Вечера на хуторе близ Юля-Ярви

 ВЕЧЕРА НА ХУТОРЕ БЛИЗ ЮЛЯ-ЯРВИ
 
-Не бросай так близко к лилиям, зацепишь, смотри сюда,- хлесткий бросок и тихий всплеск, снасть вошла в воду в метре от края расстеленного на воде зеленого ковра, шитого белыми лилиями. Глянцевитые, влажные листья пускали зайчики, играя с проснувшимся солнцем в старинную игру.
-Ну и я туда же бросаю, если дальше ляжет - лещь не возьмет, он ленивый, стоит в зеленке и ждет, когда ему червя к самому носу поднесут.
-Он не ленивый, просто хитрый и осторожный…, ну вот, что я говорил, зацеп?
-Кажись, зацеп, не понял, я вроде не добросил даже, Петрович, прости засранца.
-Ладно, давай поднимай носовой якорь…, я подгребу, а ты выбирай…, осторожно, только не дергай, надо подойти к самому месту.

-Ну, что не идет?
-Нет, глухо, наверно за корягу зацепило.
 Скорее всего, корневище, они на дне, как змеи переплелись, погоди, я щас попробую багром зацепить, они хрупкие, щас отцепим.
Багор зацепил, что-то тяжелое, Петрович почувствовал, как лязгнуло или звякнуло и стал тащить трофей на поверхность. Так вот, что поймал вместо леща Виктор – старый медный чайник.

-Поздравляю тебя с уловом, везет новичкам и пьяницам,- Петорович протянул Виктору руку.
-Ты хотел сказать дуракам и пьяницам,- Виктор пожал протянутую руку.
-Ну, ты же не злоупотребляешь, так что сам решай, что тебе больше нравится. Вроде голова на месте, а на рыбалке мы с тобой третий раз, выходит – новичок.
-Хорошая посудина, его почистить, как новенький засверкает, железный бы уже давно сгнил, а медному хотьбы хны,-Петрович вылил из чайника за борт воду с иловым киселем.
-Интересно, кто его выбросил, совсем целый даже крышка на цепочке сохранилась?-Виктор примерил крышку к чайнику.

-Может, с лодки упал…, но лежит видать давно, скорее всего финны сами выбросили, когда их выселяли. Я тут года два назад протоку расчищал, тоже всяких железяк хозяйственных повытаскивал. Им же много с собой брать не разрешали, вот они и выбрасывали в воду, чтобы значит, русским их скарб не достался.
-Да, их понять можно: «сами взорвали Корейца, нами потоплен Варяг», кажись, так пели наши моряки в русско- японскую.
-Во, во, тот самый случай, врагу не сдается крутая чухна и чайники в воду бросает,- Петрович взмахнул чайником, как бы собираясь бросить его обратно в озеро, лодка сильно качнулась, и рыбалка едва на этом не закончилась.
-Э, э, ты че творишь, сам чайник хороший, утопишь нафиг.

-Не боись, Саныч, лодка устойчивая, и мелко здесь. Как говорил старшина Васков из «Зори здесь тихие» -вам, девкам, по пояс будет.
-Хороший фильм, душевный, сколько раз смотрел, а все равно нравится.
-Да, хорош старшина, и зори точно здесь тихие.
Что-то вдруг как будто вздохнуло над озером, почти беззвучно, неуловимое волнение воды и воздуха, совсем призрачное и зыбкое и снова тишина.
-Что это было, слышал?- Виктор прислушивался к озеру.
-Да, бывает тут по утрам, иногда явно,а иногда как будто кажется, говорят, это в карьере гранит рвут, километров сто будет отсюда а волна все равно доходит.

 -А может электричка идет, она, когда близко, так стучит ощутимо, а если еще далеко, вот наверно и получается переход звуковой волны из воздуха в воду, такой эффект, не помню, как он в физике….
-Не, на электричку не похоже, вздох какой-то, скорее всего далекий взрыв.
-Подсекай! У тебя клюет! Спишь на ходу.
Виктор спохватился и махнул хлыстом.
-Есть! Здоровый, ух тяжело идет, Петрович давай подсачник, не сорвался бы.
Хороший лещ с медным отливом затрепыхался в сетке сачка и быстро перекочевал в пластиковое ведро. Часам к девяти клев прекратился, и появились первые купальщики.
В ведре лежали четыре леща, всех поймал Виктор.

