Рогнеда Глава 17

Глава 17

Князь Изяслав навещал мать и сестер каждое лето. Не стал исключением и знойный липень тысячного года от Рождества Христова.

Солнечным жарким днем ладья полоцкого князя причалила к маленькой пристани. Изяслав легко выпрыгнул из нее, прохладная свислочская водица сразу же оказалась в правом, а потом и в левом сапоге, но князя это только развеселило.

- Я вернулся, реченька, - шепнул он прозрачным посеребренным волнам, и быстрым шагом направился к возвышавшемуся на крутояре терему, в котором прошло его отрочество.

Знакомой дорогой мимо разросшегося подола, добрался до низенькой монастырской ограды, перекрестился на надвратную икону Богородицы и вошел внутрь.

Здесь князь сразу встретил младшую сестру, Прямиславу.

- Здравствуй, раскрасавица-сестрица!

- Ой, братушка, Изяслав! Радость-то какая! – Заверещала девочка. – Приехал, наконец! Мы уж тебя заждались!

- Сестренка, милая моя, с каждым годом ты все прелестнее становишься, - восхитился Изяслав нежной, недорасцветшей еще красотой княжны.

Прямислава зарделась от похвалы брата, щеки ее сделались цвета спелой вишни.

- Скажи, сестрица, где матушка?

- На дворе, верно. Кур кормит. Пойдем, провожу.

Изяслав последовал за сестрой на монастырский двор и действительно увидел Рогнеду, которая пригоршнями сыпала пшено окружившим ее курочкам.

- Мама! – Негромко позвал ее Изяслав.

Рогнеда обернулась на звук родного голоса:

- Сыночек мой! Изяслав! – Она всплеснула руками, и пшено маленьким желтым звездопадом рассыпалось по всему двору.

Изяслав подбежал к матери, опустился перед ней на колени. Она прижала к себе его златокудрую голову, и несколько минут никого в целом мире не существовало – только эти двое, мать и сын.

- Мама, я так соскучился по тебе, - произнес Изяслав, поднимаясь.

Рогнеда счастливо улыбнулась ему.

- Приехал я тебя и сестер в гости звать в чудо-город Полоцк, чтобы ты полюбовалась на новые дозорные башни, на мощные крепостные стены, на кипучую гавань, на нарядные и работящие ремесленные слободки. – Изяслав перечислял преобразования в Полоцке, а Рогнеда жадно и благодарно внимала его словам, наполнявшим радостью материнское сердце.

- Еще похвалиться хочу перед тобой сыновьями, - добавил князь.

- Уже сыновьями? – не сводя с Изяслава лучистых аквамариновых глаз, спросила Рогнеда. – Помнится, в прошлом году у вас с княгиней Звениславой был один Всеслав.

- А в начале этой зимы, по милости богов, родился княжич Брячислав. Многое изменилось, пока тебя не было, - вздохнул Изяслав и попросил:

- Поедем домой, мама!

Рогнеда уловила в его голосе и нетерпеливое желание молодого князя поделиться с ней достигнутыми успехами, и стремление любящего сына жить вместе с матерью, и острый страх одиночества, которое окружило юного Изяслава белесым двинским туманом в то холодное утро, когда Рогнеда, покрывшись черным платком, покидала Полоцк.

- Конечно поедем, сыночек.

- Тогда не будем зря времени терять, - довольно хлопнул в ладоши князь.

- Что же, ты даже не отдохнешь с дороги? – встревожилась Рогнеда.

- Не волнуйся, и поем, и высплюсь, как следует, - успокоил мать Изяслав. – А завтра поутру отплывем в Полоцк.

Вместе с Рогнедой в путешествие собирались младшие дочки, а вот домоседка Мстислава попросила у матери разрешения остаться в Изяславле. Она любила уединенную прохладу монастырского сада, шепот драгоценных страниц Святого Писания, тишину теплых, безмятежных вечеров.

- Ну что же, быть по сему. Оставайся здесь за хозяйку, - сказала дочери Рогнеда.

Примечание

липень - июль

******

По приезде в Полоцк Изяслав захотел, чтобы горожане вышли на пристань приветствовать свою княгиню, но Рогнеда отговорила сына:

- Князь полоцкий ты, а я только инокиня. Незачем из-за меня полочан на улицы выводить.

- Нет, мама, ты княгиня. Как бы ни менялась судьба, ты княгиня Полоцкая, и все люди про то ведают.

Но просьбу матери Изяслав уважил. В княжеском тереме вся их семья появилась скромно, почти незаметно.

