строфах говорится о том, что непременно должен сделать герой, потому что он вернулся в родной город; именно здесь открывается истинная характеристика места, «моего города»; при этом для описания нового образа родного города, автор прибегает к самоиронии, граничащей с насмешкой, используя образы из детства («рыбий жир», «декабрьский денёк», «желток») для актуализации признака ‘предвещающий беду, несчастье’ в структуре стержневого элемента. Таким образом, герою в высшей степени неприятно («глотай… рыбий жир…») узнавать (то есть «испытывать, познавать, понимать до конца») в родном городе то, что грозит ему чем-либо нехорошим, предвещающим зло. Соотнесённость значений этих языковых единиц с фрагментом исходной части («Я ещё не хочу умирать!») позволяет сделать следующий вывод: то, что узнал герой о «своём городе», то, что ему открылось по прибытии, он воспринимает как смертельная угроза, то есть обстоятельства, могущие лишить его жизни.
Последние две строфы выполняют в тексте функцию описания ужаса ожидания смерти, исполненного под повествование о том, как живёт в родном городе герой, точнее – чем стал для него город. Тайная жизнь (чёрная лестница – «неглавный, задний»; перен. «действовать в обход законных путей»; Ожегов, Шведова) представляется автору как мучительное ожидание внезапной смерти («и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок…»), как ожидание казни («И всю ночь напролёт жду гостей дорогих…»; «кандалы цепочек дверных» - метафора, построенная на основе сходства по форме: кандалы0 – «железные кольца, скреплённые между собой цепями, надевавшиеся на ноги и руки заключённых (в дореволюционной России и некоторых других странах»; МАС, т. 2, с. 25-26). Если в исходной части произведения в структуре стрежневого элемента был актуализирован семантический признак ‘положительное отношение’, то здесь – признак ‘предвещающий смерть’. Только после сопоставления исходной и основной частей возможно определение конфликта произведения, заключающегося в том, что герой хочет жить, но ожидает смерть. На первый взгляд, конфликт кажется абсурдным, но, ответив на вопрос, почему он возникает, мы выразим идею стихотворения. Итак, герой становится узником города именно потому, что он относится к городу как к «своему», как к Петербургу, но не как к городу, грозящему смертью, не как к Ленинграду (хотя он понимает это). Появление нового образного содержания происходит благодаря соотнесённости языковых единиц, при помощи которых выражается отношение героя к городу в исходной и основной частях, а также заменой признака, о котором сказано выше. Соотносятся друг с другом следующие языковые единицы: «мой город», «знакомый до слёз», «[знакомый] до прожилок», «[знакомый] до детских припухлых желёз», «Петербург», «телефонов моих номера», «адреса, по который найду мертвецов голоса» - «ленинградские речные фонари», «рыбий жир», «зловещий дёготь», «чёрная лестница», «вырванный с мясом звонок, [который] ударяет в висок», «кандалы цепочек дверных».
Другой пример – стихотворение из школьной программы В.Брюсова «Юному поэту».

Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее – область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.

Юноша бледный со взором смущённым!
Если ты примешь мои три завета,
Молча паду я бойцом побеждённым,
Зная, что в мире оставлю поэта.