-Ну вот, и чайники ему, и лещи, везет же чайникам,- Петрович был явно раздосадован неудачей.
-Петрович, рыбу пополам, а чайник достал ты, это, как клад со дна моря или затонувшее судно, кто поднял - того и добыча.
-Да я шучу, у меня этой рыбы…, а чайник, если ты не против, я бы взял.
-Договорились.
Дачный поселок на Карельском перешейке образовался спустя лет пять после войны.
Здесь раньше было финское поселение типа хутора. Берег красивого озера, сосны ближе к воде, а на холмах или сопках все больше ельник.

Озеро с островами, грибы, ягоды, рыбалка и прочие дачные удовольствия. Одно плохо, землица совсем тощая, черника с брусникой и грибы родятся хорошо, но страны помидории в таких условиях не наладить. Травки пряные еще можно культивировать, а что касается ананасов с бананасами, это уж шиш с маслом.
Попал Виктор сюда по чистой случайности, пригласил его один новый знакомый в гости, да и наменул. Можно, мол, посодействовать насчет участка, как раз новая администрация начала старожилов уплотнять. Вот, если к администрации подойти с душой, если повернуться какой-нибудь к ней полезной своей стороной, желательно спонсорской, то все возможно. Виктор Александрович спонсором отродясь не бывал, но в службишке его кое-что было такое, что и показалось администрации интересным.

 Не сразу, конечно, но после нескольких ненавязчивых визитов, с чаепитием и застольными разговорами, да после жаркой баньки, вопрос решился положительно и как-то сам собой. Даже мзды никакой не потребовалось, хотя обещал, конечно, Виктор Александрович всяческую лояльность со своей стороны. Поначалу старожилы приняли его не очень приветливо, сами понимаете, уплотнение не пряники. Правда, участки в поселке были ну, очень обширные, до неприличия, до одного гектара даже доходило. Это сейчас земли можно прикупить столько, сколько можешь проглотить, а еще лет пятнадцать назад все латифундисты - владельцы фазенд числились шестисоточниками. Излишки квадратных метров, что в домах, что на фазендах имели люди исключительно заслуженные и отечеству полезные или их наследники.

 Когда же отечество приказало долго жить, тут-то и произошел пересмотр табели о рангах, кто новой – старой родине – матери более ценен. Новые ценности - значит и ценники новые, словом, уплотнение это та же инвентаризация на предприятии или переучет с переоценкой в торговле. Домик Виктор построил маленький, но весь как бы пряничный.
Cоседи приняли новую постройку умерено толерантно - лишних деревьев не пилилось, строительство заняло примерно месяц, и по всему стало видно, что новый сосед, не какой нибудь новый русский, а старый и не русский и вообще, мужчина приятный во всех отношениях. Он был не стар и не молод, а фамилия звучала не совсем по-русски, но происходила от славянского корня. Не очень русским его делала одна особенность, он водку не пьянствовал, а так иногда, винца сухого, побаловаться.

Игрушечный домик не вместил бы всех желающих, поэтому стол был накрыт прямо под открытым небом, рядом с крыльцом. На новоселье Виктор Александрович пригласил ближайших соседей. Праздник, как говориться удался или почти удался, где все окончательно и познакомились с новым соседом. Он бы совсем удался, если бы слегка не обиделась Надежда Михайловна. Ее супруг Валентин любил выпить, но закусывал вяло по причине нездоровья и немного злоупотребил гостеприимством. Виктор еще не знал всех семейных тайн своих соседей и, будучи человеком малопьющим, выпить по требованию, по обстановке, так сказать, мог крепко. Инициативу мужа Надежды Михайловны он поддержал со всем энтузиазмом своего не подорванного коварным нарзаном организма. После того, как гости разошлись, они отправились освежиться прогулкой на берег озера. Валентин, знакомя Виктора с побережьем, от всей души предлагал ему пользоваться его купальней и мостками.