Изяслав ввел мать и сестер в просторную храмину и что-то шепнул на ухо малорослому шустрому отроку. Тот скрылся, а через минуту как по мановению волшебной палочки в храмине возникли столы, ломящиеся от ароматных яств.

Позвенивая височными кольцами и золотыми браслетами, расточая вокруг себя едва уловимый, нежнейший запах византийских благовоний, вошла жена князя Изяслава, а позади нее расположились кормилицы, державшие на руках малюток-княжичей.

При взгляде на внуков, Рогнеда не справилась с собой, и неудержимые слезы брызнули из ее огромных глаз. В самых смелых мечтах не думала она, что доживет до того дня, когда сможет понянчить внуков в тереме сына своего - князя полоцкого.

- Не плачь, мама, - Изяслав бережно обнял Рогнеду.

- Это от счастья, сынок, - смутилась она.

Княгиня Звенислава поклонилась свекрови в пояс и передала ей Всеслава и Брячислава. Оба мальчика доверчиво прильнули к своей молодой бабушке, угадав в ней родного человека.

А вечером Изяслав позвал Рогнеду любоваться закатом. Князь подвел к матери серого в яблоках коня. Рогнеда легко без посторонней помощи вскочила в седло. Изяслав в восторге прищелкнул языком:

- Вот так инокиня!

Рогнеда звонко, переливисто рассмеялась.

- Показывай дорогу, княже.

Изяслав тронул поводья. Копыта коней дружно зацокали по аккуратной деревянной мостовой.
Князь обратил внимание матери на то, что подобные мостовые были уложены не только в детинце, но и в посаде, который подбирался уже к самой Двине.

- Правильно, сынок, - одобрила Рогнеда. – Богатство Полоцка – это посадские люди. Они и торговлю ведут от моря до моря, и знаменитое наше железо добывают, и мечи куют.

- Пристань скоро увеличивать будем, - заметил князь, поведя рукой в сторону берега. – Иначе места всем кораблям не хватит. Торговля нынче бойкая пошла. Каких только парусов не встретишь! От ляхов и свеонов плывут, из державы Ромейской, из Киева да Новгорода, из Тмутаракани. А наши купцы даже до Хвалынского моря доплывали. В Ростов к Ярославу ладьи посылаем, - сообщил Изяслав.

Рогнеда похвалила сына:

- Молодец, что брата поддерживаешь. Он твой самый верный друг, как и ты ему.

- Бывал ли он у тебя? – поинтересовался полоцкий князь.

- Конечно. И переписываемся с Ярославом постоянно. Он мне все гостинцы шлет из своего лесного края. – С несказанной теплотой в голосе ответила Рогнеда.

- Да уж, выделил ему отец княжество. Угол медвежий, по-иному не назовешь! – Возмутился Изяслав.

И неизвестно почему, но именно сейчас возникла вдруг перед глазами князя картина тяжелейшего дня его жизни – в одно мгновение в мельчайших подробностях вспомнилось ему серое, мутноватое утро, черная просмоленная ладья, Анастас Корсунянин, такой же черный, словно и его просмолили корабельщики под горячую руку, желто-зеленая тропинка, круто сбегавшая к Двине, бледное лицо матери, которая от переживаемых страданий казалась гораздо старше своих неполных двадцати восьми лет.

- Мама, помнишь, когда Анастас увозил тебя в монастырь, ты обещала непременно вернуться в Полоцк?

- Я сдержала слово. С твоей помощью.

- А я тогда не поверил тебе, - виновато проговорил Изяслав. – Я так перепугался. Только ты уехала, появился Леонтий, с ним еще с десяток греков, кмети из киевской дружины. Они прошли по всему городу с хоругвями да иконами. Затем приказали нашим кузнецам выковать огромный крест. И назначенный епископом полоцким отец Варфоломей сам вместе с греками водружал этот крест над Воловьим озером. Первый год Варфоломей меня совсем до управления княжеством не допускал, - рассказывал матери Изяслав. – А потом то ли князь Владимир его приструнил, то ли своим умом решил со мной в мире жить. С тех пор он в мои дела не вмешивается, я в его.

- А что крест над Воловьим озером? – спросила Рогнеда.

- Крест стоит. И чуры светлых Богов, Стрибога и Перуна, стоят. Свергнуть их я никому не позволю.

Рогнеда прижала к себе Изяслава.

- Правильно, сыночек! Правильно, соколенок мой ненаглядный!

