Глухари над Петербургом

 ГЛУХАРИ НАД ПЕТЕРБУРГОМ
рассказ


Начальник «убойного» отдела Калининградского РУВД закрыл дверь кабинета на задвижку и, достав из сейфа початую бутылку «Столичной», вернулся к столу.
- Доставай стаканы, Володя.
- Спасибо, Андрей. Но я лучше чаю выпью, - я дружелюбно улыбнулся и, сняв с коленей «дипломат», поставил его рядом с расшатанным табуретом, на котором сидел. – Я ведь не пью. Ты же знаешь.
- Ну-ну. - Коноводов недовольно нахмурился. – Из мелкой посуды, небось, не пьешь? Или с ментом брезгуешь?
- Да что ты, Андрей! Дело не в этом, просто…
- Да ладно, Володька. Все ясно. И так тебя только Лукин терпит.
Я улыбнулся, вспоминая отповедь прокурора моим коллегам: «Отстаньте от Маркина. Претензий по работе к нему нет, а то, что не пьет – так это его проблемы. Нам больше достанется».
- Ладно уж. Давай, держи свой чай. - Андрей протянул мне пачку «Липтона». – Кипяток в банке, а сахар кончился. Не обессудьте уж, господин следователь.
- Обойдусь и без сладкого, - усмехнулся я. – Так что там по моему делу, господин начальник отдела?
Коноводов рассмеялся и налил себе первую стопку. Быстро выпил, не закусывая, и взглянул на меня мгновенно потяжелевшим взглядом.
- Глухарь это, Вовка. Железный глухарь.
- Ты уверен?
- Сам посуди. На труп следак не выезжал. Оформил участковый. Тот, конечно, повреждений не заметил. А как привезли в морг, ахнули - вся грудная клетка переломана. Я с экспертом базарил. Говорит: «Похоже, гирю с высоты человеческого роста на мужика бросали». А мужик на спине на полу валялся. Так что, аккурат, по грудине удар пришелся.
- А как же участковый ничего не заметил? – я искренне удивился.
- Участковый? – фыркнул Андрей. - Нашел тоже мне спеца. Да он и к трупу-то не подходил. Крови нет и ладно… А теперь-то что? Две недели, почитай, прошло с момента убийства, а дело только вчера возбудили. Кого тут искать? Покойник – ранее судимый, ханыга, постоянно собутыльники у него ошивались. Кто угодно мог замочить… Сейчас, небось, и не помнит, что другана завалил, - усмехнулся опер. – Проспался и забыл все… Вот бы и мне так. – Коноводов налил вторую стопку и залпом выпил.
- У тебя какие-то неприятности на работе? – Я озабоченно взглянул на опера.
Он лишь горько усмехнулся:
- Вся жизнь большая неприятность, а работа – всего лишь эпизод.
Начальник «убойного отдела» задумался, разглядывая в окно пейзаж помойки.
- Да-а-а, глухари, - протянул он через некоторое время. – Затрахали меня эти глухари. А особенно обидно, когда знаешь кто и как, а доказать не можешь, - он замолчал, потом поднял на меня красные от полопавшихся капилляров глаза. – А ведь и ты нам глухарь повесил, Вовка.
- Это когда же?
- А Воробьева помнишь? Твоя работа была.
- А-а, убийство пенсионера… Так это ж в 96-ом году было. Забыть уже надо.
- Вот видишь. Почти три года прошло, а мои пацаны помнят. Обиду на тебя держат. А ты даже выпить отказываешься…
- Да я же, Андрей…
- Да ладно. Молчи уж, - махнул рукой Коноводов. – Этот Воробьев жук еще тот был. Пять ходок за плечами. Крепкий, как камень. Мы его десять суток прессовали в ИВС, а он хоть бы хны. Потом еще как бомжа на 15 в распределитель. И все равно не раскололся. Спичек себе в вену напихал, чтобы заражение крови было, и его на больничку перевели… Он туда и вышел. Гаденыш… А мы же у него ложку изъяли.
- Так ведь на повторном обыске, Андрей, - я вспомнил потертую мельхиоровую ложечку из похищенного набора, которую вдова сразу же опознала.
- Ну и что? Получше поискали и нашли.
- В его же сумке получше поискали? – усмехнулся я. – Вот потому Лукин санкцию на арест и не дал.
- А-а, ладно! Что тут базарить. Бес толку все! – Коноводов махнул рукой и налил себе третью стопку. – По большому счету, глухарь в оперативной работе – дело привычное. Но случаются такие… Вот слушай, пока я пьяный, расскажу.
Поехали как-то три товарища купаться на карьер, у нас тут недалеко будет. Там типа пляж такой сделан. Лето жаркое. Выпили, конечно… Вернулись двое - Конев и Шабашкин, а Васин пропал.
- Как пропал? – удивился я.