-У нас здесь у всех свои мостки, пока ты с местом определишься и построишь свои, милости просим, купайтесь, отдыхайте и все такое,- Валентин достал из нагрудного кармана сигареты, и пытаясь прикурить, одной рукой держал зажженную спичку, а другой сделал широкий приглашающий жест. Этот мах стоил ему потери равновесия, и он бултыхнулся с мостков в воду. Реакции Виктора были чуть замедлены алкоголем, а вода в озере удивительно прозрачна. Сначала он наблюдал, как тело Валентина, приняв эмбриональное положение, легло на дно, подобно усталой подлодке, без признаков малейшего желания всплыть хотя бы на перископную глубину. Потом, осознав, что тот действительно затонул и всплывать не намерен, Виктор нырнул прямо в одежде и, ухватив за шиворот безвольное тело соседа, выволок его на мостки.

 Валентин не успел еще окончательно стравить воздух и, открыв кингстоны, взять балласт воды, а потому прокашлялся и прочухался довольно быстро. Пачка сигарет была по - прежнему зажата в руке, а спички он достал из кармана и сделал новую попытку закурить, чиркая спичкой по коробке, из которой капала вода.
- Вот гад, намокли, у тебя нету спичек или зажигалки?
-Нет, я не курю, да у тебя и сигареты промокли, их теперь только карасям на курево.
-Здесь карасей нет, не водятся, окунь и тот, как килька мелкий, ну и хрен с ним, пусть покурят.,- Валентин размахнулся и выбросил пачку в воду. Его опять качнуло, но Виктор был на стороже и пресек вторую попытку экстренного погружения.
 
-Ну, что может, пойдем отдыхать?- предложил он Валентину.
-С ней отдохнешь, она меня теперь домой не пустит.
-Кто, жена?
-Ну да, Михална, она не любит это дело, а я еще весь мокрый, как цуцык, посижу вот здесь, обсохну,- разговаривая они подошли к Валентиновой летней кухне Он обреченно вздохнул и присел на порожек.
- Слушай, Валя, это как-то не по человечески, я бы тебя к себе пригласил, да некуда, всего одна комната.
-Отдыхай, Витя, все нормально, на улице Ташкент - не замерзну.
 

-На следующий день Надежда Михайловна высказала жене Виктора Александровича сожаление с оттенком укоризны, в том смысле, что ее мужу не следовало столько наливать и, что он болен. Жена Виктора подумала про себя, что Надежда Михайловна сама бы должна была контролировать процесс, но из вежливости не стала эту мысль озвучивать, а лишь извинилась и сказала, что ничего о болезни не знала.
Больше Виктору с Валентином выпивать не довелось, памятуя о печальном опыте, он уклонялся от самого повода к совместным посиделкам, а через несколько лет Валентина не стало.
С соседями Виктор Александрович старался поддерживать хорошие отношения: с одними, как с Петровичем, дружил, с другими вежливо общался при случае, а кое с кем отношения были никакие, то –есть просто здоровались и все.

Летом жизнь в поселке кипела, а зимой было пустынно, он превращался в занесенный снегом хуторок. Зимовал только Петрович с женой и собаками, да Виктору дачная жизнь была еще в охотку. Он приезжал с женой, а иногда с приятелем и тогда долгие вечера наполнялись азартным стуком костяшек домино и шлепками карт. Само собой жарко пылала печь, на столе появлялся в медном сиянии старый трофейный чайник, возникали сопутствующие случаю напитки и закуски и затевались неспешные беседы обо всем на свете.
Когда Виктор заложил фундамент большого дома отношения с отдельными жителями поселка поднатянулись. Пришлось спилить дюжину сосен, и люди интересовались оформил ли он порубочный билет, просили показать и, убедившись на отсутствие в его действиях состава преступления, тем не менее, звонили в районную администрацию и писали письма.

 С другой стороны, и сами они были не такими уж кристальными, как пытались выглядеть. У Виктора исчез куб остродефицитной вагонки и пару рулонов рубероида, потом строители сообщили ему, что не хватает пол куба сороковки и кое-чего по мелочи. Виктор решил пресечь тягу в зародыше и пригласил из района местных пинкертонов. Понятное дело, те ничего не нашли, но шороху все же навели, и посягательства прекратились. Одна молодая девушка-подросток, которой не спалось по ночам по причине напоенности воздуха запахами любви и зыбкого ожидания чего-то прекрасного чуть было не наткнулась в темноте на мужчину и женщину, деловито грузивших пиломатериалы Виктора Александровича на телегу. Она потихоньку ретировалась, но рассказала обо всем матери. Та рассказала соседке-подруге, а уже та обо всем поведала Виктору.

