Вертолётчица

[благодарность авторам игры Operation Flashpoint за вдохновение]


Сегодня у меня первый боевой вылет. Эскадрилья, куда меня зачислили, называется «Огненные пегасы». В основном в ней боевые офицеры, но после недавно понесённых потерь соединение восполнено выпускниками вертолётной школы Катвице. Всего нас десять человек, зелёных выпускников. К сожалению, я не вижу здесь никого из нашей группы, лишь только знаю двух человек, которых я видел на курсе – Ондрия Васса и Артура Кнопко. Но они из других групп, поэтому мы не очень знакомы. Пока. Но я думаю, мы подружимся.

Я – пилот, а стрелком в моём вертолёте будет… девчонка! Тоже выпускница Катвице. Но она в эскадрилье уже полгода. Кажется, она на два года старше меня. И сидит сейчас передо мной в столовой. Мы все тут сейчас сидим. Часы над входом показывают 06:55, до начала вылета остаётся чуть более часа.

А летать я буду на «Пиранье 4М» – настоящей машине смерти! Счетверённый пулемёт «Аякс-4», десять ракет «Расмунт-1» и две управляемые ракеты «Пилум»! Нам необходимо уничтожить конвой, который будет следовать по дороге Чигляев-Варква. Конвой везёт боеприпасы, медикаменты и солдат к осаждённой нашими войсками Баштанке.

Зовут моего стрелка Кинга Дирит. Я сижу и украдкой любуюсь ею. Просто не могу отвести глаз. Она это замечает и улыбается.

Потом мы все, наша эскадрилья, тридцать два человека, встаём и идём на выход. Офицеры справа от прохода встают и салютуют нам. Мы не оглядываемся – такая примета.

Почти все у нас курят, поэтому я тоже купил себе пачку сигарет. Я стою в курилке, распечатываю пачку и закуриваю, второй раз в жизни. Я кашляю, но продолжаю курить – я хочу быть таким же, как мои товарищи. Рядом стоит она. Мы смотрим друг на друга. Она подходит ко мне.

– Волнуешься, Хорц? – говорит она, улыбаясь. Волнуюсь ли я? Вроде бы, я спокоен. Даже как-то чересчур. Но где-то в глубине присутствует некий холодок, наверное, это и есть волнение.

– Да так, есть немного, – отвечаю я. Она улыбается, и я просто очарован и счастлив, что она рядом со мной, и что мы вот так стоим, курим и разговариваем, и что мы уже подружились.

– У вас кто был на курсе, Лестер? – спрашивает она.

– Нет, Родноф, – отвечаю.

– А, знаю, – говорит Кинга. – Такой, с усами и всё время матерится, да?

– Ага. – говорю я, и мы вместе смеёмся.

Мы докуриваем и идём к нашему вертолёту.


* * *


– Сто сорок третий готов! – говорю я в микрофон. Мы сидим в вертолёте: я – за штурвалом и большой приборной панелью, Кинга – впереди внизу, на месте стрелка. На нас шлемы с солнцезащитными забралами. В наушниках другие пилоты докладывают о своей готовности к взлёту.

– Стрелок, как слышишь меня! – говорю я в микрофон.

– Пилот, слышу тебя нормально, – отвечает Кинга. – Боекомплект ОК, готова к бою!

– Затестили внутреннюю связь! – говорю я, улыбаясь.

– Тест пройден! – отвечает она, и по голосу я слышу, что она тоже улыбается.

Мы летим в четвёртом, последнем звене. Впереди я вижу девять «Пираний» – совершенно потрясающее зрелище. Я смотрю вправо и вижу замыкающий вертолёт нашей эскадрильи. Пилот смотрит на меня и салютует. Я салютую в ответ. В наушниках раздаётся голос Борана Клая, командира эскадрильи:

– Ноябрь-один, взлёт!

Первое звено отрывается от земли и сразу уходит вперёд, набирая высоту. За ним следует второе, потом третье и вот – наша очередь. Я смотрю влево. Поднимается машина командира, затем вторая, и вот – я! Земля плавно уходит вниз, я наклоняю нос «Пираньи» и лечу вперёд, одновременно подымаясь выше и выше!

