Ангел

Этот ангел сразу заинтересовал меня. По виду неудачник, он явно куда-то опаздывал, суетился, спешил. Он был совсем не такой, как предыдущие: видимо, общение с нашим братом сделало свое дело. Я внимательно следил за каждым его движением, отчасти изучая особенности пластики, отчасти потому, что в моей жизни недавно произошел настоящий переворот. Я покинул балетную школу, отказавшись даже от участия в платных спектаклях, и теперь горел желанием воплощать собственные идеи. Поэтому нынешний визитер был не менее важен, чем потенциальный спонсор.
 — Итак,— остановил мои мысли ангел,— через год ты создашь труппу, и вы начнете выступать. Я вижу тебя после двухлетней тренировки болтающимся на резиновом канате с семью товарищами.
Он закрыл глаза рукой. Век не было.
Второго октября два каната лопнут. Один из вас разобьется, как кувшин с соком на твоем дне рождения, другой — он будет нашим информатором и вашим хранителем — вознесется на небо. Это событие ты будешь помнить всю жизнь. Третьего октября рядом с вами будут болтаться два пустых каната, и так будет всегда. Вы заживете в нищете. Еще через два года твоя жена пойдет на панель. Отречешься от нее первого июня, а второго, во время аттракциона, твоего лица коснутся крылья.
Первого июля разобьется женщина, из новеньких, совсем девочка. Вы услышите звон битого стекла. Ее не найдут. Но твой друг создаст двадцать новых номеров, которые прославят театр на весь мир.
 Через полгода вы оставите страну, пустившись в бесконечные гастроли. Никто из вас уже не вернется.
Весной, в Париже, твой ближайший ученик предаст тебя, но в результате появится новое направление искусства. Летом ты свяжешься с проституткой и заразишься от нее опасной болезнью. Ты слушаешь меня или нет? У тебя есть право отказаться. Но именно эта женщина родит тебе через год сына Артура, которого ты будешь любить больше всего на свете: он продолжит твое дело. Как следствие болезни, ты ослепнешь, когда ему исполнится два года.
Ты будешь придумывать спектакли, ставить которые придется другим. Ты никогда не увидишь свои постановки, но в тридцать пять твоя новая жена даст толчок к написанию ста работ по истории театра, и все они будут иметь успех.
В тридцать шесть ты оставишь труппу и поселишься в маленьком баварском городке.
В семнадцать твой сын возглавит труппу, дав ей новое направление.
До сорока ты будешь спокойно жить с семьей, воспитывая двух близнецов и племянницу. За это время ты не получишь ни одного письма от своих актеров: их разгонит Артур, и они проклянут вас обоих. Настанет день, когда ты услышишь о своей смерти. Это будет тем удивительней, что пресса давно оставила тебя в покое. Ты начнешь жиреть, лысеть и глупеть. Твоя жена будет бренчать на пианино, и изменять тебе по четвергам. Ты решишь, что жизнь кончена, но в пятьдесят узнаешь, что еще один канат разорвался над Парижем и труппа, в которую было вложено столько сил, осталась без руководителя и ведущего актера.
И тогда ты уйдешь из дома, держа за руку десятилетнюю племянницу. Ни жена, ни дети не последуют за тобой. Спустя столько лет ты вновь станешь на канат. Встанешь только затем, чтобы согреть его для маленькой Едвиги.
Вы потеряете всё. Ты не возродишь затихающее искусство, но люди навсегда запомнят девочку и слепца на канате в окружении четырех праздно болтающихся обрывков.
Ты умрешь в нищете, принеся в сокровищницу Бога сохранившуюся в чистоте и полном цветении свою душу.
Итак, принимаешь ты эту судьбу или хочешь другую? Моя обязанность предупредить, что ты волен свернуть с указанного пути в любой момент. Ты можешь не отвечать сейчас, можешь задавать вопросы.
Мы молчали. За окном струился дождь. Боже мой, дашь ли ты мне силы пережить этот дождь?
— Скажите,— наконец выдавил я,— а нельзя ли, чтоб хранитель побыл с нами подольше? И почему вы хотите, чтобы я сам выбрал свою судьбу? Ведь вы могли ничего не говорить мне. По лицу ангела запрыгали смешинки.
— Я забыл сказать, что всё это время ты будешь хныкать и жаловаться на судьбу, случись иную неделю не ощутить творческого восторга, не написать ни строчки, не повисеть на канате или не получить вовремя денег. Я уж не говорю о порезанном пальце и вопросах: «Почему меня не любят?» или «Может, я бездарность?» Ты должен сам принять решение и помнить об этом.
Мне сделалось грустно: и ангела убирают, и напраслину возводят, да и ноша не из легких.
— Через год, вы говорите?.. Значит, еще целых двенадцать месяцев? А как же до этого?
— Ладно, с хранителем мы что-нибудь придумаем,— слова эти прозвучали уже доброжелательно и растаяли в воздухе вместе с хозяином.
Я подошел к окну. Финал мне явно нравился, но сколько до него! Хороши были идеи с подвесами, и слепой на канате — звучит, как отдельный номер.
— И еще о тебе будут говорить, как о провидце,— шелестел дождь.
— Хватит ли у меня сил пережить этот дождь, дождь, дождь... Тени на стене рисовали фигурки на канатах, я начал было записывать предсказание гостя, но запутался и занялся разработкой новых танцев.
 Передо мной стояли слепец и ангел, а в них тихо, тихо шел дождь...