Князь предложил матери добраться до красивейшего места в его владениях – это был смарагдовый мшистый луг при впадении кипучей быстрой Полоты в задумчивую, неспешную Двину.

Солнце уже скрылось за темным лесом, и теперь в летнем небе полыхала золотом и багрянцем вечерняя заря. Западный край пламенел, что алое княжеское корзно , а на востоке прозрачная вечерняя голубизна постепенно сменялась плотной синевой ночи.
Рогнеда засмотрелась на дивное представление, которое разыгрывала природа.

- Хорошо здесь, - проговорил Изяслав, очарованный красотой заката.

- Очень хорошо, сынок, - отозвалась Рогнеда.

Она разглядывала маленькие буруны, резные дубовые листья, уносимые стремительным течением навстречу неизвестности, и думала о том, что однажды и ее насыщенная, богатая жизнь соединится с безмятежной, седой вечностью. Не прервется, а просто вольется в мировую обитель душ, оставивших землю, подобно тому, как юная, горячая Полота впадает в невозмутимую Двину.

Это не были грустные мысли. Горислава даже удивилась тому, что в ее сердце, невзирая ни на какие испытания, осталась сейчас только радость и удовлетворение.

- Как хорошо, - повторила Рогнеда. – Спасибо тебе, сынок, - она нежно коснулась свежими губами загорелой щеки Изяслава.

- За что, мама? – удивился он.

- За то, что оправдал мои надежды. За то, что стал таким, каким я хотела тебя вырастить. Я горжусь тобой. Прав оказался Огнедар, когда предсказывал, что любая земля под твоей рукой будет счастлива.

- Ты что-нибудь знаешь о нем? – спросил Изяслав, услышав имя своего наставника.

Рогнеда отрицательно покачала головой.

- Скажи, мама, он ведь не зря приходил в ту Купальскую ночь? Он хотел, чтобы ты назвала его своим мужем?

- Да.

- Почему ты отказалась?

Рогнеде показалось, что в голосе сына было искреннее недоумение.

- Разве могла я ответить согласием, - княгиня изогнула брови темной дугой. – Я любила Владимира. Я и сейчас…- она набрала в грудь воздуха, будто собираясь с силами, - я до сих пор люблю его.

Она поймала изумленный взгляд Изяслава.

- Ты удивительная женщина, мама! - Воскликнул полоцкий князь.

- Любовь необъяснима и загадочна, сынок. Порой она уводит нас на такие дороги, о существовании которых мы даже не догадываемся. Любовь способна нас самих изменить до неузнаваемости. Я бы сама не поверила в то, что полюблю Владимира, если бы кто-то осмелился сказать мне подобное пятнадцать лет тому назад.

- Я такой любви не испытывал, - с сожалением выдохнул Изяслав. – Мне не хотелось меняться ради Звениславы. Даже ее расположения мне добиваться особенно не пришлось: я попросил ее руки у отца, он ответил согласием, да и сама Звенислава, как мне говорили, не противилась такому замужеству.

- Это потому, что ты у меня самый лучший, - засмеялась Рогнеда.

Изяслав широко улыбнулся на шутку матери.

- О тебе сложат красивые песни. Они переживут столетия!

- Может быть, - согласилась княгиня. – Но за память в веках судьба порой назначает слишком высокую цену.

- Ты бы предпочла не платить ее?

- Если бы люди умели поворачивать время вспять… Но нам этого не дано. Посмотри лучше, как играет красками небо. Такого многоцветия не найдешь даже на восточном базаре, про который я читала тебе когда-то. Вот за возможность этой красотой наслаждаться, не жалко любую цену заплатить. А память в веках… Она воину потребна, князю, а мне зачем? Вы – моя лучшая слава, ибо разве есть для матери большее счастье, большая честь, чем та, которая выпала на мою долю?

Изяслав сжал тонкие руки Рогнеды, осыпал их горячими поцелуями любви, восхищения и благодарности.

Это был последний приезд прекрасной полочанки на родину. С того времени великое множество раз успела Земля обернуться вокруг Солнца, возникали, расцветали и умирали княжества и империи.

Немало повидал в своей долгой жизни Полоцк, которому везло на гениальных уроженцев и исторические события. Но город верно хранил в своем большом сердце образ гордой Рогнеды. По сей день полочане уверены, что княгиня покровительствует своим землякам и оберегает Полоцк от бед. А полочанки твердо знают, что каждой из них передалась частичка ее дивной красоты, которая проявляется то в пшенично-золотом локоне, то в задорных искорках, вспыхивающих в васильковых глазах, то в чарующей улыбке.