 Со дня акта хищения прошло уже недели две, и расследования по горячим следам не получилось, скорее всего вагонка уже была приколочена, а если и нет - мало ли у кого, что лежит из пиломатериалов в запасе, на них не написана фамилия владельца. Милицейский рейд был призван скорее для острастки на будущее.
Как-то Виктора пригласила на чай пожилая супружеская чета, они жили в большом белом доме, от него наискосок. По слухам именно они являлись владельцами вместительной телеги. Но слухи были не проверенными, и основанием для серьезных подозрений служить не могли. За чаем старожилы поведали историю местности, показали старую газету с постановлением совета Народных Комиссаров от 1947 года об образовании в местечке с финским названием дачного поселка. Депортация финского населения началось еще во время войны, последних выслали уже к ее окончанию.

Дома то ли пожгли сами граждане Суоми, то ли разобрали их на стройматериалы и топливо уже потом, но от них остались одни монолитные фундаменты. Многие дома в поселке и в том числе этот, в котором радушные хозяева потчевали чаем соседа, стояли на старых финских фундаментах.
-Вот смотрите, нашли, когда разбирали подпол,- хозяин достал из под топчана старую черную сумку. Финский военный почтальон почему-то не смог доставить эти письма адресатам или кто-то другой спрятал сумку, набитую письмами с фронта. Среди писем попадались также открытки, красивые и цветные, они посвящались традиционным праздникам, но некоторые изображения преследовали пропагандистские цели.

 На одной из них упитанный румяный парень в финской военной форме колол в задницу штыком тощего бородатого красноармейца в буденовке. Сизое лицо бородача было искажено от страха, и он улепетывал во все лопатки с территории Суоми к себе на псковщину или рязаньшину. Отдельным сюжетом на той же открытке, с краю, в овале изобразилась подруга финского парубка, такая же румяная и упитанная, она мечтательно тискала дойки своей буренки и ждала, когда ее Вейко прогонит злого Ивана и вернется тискать за дойки ее саму.
-И сколько времени у вас лежит эта сумка? -спросил Виктор.
-Да, как папа начал стройку, года с пятьдесят третьего,- прикинула хозяйка.
-Это значит лет сорок с хвостиком?- сосчитал Виктор.
-Да пожалуй, что и так.

-И, что вы за все это время не пытались ее… ну передать куда нибудь?
-А куда передавать-то в Большой дом, что ли? Там сразу спросят, как к вам попала и не факт, что поверят про подпол.
- Ну, сейчас- то уже времена не те.
-Сейчас-то да, а раньше мы и вам, уж извините, не показали бы
-Знаете, у меня есть приятель, он финн, может спросить у него…, можно передать в Финляндию в организацию ветеранов.
-Да, мы видели, к вам приезжал на иностранной машине, красивая такая…
-Вот он самый и есть.
-Не знаем, наверно и в живых уже никого не осталось.
 
- Почему же не осталось. Лет семьдесят с гаком тому румяному на открытке сейчас. Я думаю, еще многие живы, представляете, может, здесь чье-то последнее письмо перед смертью, получат родные весточку из бездны лет.
Послушайте, Виктор Александрович, все хотел у Вас спросить, что там слышно насчет передачи Карельского перешейка Финляндии?.
- А что слышно?
-Ну, ходят слухи разные, что вроде передавать будут, у нас у знакомых дача была в Усть – Нарве, а теперь это Эстония, заграница.
-Не бойтесь, такого не произойдет, это не Эстония, тут же никакого развала Союза не было. И самого Союза не было, эти территории присоединены по итогам Второй Мировой, послевоенные границы незыблемы.

