Протест Николая Семёновича

Каждый протестует по-своему. Кто-то недоволен внешней политикой государства. Кто-то – внутренней. Третьего не устраивает поведение собственной жены. Кого-то всё вместе и сразу. А вот у пенсионера Николая Семёновича было своё слабое место – его ужасно раздражала реклама. Почти всю свою жизнь он прожил при советах, и другой рекламы, кроме «Храните деньги в сберегательной кассе» и «Летайте самолётами АН-10» он не знал. И вот, с наступлением рыночных отношений в начале 90-х годов, на его бедную голову обрушились целые потоки совершенно новой информации. Телевизор не стало смотреть никакой возможности, поскольку просмотр то и дело прерывали блоки рекламы. Про то, как уродовала реклама его любимые телевизионные сериалы и программу «Время» и говорить нечего.

После просмотра рекламы пенсионер начинал чувствовать непреодолимое желание выпить пива в мужской компании, съесть несколько батончиков шоколада и приобрести в аптеке буквально всё, в том числе и предназначенные исключительно для женщин косметические и гигиенические средства. Денег при этом у пенсионера было мало – пенсия-подачка всего-то 4000 тысячи рублей. Жил он в центре Москвы, где в некоторых магазинах цена на хлеб составляла 200 рублей за один батон. А ведь так хотелось попробовать, узнать, вступить, вкусить. Купить. Возникшее противоречие привело к тому, что Николай Семенович буквально возненавидел рекламу. А ведь от неё нигде не было спасения. Проблема становилась всё серьёзней и серьёзней.

Раздражали Николая Семёновича и многочисленные неоновые вывески и плакаты, так изменившие облик исторической части города. Почти на всех высоких домах виднелись огромные рекламные конструкции. На здании «Счётной палаты РФ» виднелась огромная реклама пива «Золотая Бочка», которая как бы символизировала место, куда в государстве российском пропадают деньги. Золотая почка, как его ласково называют в народе за побочные эффекты. На доме-книжке мэра виднелась огромнейшая буква «М» - реклама Макдоналдса. И, действительно, работники мэрии жили и работали «весело и вкусно». Ездили на престижных иномарках и кушали в модных ресторанах столицы. Весь центр города был в рекламных растяжках, которые зазывали людей в игорные заведения, обещая золотые горы, свежую зелень и бурное веселье, и на деле, конечно же, оставлявшие доверчивых сограждан без штанов.

Донимала пенсионера и реклама в метро – во-первых, не было никакой возможности избежать её пагубного влияния, а во-вторых потому что зачастую, особенно в нужный момент, нельзя было увидеть схему линий метрополитена. Но больше всего Николая Семёновича выводили из себя маленькие, незаконно наклеенные на стёкла дверей, да и просто по всему вагону, вестибюлю и эскалаторам четырехугольные рекламки, отпечатанные бог знает где и как. Предлагали они всё – от решения проблем с регистрацией для иммигрантов до решения национального вопроса силовыми методами для аборигенов. Однажды пенсионер разозлился так сильно, что не выдержал. Он прямо почувствовала – или тут же, не сходя с места умереть от сердечного приступа, либо что-то сделать. Он выбрал жизнь. Трясущимися, скорчившимися от напряжения и злости пальцами, он содрал одно из этих гадких, ненавистных, незаконных маленьких объявлений и при этом испытал такое удовольствие, какое ему даже в лучшие годы жизни не дарила ни одна из женщин. Это было и сладострастие, и боязнь наказания, и азарт, и чувство собственной глубокой правоты и сознание своей смелости, и - чего только не было. Никто из пассажиров и внимания-то не обратил на рвущего бумагу старикашку, а ему…. Боже, наверно ему в жизни так хорошо не было никогда: он тут же помолодел лет на 10, и как только последнее крохотное объявление о курсах актёрского мастерства было им сорвано, Николай Семёнович уже начал ощущать, подобно влюблённому юноше, томительно предчувствие, восхитительную сладкую жажду, утолить которую могло только уничтожение новых рекламных объявлений.

Это превращалось в страсть, в противоестественную, нездоровую манию, которая с каждым днём завладевала стариком всё сильнее и сильнее. Николай Семёнович уже не мог остановиться. Он был готов ногтями, остатками зубов вгрызаться, впиваться в податливую бумажную плоть ненавистной рекламы и рвать, рвать, рвать её… Рвать! Каждый день он бродил по городу и по 17 часов в сутки уничтожал рекламу. Не считая детства, это была самая счастливая пора в его жизни. Борьба приносила свои иллюзорные плоды – Николаю Семёновичу казалось, что рекламы становится меньше, что она уже висит не на самых заметных местах и что ещё чуть-чуть и он избавит столицу от того омута, в который её ввергли рыночные отношения.