Данное стихотворение не составляет особой трудности в интерпретации, так как в нём отношение автора к изображаемому факту действительности выражено достаточно ясно, отчётливо. Итак, стихотворение называется «Юному поэту», что означает некое послание потомкам автора, занимающимся или пробующим создавать поэтические произведения. В первой строфе лирический герой Брюсова обращается к мыслимому юному поэту («Юноша бледный со взором горящим…»), уже проанализировав значение этой фразы, становится понятным, как автор относится к потомку: бледный1 – «без румянца, лишённый естественной окраски (о цвете лица); бледный2 – «слабо окрашенный, неяркий»; бледный3 перен. – невыразительный, лишённый яркости (о языке, стиле и т.п.) (МАС); гореть5 – «быть охваченным каким-л. сильным чувством, со страстью отдаваться чему-л. (какому-л. чувству, делу). Как представляется, в тексте неважным становится, в каком из значений употреблено слово «бледный», поскольку в тексте актуализируется сема ‘лишённый чего-л.’, но одновременно говорится, что юноша со страстью желает заниматься именно поэзией, что позволило автору обратиться к нему как к поэту. Далее лирический герой даёт юноше три завета (завет1 высок. – «наказ, наставлением, завещание, данные последователям или потомкам»), то есть те наставления, правила, принципы, следуя которым, он сможет стать настоящим поэтом. Первый завет – «не живи настоящим, Только грядущее – область поэта…», то есть настоящий поэт должен писать только о будущем. Второй завет – «…никому не сочувствуй, Сам же себя полюби беспредельно…», то есть не «относиться с участием, состраданием к горю, переживаниям кого-л.» (сочувствовать1, МАС), но уделять внимание только к себе, к своим чувствам и переживаниям. И третий – «…поклоняйся искусству, Только ему, безраздумно, бесцельно…», то есть чтить «как божество, как высшую силу» (поклоняться1, МАС, т. 3, с. 247), не задумываясь о своих намерениях и личной выгоде. В последней строфе автор снова обращается к потомку, но уже несколько по-другому: «Юноша бледный со взором смущённым!» Следовательно, герой считает, что данные три завета должны смутить юного поэта, «нарушить спокойствие… вызвать смятение, волнение, тревогу» (смутить1, МАС, т. 3, с. 159-160). И далее автор заканчивает послание заявив, что после него останется настоящий поэт лишь в том случае, если потомок примет три завета, более того, лирический герой окажется в таком случае побеждённым.
Исходную часть текста составляют первые две строки первой строфы и последние три строки последней строфы, в это части текста предметом изображения является факт передачи мудрости от одного поколения к другому (другим), причём с надеждой наставника о выполнении потомком трёх заветов. Основную часть произведения составляет та часть текста, в которой предметом изображения является то, что означает поэт в авторском сознании. Это строфы, раскрывающие содержание трёх заветов и последнее обращение к потомку, желающему стать поэтом. Таким образом, лирический герой выражает уверенность в том, что никто из потомков не сможет принять три завета как такие, которые станут их своеобразным «кодексом творца». Следовательно, происходит семантический сдвиг в языковой единице «поэт»; смысловая структура этой единицы претерпевает изменения, что обусловлено соотнесённостью языковых единиц в исходной и основной частях текста, как то: «юноша бледный со взором горящим», «поэт», «юноша бледный со взором смущённым», «боец побеждённый». Отсюда следует вывод о том, что, в понимании Брюсова, быть поэтом – это постоянная, непрекращающаяся борьба, соревнование, стремление к поэту, но невозможность достичь этого состояния.
Последний пример – моё собственное стихотворение «Изменница».

Три дня с изменницей я говорил,
Всё разбирал, в чём трудность, в чём причина,
И если б не влюблён был, то казнил -
На гильотине бы вспорол её личину.
Но на мгновение не деву я узрел:
Гиена распласталась подле одра,
Слюною окропляя наших стел
Ряды, запечатлённые в узорах.

И озарило то видение меня, -
Приняв свой гнев за пыл любовный к деве,
Я вновь старался обрести тебя,
Себя теряя в приобщеньи к зверю.
 
Стихотворение чётко поделено на две части: первая строфа – это исходная часть, в ней представлено то, как обычно люди реагируют на измену любимых (пытаются разобраться в причинах, их терзают крайности: от желания убить до того, чтобы души не чаять в человеке в желании убедить себя в сильных чувствах вопреки всему, видят в изменнице нечто ужасное и т.д.). Однако в основной части текста выражено неожиданное видение предмета изображения – изменницы. Она есть зверь, а герой ошибся в своих поползновениях наладить отношения, разобраться в причинах измены. Таким образом, смысл данного стихотворения («нельзя любить изменницу») обеспечивается соотнесённостью следующих языковых единиц исходной и основной частей: «изменница – дева – гиена – зверь», «всё разбирал… - старался обрести – приняв свой гнев… - приобщенье к зверю». Пафос стихотворения очевиден: нельзя любить изменницу, потому что для вас она уже никогда не будет такой, какой была ранее, до измены. Более того, теперь она для человека – погибель.
Многие из упомянутых здесь методик уже разработаны лингвистами и активно используются в крымских вузах. Хочется надеяться, что изложенные здесь мысли помогут людям писать стихи и понимать смысл других стихов.


Рецензии
Роман, если бы ты только видел, какую большую рецу я насочиняла на твою статью! Но ни один из компов в электронном зале не захотел общаться с моей флешкой (((. А я, ко всему прочему, ещё и рассказик новый написала, хотела в анонсы разместить(((. Короче, не знаю, что делать... Пойду плакать ))) Жди с рецей на днях

Надежда Волкова   10.10.2007 10:44     Заявить о нарушении
Фуф, получилось!!! Копирую без изменений.


Это опять я, со своей неравнодушной лептой ))). Спорить не буду, лишь поделюсь мыслями.