-Ну дак, а Прибалтика как же?
-Я же Вам объяснил, совершенно другой прецедент, тут был Союзный договор, дело добровольное, с правом наций на самоопределение. Договор похерили в Беловежской пуще, плюс секретный пункт пакта Молотова- Рибентропа. Прибалтика формально законно отъехала, а с Финляндией была война, сколько народу положили, это, как Кенигсберг и Сахалин, хрен им , а не Карелию,- Виктор даже жестом изобразил свою версию хрена.
Лица соседей слегка вытянулись, они переглянулись и вздохнули.
Вот оно что, сообразил, наконец, Виктор, наши нищие пенсионеры возмечтали сдаться в буржуинство и вместе со своим домиком отойти к Суоми по праву прописки и владения собственностью. А там уже, заделавшись финскими пенсионерами, жить не тужить, кушать салями и поплевывать на родину – мачеху. Простительно ли такое падение духа перепуганным пожилым людям, доведенным шоковой терапией и ваучеризацией до измены родине хотя бы в грезах. Виктор Александрович сам не знал, что думать и как к этому новому явлению относиться.

-Знаете, я тут походил по окрестностям, много чего интересного обнаружил,- он решил разрядить атмосферу неловкости, ощутимо присутствующую за столом.- Рядом обнаружил второе озеро и протоку, она вытекает из нашего и впадает в соседнее.
-Да, да оно расположено ниже уровнем, и вода течет в него,-оживился хозяин,- но в нашем озере полно ключей и речушка впадает с той стороны, так, что без воды не останемся не волнуйтесь, - Он тоже успокоил Виктора Александровича ответным словом.
-У меня в детстве была книжка про войну, название помню, а писателя забыл. «О смелых и умелых» называется. Не читали?- Виктор вопросительно поглядел на хозяев.
-Нет, не доводилось, я больше исторические, а жена мемуары женские,- за себя и за жену ответил сосед.
-Там был рассказ, он на всю жизнь врезался мне в память, про двух водяных, они были страшные картежники.

-Водяные, в карты? А причем же здесь война? – удивилась хозяйка.
-Если хотите, я в двух словах перескажу, а потом закончу свою мысль.
-Конечно, любопытно, можете даже подробно, мы никуда не спешим, если только вы…?
-Я тоже не тороплюсь. Ну, вот рассказ одной нашей летчицы, события происходили где-то здесь в Карелии: Наши решили перебазировать аэродром, а взлетные полосы зимой устраивали прямо по льду замерзших озер. Она и военный инженер вылетели обследовать одно подходящее озеро. Замерили толщину льда, какие-то еще параметры - все подходило. Они уже взлетели, как разыгралась вьюга. Ничего не видно - пришлось садится обратно. При посадке сломали лыжу, но по рации передали, что лед хороший и нашим бомбовозам здесь понравится. На берегу речушки, вытекавшей из озера, они обнаружили водяную мельницу, а рядом избу.

 В ней жили финны: слепой старик и девушка, его внучка. Девушка очень неприветливо встретила непрошеных гостей и даже ничего им не предложила, а из печи так вкусно пахло пирогами. Видно ждали гостей, да только не русских. Слепой же старик оказался карелом и поведал историю, как белофинны убили его сына, а его самого ослепили за помощь красным. У гостей была кое-какая еда: консервы и шоколад. Они разделили ее со стариком, а он спел им песню, наигрывая на инструменте, похожем на гусли:
В двух соседних озерах жили водяные, одного звали Юля, а другого - Бюля. Они целыми днями дулись в карты на интерес, то-есть на озерную рыбешку. Однажды Юля проигрался в пух и прах и спустил всю свою рыбу. Тогда Бюля, чтобы забрать выигрыш стал пить воду из озера Юля, жадно втягивая всех окуней и ершей. Неудачливый игрочишка Юля сидел на каменистом дне под ледяной крышей совсем без воды и плакал. Беспечный заяц, покуривая трубочку, скакнул на лед, ничего не подозревая. Ледяной купол без опоры на воду обрушился, похоронив под собой водяного Юля и зайца-курилку.

Услышав песню, наша летчица насторожилась, она поняла, что это зашифрованное сообщение. Когда она выскочила из избушки, задвижки у мельничной плотины были сломаны, вода утекала, а значит, скоро уровень упадет до критического. Рация в самолете была разбита. Как сообщить нашим о смертельной опасности? В десяти километрах стояла еще одна наша база, но лыжи в доме только одни - женские. Пришлось инженеру остаться, а наша летчица, натянув лыжный костюм исчезнувшей внучки, побежала на лыжах, поднимаясь на сопки и скатываясь вниз. Ее взялся преследовать какой-то парень, он сначала принял ее за внучку, но, когда понял, что обознался, удвоил скорость. У него был карабин, и наша девушка петляла и пряталась за деревья и сопки. Ей удалось уйти, сорвавшись вместе со снежной лавиной вниз, она оказалась у нашей базы. Бомбовозы уже прогревали моторы, она едва успела. А нашего инженера злая внучка ударила в спину финским ножом. За свою беспечность он поплатился долгим лечением в госпитале.