Наша эскадрилья – как стая птиц. Нет – как стая пираний! Ошеломляющее чувство единства со всеми моими товарищами. Я чувствую себя одним организмом с моей машиной. Земля быстро пролетает внизу: мелькают маленькие коробочки ангаров и строений, движутся совсем миниатюрные машины, виднеются люди-муравьи. Внизу проплывает ковёр леса, остаётся позади лента дороги, и мы уже летим над проливом.

– Ну как впечатление, пилот? – спрашивает Кинга.

– Это просто кайф! – кричу я.

Я наслаждаюсь открывающейся передо мной картиной: восход солнца, чернеющая внизу вода, множество птиц-пираний, несущихся навстречу врагу. Меня переполняет восторг. Я готов кричать и петь. Я уверен, что у того несчасного конвоя нет никаких шансов против нас.


* * *



– Ноябрь-один, приготовиться! – прерывает полёт моей мысли голос командира эскадрильи. Впереди показалась полоска земли. Там вдоль побережья идёт дорога, по которой едет конвой.

– Звено один – голова! Звено два – хвост! Звено три и четыре – центр! Первый удар – «Расмунт», затем фрирайд!

– Стрелок, «Расмунт»! – отдаю я команду Кинге.

– Есть!

Наше звено ударит в тело конвоя ближе к хвосту. Потом эскадрилья распадётся на звенья, которые будут действовать автономно. До полного уничтожения противника, которое, я уверен, не заставит себя долго ждать.

Вдруг сверху, снизу эскадрильи, между машинами замелькали белые полосы. Ну конечно! – конвой сопровождают «Пилы». Точность у «Пил», правда, оставляет желать лучшего. Тем более, учитывая нашу скорость. И вот я уже вижу конвой – множество грузовиков, перемежающихся несколькими бензовозами и как минимум двумя «Пилами». И танки. Первое звено уходит влево, к голове; второе уходит вправо – к хвосту. Третье звено и мы выстраиваемся в линию и летим на тело конвоя.

И вот, момент истины! – первое и второе звенья окутались огнём. Я не видел головы конвоя, так как она ушла за поворот, но вот хвост… Там взорвались ракеты, образовав в том месте подобие ада…Две «черепахи» утонули во взрывах, дыму и огне.

– Четырнадцать! – прокричал командир звена. – Цель – «Пила»!

«Пила», которая была перед нами, хаотично изрыгала в небо потоки огненных стрел. Я больше не смотрел на работу других звеньев, сосредоточившись на нашем участке.

– Огонь! – кричу я.

– Да! – кричит Кинга. Наша машина окутывается дымом, вибрирует, от неё отделяются два хвоста и летят к «Пиле». Всего к ней приближаются восемь ракет. Мы пролетаем над конвоем, и на экране хвостовой камеры я вижу, как на месте «Пилы» расцветает красно-чёрный цветок взрыва. Видит это и Кинга:

– Ей конец! – кричит она.

– Да-а-а! – ору я, и чувствую, что у меня наступила эрекция.

– Четырнадцать! – кричит командир звена. – Разворот! Цель – «черепаха»!

Мы разворачиваемся, и у меня нет никакой возможности посмотреть, как там другие звенья. Мы заходим в хвост конвоя. Собственно, конвоя уже нет, там внизу всё горит, вздымаются взрывы, часть грузовиков свернула с дороги, остальные горят, снуют фигурки людей, «Пилы» огрызаются фонтанами огня, им вторят пулемёты «черепах»…

Наша «черепаха» свернула с дороги. Пулемёт на её башне сосредоточенно вращается из стороны в сторону. Командирская машина делает залп. Я направляю свой вертолёт на танк, и Кинга выпускает ещё две ракеты. На экране хвостовой камеры в «черепаху» вонзаются восемь ракет, она скрывается в огне взрывов, а дальше я не вижу, так как мы уходим влево, к воде.

– Говорит сто двенадцатый, беру командование на себя, общая команда – фрифлай. Повторяю – всем – фрифлай!

Что же это, командирский вертолёт подбит? Но думать времени нет. Наше звено распадается, я разворачиваюсь и снова вижу остатки конвоя. Замечаю грузовик, неуклюже пытающийся проехать между горящих остовов машин и бронетехники.

