Осколок черной сферы

Я не хотела умирать, но хотела знать,
Что смогу пойти и этой дорогой,
Я взяла в руки бритву и стала рисовать
На своем запястье красную миногу.
Я вела черту, и капали слезы
Красным биссером на тупую бритву,
Я шипела от боли и пела сквозь зубы
Самую глупую на свете молитву.

Что мне терять, кроме тебя,
Все потеряла давно и без срока,
Только тебя только любя,
Лишь за тобою торна дорога.

И бритва скрипела, и лопалась кожа,
И кровь ярко пела, вырываясь наружу,
И я смеялась, я знала, что тоже,
Смогу уйти пролив свою душу.
И только слова ни на миг не смолкали,
Я знала зачем рисовала кровью,
И капельки крови послушно стекали,
Как дань, запрошенная любовью.

Он звал ее, и она услышала через сотню миров и пришла. Тот, кто жил за счет силы, убитых черной сферой в этом страшном мире бесконечного снега. Тот, которому она однажды уже отдала половину своей жизни, разбив сферу.
Он клялся, что затушил все печи и рассыпал реактивы по равнине, что больше нет черной сферы в тайной комнате на пьедестале, куда указывали страницы старого фолианта за ложной стенкой на секретной полочке библиотеки. И она пришла, потому что сердце было всего одно, а странное чувство, заполонившее его, не желало ни уходить, ни гибнуть.
И его ласковые руки пригладили ее шерсть, растрепавшуюся за сотни путешествий и вытащили колючки и снова взъерошили ее смеха ради. И она сидела счастливая под его руками и позволяла творить все, что ему угодно, лишь бы он был рядом и смеясь шептал всякие нежности в ее большое трепещущее ушко.
Он поселил ее в саду около замка и приносил ей каждый день сладкие фрукты и письма, написанные стихами, для нее. И лиса боялась поверить в сказку, о которой так долго мечтала.
Только однажды он пришел и сказал, что уедет по делам надолго, но потом вернется и привезет ей еще больше фруктов и стихов. И она терпеливо ждала в корнях обросшего мхом дуба, положив грустно голову на лапы и следя глазами за небом, не появится ли там почтовый голубь. Но голубя не было, а небо хмурилось по-осеннему, и лисья грусть с каждым днем превращалась во все более глубокую тоску. И бабочки порхали над ее печальной мордочкой стайками, безнаказанно садясь ей на нос, а она даже не поднимала головы, чтобы прогнать или поймать их.
И в один день, когда по ее расчетам все сроки путешествия истекли, она поднялась и медленно побрела в холл замка, надеясь хоть там найти какую-нибудь почту, указывающую на время его прибытия. Лакей, заметив ее, ответил, что хозяин уехал в город за едой и вернется завтра.
«Так значит он уже вернулся», - думала удивленно лиса, - «Как же так, он не зашел ко мне, даже не вспомнил про меня. Может быть он забыл в городе те самые фрукты, что обещал мне. Тогда он заберет их и вернется, я подожду» И она вернулась к мшистому дубу и трепетно предвосхищено смотрела в яркое осеннее небо. Но прошел день, а потом второй и третий, но никто так и не пришел в сад. Тогда она подождала еще три дня и снова поднялась в холл.
Он рассеянно поднял голову, когда она наткнулась на него прямо у входа и в ответ на ее вопрос сказал, что жутко занят делами, навалившимися после приезда и обязательно прийдет и навестит ее позже. И ей показалось, что он даже не соскучился по ней. И с испугом в глазах она вернулась в сад и весь день следила за полетом бабочек, ожидая его шагов. Но вечером он спустился в сад и с радостной улыбкой протянул ей замечательные сладкие фрукты, а в ответ на ее расспросы сказал, что путешествие было жутко скучным и одиноким и, что он очень сильно устал. И лиса растянулась у него на коленях, позволяя гладить ей животик, а потом и вовсе превратилась в девушку как когда-то давно, когда еще только первый раз попала в его замок.
А потом он снова пропал и долго не приходил. И тогда она поднялась в замок и обнаружила там незнакомую девушку. И слуга сказал, что та приехала вместе с хозяином, когда он вернулся из путешествия, а лиса вспомнила, что видела ее когда-то мельком в городе, раскинувшемся у подножия скалы, на которой стоял замок. А девушка, заметив ее, позвала играть, и, взъерошивая ей шерстку, смеясь рассказывала, как здорово они отдохнули в путешествии, и читала лисе письма со стихами, написанными им для нее. Только лиса уже слышала эти стихи, она даже почти знала их наизусть, потому что когда-то письма с этими стихами он писал ей. И она молчала, слушая стихи, и позволяла гладить свою шерсть, потому что не знала, что ей теперь делать, и не хотела никому причинять боль. На груди у девушки в кулоне висел осколок черной сферы, и лиса поняла, что та знает его тайну и была тут раньше и носила на себе этот осколок, отдавая ему часть своей силы, как сама лиса когда-то давно, вдавливая кусочек стекла обратно в свою лапу.