"Что вас заставит написать стихотворение? Чаще всего какие-либо эмоциональные переживания, то, что волнует или тревожит вас до глубины души."
Всех авторов - не важно, прозу они пишут или стихи - можно отнести к одной из двух категорий. Первые пишут как раз то, что отмечено тобой (с непривычки, конечно, сначала написала "Вами"). Т.е. для них творчество - это отражение жизненных событий. Вторые же, наоборот, преимущественно пишут о том, что не имеет к ним никакого отношения. Т.е. для них творчество - это полёт фантазии. Так вот. Первым гораздо проще следовать каким-либо методикам "написания шедевров", проще "влить" замысел в нужную форму. Вторым это не так-то легко сделать, потому что при любом вмешательстве творение всё больше отдаляется от задуманного автором. Не знаю, правда, понимаешь ли ты, к чему я клоню ))). Если начать подгонять такое творение под определённые стандарты, воротить сюжет и изощряться в описаниях - возможно, оно окажется пригляднее для читателя. Но для автора станет пустым местом. В нём не останется души, и всё просто-напросто развалится!

"Надо чётко понимать, зачем, для чего мы создаём свой текст. Какова ваша цель в процессе создания произведения?"
Да, очень важно, - каковы цели автора и для кого он пишет? Хочет он угодить читателю, или оторваться мыслями от всего и создать "что-то" - пусть не идеальное с точки зрения мастерства; зато настоящее, живое. Это как рождение ребёнка. Ты не говоришь: "Он должен стать высок, кареглаз и непременно выучить 5 языков!". Ты любишь его таким, какой он есть, потому что он твой. Чем загадывать, "а чего от меня ждут потенциальные читатели?", лучше вслушаться в собственные мысли. Если в первом случае появится ширпотреб, то во втором - возможно всё!

"Сытый, всем довольный, счастливый человек, ничего не желающий более изменить в жизни, никогда стихи писать не будет." - А вот тут мне вспоминается мудрый Асадов:
Чем у раковин чаще дела плохи,
Тем у жемчуга больше тепла и света.
Чем труднее и горше судьба поэта,
Тем мудрее и ярче его стихи.
Действительно, если человека ничего не заботит - он вряд ли сможет над чем-то призадуматься.

"+трудно поспорить с тем тезисом, что научиться писать хорошие произведения тоже можно".
Если уж говорить о восприятии автора читателями, и хорошие у него произведения или так себе, стоит задаться вопросом: а что для читателя "хорошее произведение"? Где и сюжет, и изложение - всё на высоте? Но такое бывает нечасто. Тогда какое из двух произведений лучше: с блестящим замыслом, но написанное абы как; или пресное, но потрясающе оформленное? Кого из авторов легче "перевоспитать"? Кому из них твоя статья окажется полезнее? Полагаю, проще собрать этих двух вместе, чтобы один придумывал, а другой записывал - и тогда родится шедевр! )))

Хех, из этой рецы уже можно вылепить полноценную статью, а я ещё не всё сказала )))

"Хочется надеяться, что изложенные здесь мысли помогут людям+ понимать смысл других стихов".
Опять же, что значит "понять смысл стихотворения"? Ну да, если покопаться, то можно с определённой долей достоверности выяснить, что хотел сказать автор. Но нет никакой гарантии, что если ты поймёшь суть стихотворения, то оно тебе понравится! (Цель-то у чтения какая: получать удовольствие от прочитанного). Так что, я думаю, не всё поддаётся чёткой систематизации. Бывает, к "шедевру" ноль эмоций, а что-нибудь простенькое и не совсем логичное окажется "созвучным" читателю и западёт в душу.

Ну, теперь вроде бы всё!!!
Не прощаюсь,

Надежда Волкова   10.10.2007 11:05   Заявить о нарушении
Надежда, привет. Развёрнутая у тебя получилась рецка, за что отдельное спасибо. Отмечу то, что бросилось в глаза в первую очередь. 1. Вот ты разделила людей на тех, которые пишут исходя из своего опыта, и тех, кто "ведомый фантазией бурной". А что, спрашиваю я, фантазия - это не раскрытие личности, не музыкальный инструмент его ценностной системы? Каждый текст субъективен, как научный, так и художественный. 2. "Хорошее произведение" для меня это как вкусное блюдо. Проблема только в том, что кто-то не любит китайской кухни, а предпочитает украинскую. Кому-то приятнее читать в изяществах литературных тропов о революции, а кому-то приятнее о взаимоотношениях между любимыми. Тут дело вкуса. Но в каждое блюдо должно быть приготовлено мастером, шеф-поваром, который знает в этом толк. Вывод: научиться писать хорошие стихи можно, просто нужно учиться. А гениев слишком мало, чтобы им пытаться подражать, тем более, что подчас чушь выходит.
Салют!

Роман Забашта   10.10.2007 12:36   Заявить о нарушении