– Цель – грузовик, одиннадцать часов! Один «Расмунт»! – командую я.

– Есть! – кричит Кинга.

Я лечу к цели. Направляю вертолёт так, чтобы стрелку было максимально удобно сделать залп. Кинга стреляет, я ухожу вправо, а грузовик разрывает на части прямым попаданием ракеты.

– Круто!! – ору я.

– А ты думал! – отвечает она.

На экране хвостовой камеры я краем глаза замечаю группу солдат. Похоже, они кого-то несут, пытаясь уйти в сторону от конвоя.

– Стрелок, группа на пять часов!

– Я не вижу!

– Группа солдат, убегают, несут кого-то! Давай «Аякс»!

– Поняла, развернись.

Я делаю большой разворот, лечу обратно к дороге и пытаюсь отыскать цель. Вот они!

– Смотри, на один час!

– Вижу!

Я лечу прямо к центру конвоя, куда успели отбежать солдаты. Захожу на траекторию атаки, Кинга стреляет. Из-под носа «Пираньи» выростают языки огня. Но я смотрю на цель – за метров шестьдесят от неё выростают фонтаны земли, в считанные секунды они приближаются к солдатам и разрывают их на куски, в буквальном смысле этого слова.

– Е-е-есть! – кричу я.

Вдруг впереди что-то с грохотом разламывается, что-то пропороло нос «Пираньи» снизу, в лицо мне летят осколки стекла, бъёт ветер, и в наушниках раздаётся страшный крик Кинги. На несколько секунд я теряюсь и не знаю, что делать. Меня подбили? Как? Кто? Да какая разница кто? Чужим голосом я говорю в микрофон:

– Я сто сорок третий, машина повреждена, выхожу из боя.


* * *



Мне в лицо повалил чёрный дым. Я повернул вправо и полетел к заснеженному полю.

— Кинга!

Нет ответа. Бой остался далеко позади. Я завис, снизился и посадил машину. Вертолёт клюнул носом. Я открыл дверь, расстегнул ремни, спрыгнул на землю и утонул в снегу по колено.

— Кинга!

Я проковылял к носу машины. Всё разворочено. Пулемётов нет. Стёкла выбиты. Дверь сорвало. Снизу шёл чёрный дым. Я увидел её. Расстегнул ремни и едва удержал тело — из-за отсутствия переднего шасси машина была наклонена вперёд. Кинга застонала. Я потянул её на себя, и мы оба упали в снег. Я потащил её подальше от вертолёта.

В дыму появились языки пламени. Обливаясь потом, утопая в снегу, я тащил Кингу дальше от машины, оставляя за собой кровавый след. Потом я выбился из сил и упал в метрах шестидесяти от вертолёта. Я сел и положил голову и плечи Кинги себе на колени. Проклятье! — всё ниже груди было в крови. Я снял с неё шлем и увидел её глаза — полные испуга и боли.

— Кинга!

Она снова застонала, всхлипнула и заплакала. Так по-женски. Как будто и не боевой офицер. Я погладил её волосы и вытер со щёк слёзы.

— Кинга, всё будет хорошо, нас скоро заберут…

Она пристально смотрела на меня. Я гладил её волосы.

— Всё будет хорошо, скоро нас заберут…

Я смотрел в её глаза, на её лоб, любовался её лицом, гладил её волосы. А потом… Я закрыл глаза, наклонился и поцеловал её. Её губы напряглись навстречу моим. Мне показалось, что время остановилось. Я тронул языком её губы и почувствовал, что они расслабились. Я открыл глаза и посмотрел на Кингу. Её лицо застыло. Ветер трепал её светлые волосы.

— Кинга, — сказал я. — Не умирай!..

Это всё из-за меня. Не нужно было атаковать ту группу. Тогда бы Кинга не умерла. Я внезапно ощутил, как одиночество поглотило меня – один в снегу, в поле, под восходящим солнцем… И с ней. Да нет же, она не умерла, такого не может быть. Просто заснула. Пусть поспит, отдохнёт. А потом мы вместе вернёмся к своим…