- Обыкновенно. Говорят: пошел купаться и не вернулся… Да-а, такие дела. Привезли его вещи, кстати. Все, кроме трусов. Шабашкин, правда, вещи не сразу отдал. Дома у себя придержал пару дней. А когда родителям вернул, те смотрят: на вороте пятна какие-то. Вроде кровь застиранная. Понятное дело – сразу в милицию с заявлением об убийстве. Конева с Шабашкиным в ИВС, а рубашку на экспертизу. Биологи отвечают: «Кровь это, но такой малый след остался, что не видовую, не групповую принадлежность установить не можем. Может и не человеческая».
- А что задержанные?
- А ничего. Молчат, как немые. Не видели, не знаем. Драку отрицают. Убийство отрицают. О крови ничего не говорят… Такие вот дела. В глухом отказе, в общем.
- А вы-то работали с ними?
- Еще как работали, Вовчик. Еще как работали, - Коноводов понизил голос до шепота. – Одного душили пакетом и снимали на видео. Потом другому показывали: с тобой, мол, то же самое будет, но ни в какую. Шабашкин - то оказался ментовским дознавателем. Он сразу Коневу и сказал: говори, мол, что и я, тогда вырвемся. А будут расхождения – упекут по полной… В общем, промучились мы с ними десять дней и отпустили.
- А что озеро? Осматривали?
- То-то и оно, что нет. Дело ведь поручили твоему коллеге – Стаканову. А ты же помнишь Владимира Ивановича? Как он работал. Запил, негодяй, и сорвал осмотр карьера с водолазами. Я все организовал уже, а он с похмелья вернулся, говорит: «считаю нецелесообразным». Они, мол, скорее всего, убили Васина случайно, в драке или еще как, а потом тело спрятали в другом месте или закопали. Где, говорю, закопали? В песок на пляже? Да и нет? Лопат-то на отдых не брали. «Не знаю, - говорит. - Это ваша задача установить». В общем, конфликт небольшой случился… Дело приостановили, и если бы не письма – жалобы родителей Васина, то так бы и заглохло все. А они, молодцы, не сдались. Засыпали письмами городскую прокуратуру и ГУВД… В общем, еще раз пять возобновляли. И обыск у пацанов проводили, и телефоны их слушали, и повторными допросами сбить пытались. Все бес толку.
Ушел, мол, по берегу пляжа, купаться или куда, и пропал. А мы его не били и не убивали… Родители уж и частного детектива наняли. А тот, деньги что ли отрабатывал, узнал, что видели этого Васина на Финляндском вокзале с какими-то амбалами. Он вроде как не в себе был. Наркотой что ли накаченный. В общем, новая версия - Конев и Шабашкин Васина в рабство продали… Но, слава богу, не стали по ней серьезно работать. – Андрей замолчал.
- А ведь это дело мне поручили, - я грустно улыбнулся. – Вчера Лукин расписал. Я даже прочитать еще не успел. А ты рассказывать начал, я и сообразил.
- Вот те нате, хрен в томате, - опер невесело усмехнулся. – Теперь-то зачем?
- Тело в пруду искать будем.
- Через три года?! – начальник «убойного» отдела аж подпрыгнул на стуле. – Они что там охренели совсем?!
- Указание городской, - заметил я. – Ничего не попишешь. Так что скоро понадобятся твои водолазы…
- Ладно, - Коноводов устало махнул рукой.
- Что не сделаешь, лишь бы начальство не трахало. Будут тебе водолазы. Но я все же не понимаю…
- Умом начальство не понять, - переделал я известную цитату. – Придется выполнять. Для «галочки».
- Вот всегда у нас так! – Андрей со злостью опрокинул в стопку опустевшую бутылку, и жадно выпил оставшиеся капли обжигающей жидкости. – Лишь бы для «галочки», лишь бы жопу свою прикрыть, лишь бы статистика и отчетность чистенькими были… Помнишь дело Ивановой?
- Еще бы! – я горько усмехнулся. – Такое не забывается.
Чужое дело, перешедшее ко мне по наследству, мгновенно ожило в моей памяти.
В 1994-ом году известный в районе наркоман Вася Иванов, обуреваемый очередными героиновыми «глюками», спрыгнул с крыши родной девятиэтажки. И так он неудачно упал, что оказался аккурат напротив входа в «родной» отдел милиции, куда ранее уже неоднократно доставлялся за пьяные дебоши. Мать Василия, Нина Петровна, всегда считала своего отпрыска непорочным существом и, несмотря на паразитическое существование 18-летнего оболтуса, все ему прощала, естественно не замечая его укоренившейся привычки к наркотикам.
Тело ее сына, как неопознанный труп (документы Василий с собой не носил), было доставлено в СМЭС, где через пару дней мать его и опознала по лицу и одежде. Покойника захоронили. Дело, возбужденное по факту обнаружения труда неизвестного мужчины, благополучно прекратили по 5-1. Но прошло время и, толи от горя, толи от глупых сомнений, Нина Петровна повредилась в уме и решила, что ее Васеньку на самом-то деле забили в отделении злые милиционеры, а потом, договорившись с судебно-медицинским экспертом, сымитировали его самоубийство. Тем самым скрыли свое чудовищное преступление. Тут же посыпались ее жалобы в городскую прокуратуру на неполноту расследования, и дело возобновили. Допросили вскрывавшего медика, который уверенно заявил, что все повреждения на трупе Иванова образовались при падении с большой высоты на асфальт. Были допрошены все сотрудники милиции, дежурившие в ту злосчастную ночь, которые естественно показали, что погибший Василий в тот день нарядом милиции в отдел не доставлялся, а его труп был случайно обнаружен участковым инспектором, вышедшим на крыльцо отделения покурить. Дело вновь прекратили.