И тогда лиса ушла обратно в свой сад. Ее глаза были полны слез, но никто не видел этого, и она была этому рада. Лиса легла в корнях своего дуба и отчаянно уткнулась мордочкой в лапы. У девушки было имя то ли звезды, то ли богини этой звезды, и лиса на миг подумала, что возможно это ее богиня встала у нее на пути, и шерсть у нее на загривке встала дыбом, а лапы напряглись для прыжка, она готова была сразиться даже с собственной богиней за него. А потом она снова бессильно упала обратно, потому что не была готова причинить боль той, которую выбрал он. А он так и не приходил, хотя и не знал, что лиса поднималась наверх и видела его гостью.
«Может он знает и хочет, чтоб я ушла?», отчаянно думала лиса, царапая и грызя от отчаянья корни дуба, - «А если не знает, почему не приходит?»
«Может он правда занят делами или заболел?», - думала с тоской она, облизывая оголенные корни дерева. «Пусть только явится, я глотку ему перегрызу!» - разъяренно рычала она, вспоминая стихи посвященные ей в чужих руках, и бессильно падала на земь, моля богиню о помощи, и отчаянно не зная, что делать, чтобы вернуть его. «Нужно его забыть, он ужасен и не достоин меня» - тоскливо убеждала она сама себя, пробираясь по библиотеке, а загаданные страницы книг отвечали ей только молчи-молчи-молчи. Но о чем молчать и с кем? – она окончательно запуталась и скуля грызла корни дуба, превратившиеся уже в жалкую мочалку. Она даже не могла умереть от боли разрывавшей сердце, потому что богиня не позволит ей умереть, и не могла уйти в другой мир, потому что даже пространство не слушалось ее опустившихся лап.
«Все будет хорошо» - звучал в ее поникших ушах голос богини, а она не знала, что может еще быть хорошо, если загаданные страницы книг говорили ей «он лжет»-«он льстит»-«он плохой человек и обманет тебя», и она уже не могла им не верить.
И однажды она покинула свой дуб и вышла из сада. На ее спину падали снежинки, и стеклянная крыша теплицы больше не защищала ее, но ей было все равно. Она снова брела по горькой снежной равнине, и ее лапа не была ранена, но ей казалось, что за ней снова тянется кровавый след. Она шла долго-долго и ушла далеко до самого заката. К вечеру поднялся ветер, и снег, взметаемый им, кружился в воздухе и застилал путь. Тогда она остановилась и стала рыть нору в снеге. Ее сердце отчаянно отказывалось забыть его, и даже боль, причиненная его предательством, была меньше боли сердца, которое она пыталась убедить отказаться от него. «А я думала, это твой подарок, богиня» - отчаянно думала лиса, подняв голову к невидимому уже в снежных вихрях небу, - «За все, что старалась сделать для тебя я, и все, чего у меня не было. Я думала это твой подарок, а ты снова отбираешь все у меня». И она тихо скуля, свернулась калачиком на дне вырытой ямки. Ветер быстро занес ее холодным неохотно тающим снегом, но она не поднялась, чтобы отрыть вход или сделать его с другой стороны, где бы его не задуло ветром. «Неба все равно не видно», - тоскливо подумала она, облизывая горькие губы, - «Пусть. Пусть. Пока богиня снова не заберет меня. Я не хочу никому врать, особенно этой девушке, которая была так добра ко мне и играла со мной и кормила меня своей едой. Она же не знала и пусть, пусть не узнает никогда. Пусть будет счастлива. А я больше не хочу.. ничего не хочу. А одно единственно ценное у меня уже отняли, и отняли так, что не вернуть, и возвращать-то наверно нечего» И тоскливый ветер мягко кутал и кутал ее горьким снегом.


И только слова ни на миг не смолкали,
Я знала зачем рисовала кровью,
И капельки крови послушно стекали,
Как дань, запрошенная любовью.
Но я не знала, упустить боясь счастье,
Тем странным ярким безумным вечером,
Рисуя по коже, делясь на части,
Что мне упускать-то по сути нечего.

Что мне терять кроме тебя,
Все потеряла давно и до срока,
Тонкую нитку судьбы теребя,
Я сердце поранила острой осокой.