И тут враг проснулся, всколыхнулся и нанёс зловещий, неожиданный и предательский удар. Кто бы мог подумать! Николай Семёнович сам стал жертвой рекламы. Однажды на его глаза попалось объявленице (обычно он их срывал не читая) о том, что требуются расклейщики и склейщики объявлений. Пенсии, конечно, на жизнь не хватало, а в фирме куда Николай Семёнович приехал, зажимая в потном кулачке бумажку с адресом, ему предложили 150 рублей в день за то, что он делал до сих пор бесплатно, исключительно из внутренней необходимости. Пенсионер, улыбаясь от счастья, немедленно согласился на предложенные условия. Теперь он каждый день, как на работу, ходил и срывал рекламные объявления. Деньги ему платил исправно, и даже заметив его искренне трудолюбие и усердие, можно сказать в своём роде талант, обещали, как ведущему сотруднику, поднять ставку до 200 рублей в день. Единственное, на что не соглашался Николай Семёнович, так это на то, чтобы расклеивать объявления, хотя человеку с его энергией, и он знал об этом, могли бы платить и целых 500 рублей в день.
 
После того, как уничтожение рекламы превратилось из потайной страсти в обычный способ заработка, Николай Семёнович поостыл, успокоился, злобы в нём поубавилось, и он даже сам начал с удивлением подмечать своё равнодушие при борьбе с рекламой. Порой такая работа представлялась ему даже скучной и до неприличия однообразной. Но иногда искорки былой страсти разгорались в нём с новой, необычной силой, и былое упоение возвращалось. Старик превращался из дряхлеющего пенсионера в восхитительного молодого, сильного, ловкого человека, жадно избавляющего любимый город от рекламного спрута. Но для таких чудесных перевоплощений требовалось что-то поистине из ряда вон выходящее, что-то способное произвести впечатление даже на такого привычного борца с рекламой, как Николая Семёновича. Происходило это всё реже и реже. Но именно такой, из ряда выходящий случай, и оказался последним на пути пенсионера. Кто знает, не занеси его судьба в один из районов на севере столицы, сколько бы Николай Семёнович ещё жил, работал и радовался.

Конец антирекламой карьеры Николая Семёновича был грустен и страшен.

Склеивая однажды, по заданию руководства, объявления у Хорошёвского шоссе д. 38, 4 батальона ГИБДД на спецтрассе, он увидел нечто выходившее за рамки обычного – плакат во весь дом. То есть плакаты-то такие пенсионер видел и много раз и раньше, но тут… Изображала огромная растяжка ни больше не меньше самого… Боюсь упомянуть имя всуе.

Честно говоря, изображение генсека в 52 полных роста достало пенсионера ещё при Брежневе.

«Вот он где главный гад сидит», – подумал он, увидев огромное, во всю стену дома изображение президента Владимира Путина и рекламы «Единой России». «Ух, я его!», - сказал сам себе пенсионер и решил бороться за свою свободу. Сорвать плакат не было никакой возможности, это было не по силам старику. Тут бы потребовался целый отряд альпинистов. Неожиданно он придумал остроумный выход. И улыбка озарила его покрытое морщинами лицо.

Николай Семёнович купил на строительном рынке два огромных 20-литровых ведра белой краски, дождался ночи и забрался через открытый чердак на крышу здания. Проникнув таким удачным образом на самый верх и подогревая при этом свои старые кости чувством праведности выполняемого долга, он довольно удачно окатил президентский лик краской из первой банки, и только собрался продолжить свою борьбу с властью второй, как был повязан милицией. Кто-то из бдительных граждан стукнул, просигнализировал, и тут же приехали менты и скрутили несчастного старика. Преступление его было политическим, и потому очень серьёзным.

После суда Николая Семеновича отправили на принудительное психиатрическое лечение в сумасшедший дом, где он вскоре стал походить на овощ. Он покорно пьёт таблетки, получает уколы и терпеливо ждёт развязки. И лишь иногда, когда по телевизору в комнате отдыха он мельком видит коротенький рекламный ролик, он вспоминает прошлое, былое и думы, и, брезгливо отворачиваясь от телеэкрана, глядит в пустоту…