Прошел год и у Васиной мамы случился очередной приступ. Она заявляет, что труп в морге, предъявленный ей на опознание, вовсе не был телом ее ненаглядного сыночка. Дело по указанию городской прокуратуры тут же возобновляют и проводят эксгумацию. Что представлял собой покойник, извлеченный из могилы через год после захоронения, я рассказывать не буду, но Нина Петровна мужественно перенесла увиденное зрелище и повторно опознала сына по шраму от аппендицита, сохранившимся чертам лица, волосам, а также старой травме левой стопы. Дело прекращают вновь.
Но не тут-то было. Нина Петровна обращается за помощью к
частнопрактикующему юристу, который с этого момента и начинает представлять ее интересы в казенных домах. Свою фамилию – Козлевич – юрист оправдал сразу же. Тут же появляется заявление Ивановой, что она ошиблась во время опознания при эксгумации, так как находилась в шоковом состоянии. Переписка городской прокуратуры и тандема Иванова – Козлевич длилась около года. В конце концов, затраханная городская прокуратура дала указание о возобновлении расследования уголовного дела и его переквалификации на умышленное убийство. Труп Васи было приказано повторно эксгумировать, что наша несчастная Калининградская прокуратура и сделала. На Северном кладбище провели повторную эксгумацию, и извлеченные кости направили в СМЭС. В течение четырех месяцев судебно-медицинские криминалисты восстанавливали лицо трупа по черепу и в итоге получили почти зеркальное сходство с Васиным изображением на фотографии. Теперь сомнений ни у кого не осталось: тело, обнаруженное напротив отделения милиции в 94-ом году и дважды эксгумированное в 95-ом и 96-ом принадлежит Иванову Василию. Ура! Истина установлена! Дело можно прекращать?
 Как бы не так. Ведь Нина Петровна убеждена, что ее сын убит злыми ментами. По этой-то причине труп Василия обнаружен у входа в отделение милиции. После серии жалоб дело возобновляют вновь. Проводится следственный эксперимент. Манекен Васиного роста и веса несколько раз сбрасывают с крыши той самой девятиэтажки, и каждый раз он стабильно приземлялся неподалеку от входа в злополучный отдел милиции. Все? Думаете, теперь Нина Петровна спокойна, и не потревожит прах сына? Как бы не так. Она заявляет, что ее отпрыск наркоманом не был и сам спрыгнуть с крыши не мог. Милиционеры его просто сбросили, сымитировав самоубийство. Всем миром ищут друзей и знакомых покойного Васи Иванова, которые припоминают, что погибший всегда любил «забить косячок», а в последнюю пару недель перед смертью вообще «подсел на иглу». Нина Петровна в один голос с Козлевичем кричат, что показания сфальсифицированы и все свидетели запуганы милицией. Но их уже никто не слушает. Дело об убийстве Иванова прекращают по 5-2 и кладут на полку в архив.
Но жалобщики не дремлют. Они требуют предоставить им возможность ознакомиться с материалами уголовного дела. В следственной практике такого еще не было. Ведь по УПК РСФСР, потерпевший (то есть Иванова Н.П.) имел право прочесть лишь материалы дела, направляемого в суд. Но для Козлевича с Ивановой было сделано исключение и с делом им было разрешено ознакомиться. Эта сомнительная честь тогда выпала мне. Ежедневно с 9 до 18-ти два престарелых человека с желтыми лицами скрупулезно переписывали пожелтевший четырехтомник. Их ехидные и безграмотные комментарии я старался пропускать мимо ушей, заранее зная, что и мое имя будет упомянуто в многостраничных жалобах Нины Петровны. Когда четыре пухлых тома были полностью скопированы, Козлевич, ухмыляясь, сообщил мне, что вчера закончил 68-ми страничную жалобу в Генеральную прокуратуру и скоро нашей районной прокуратуре вообще и мне в частности придется очень несладко за укрывательство преступлений сотрудников милиции.
Пожелав ему удачи в деле сутяжничества, я распрощался с этой компанией. Вот уже полгода о них ничего не было слышно. И это настораживало.

* * *

Коноводов поставил пустую бутылку «Столичной» под стол и взглянул на меня мутными глазами.
- Ну что, допил свой чай, господин следователь? Айда по домам. Десятый час уже.
- Так что же с моим делом будет Андрей? - я поднял дипломат с пола и направился к двери.
- Поищем, конечно. Барабанов напряжем. Но ничего не обещаю, Вовчик. Ничего не обещаю. Глухарь он и есть глухарь. Как я всегда пишу тебе в справках: «В случае поступления дополнительной информации, Вы будите незамедлительно уведомлены».