- Да, интересная история, только в чем заключается ваша мысль?
-Видите ли, я жил очень далеко от этих мест на юге, у нас и снега-то почти не было. Ни замерзших речек, ни озер. Я не катался на лыжах. Вся эта история была для меня какой-то северной сказкой с водяными, злыми финскими внучками и зайцами, курящими трубки. Калевала, одним словом, экзотика. Запало как-то в душу, есть такие истории, которые помнятся всю жизнь. Я никогда, даже в мыслях не загадывал, что буду жить на севере, а на Карельском, где шли все эти бои у меня будет дача. Если смотреть с шоссе на наше озеро - идеальная взлетно-посадочная полоса зимой. Два озера рядом, протока между ними, вода вытекает из одного - в другое, холмистая местность кругом, отдельные сопки - даже двести метров с хвостиком…

- Вы думаете, это было здесь?- спросил хозяин
- Не знаю, возможно.
- Знаете сколько вокруг таких озер, с протоками и остатками плотин и мельниц?
-Да, я видел остатки одной мельницы и старую финскую гидроэлектростанцию с плотиной.
- Мы тоже знаем это место, ходили туда за грибами, хорошие боровые места.
- У меня там отдыхал приятель, эту плотину с электростанцией передали на баланс одной ТЭЦ, у них там в старом финском доме что-то типа базы отдыха. Мы сходили за грибами на его места, а когда вернулись, возле дома стоял финский автобус с туристами.
Есть у них такие ностальгические туры, старички пенсионеры ездят по родным местам. У них свои карты и ориентиры. Раньше это было невозможно, но сейчас разрешили. Конечно, не осталось ничего, ни домов, ни кладбищ, только сиротливые фундаменты, заросли мхом, их видно только вблизи.

- Да, встречаются, идешь по лесу, то дорога мощенная, то остатки кладки, камни торчат из бетона,- задумчиво произнесла хозяйка.
-Там в автобусе один дедок приезжал, стоит перед домом, смотрит, весь трясется. Я спросил его, что с ним, может, помощь нужна…
-А вы по-фински говорите?- удивилась хозяйка
-Нет, по- английски, они почти все понимают и говорят, в школе у них лучше учат. Он мне говорит: -Это мой дом, я здесь жил, мне было пятнадцать лет, отец был смотрителем электростанции. Вот этот сарай, здесь была наша конюшня, я тут чистил своего…своего.,- дальше он говорить не мог только плакал, а потом извинился и ушел в автобус.
-Да, жалко его, столько лет прошло, а он все помнит.

-Знаете, о чем я тогда подумал? Я стоял на плотине, там по верху можно пройти на другой берег, как по мосту.
-Да, да мы тоже переходим, там места грибные богатые на другом берегу.
Я стоял на плотине, и вдруг из воды навстречу потоку выскочил лосось, изогнувшийся дугой. Он воплощал мощь и сиял радугой, но преодолеть препятствие не смог. Упал вниз под настил, под плотину, там камни и стоячая вода. Один наш отдыхающий дедушка наловчился их оттуда вытаскивать и употреблять в дело. Стоит там день - денской и ждет, когда могучий инстинкт выбросит очередного красавца из воды, а тот рухнет вниз, так и не не долетев до цели. Он мне говорил: - сразу не вытащишь, уйдет под камень и стухнет там, а так я его родимого засолю или бабке на ушицу.

-Вот и люди, как эта рыба, где родились туда их и тянет инстинкт, вот они и едут и плачут, да плотина видать высокая, не перескочишь,- хозяин тоже задумчиво замолчал.
-Раньше у финнов там, с краю потока, был специальный желоб для рыбы, идущей на нерест. Но только сама плотина бетонная, все остальное, и русло для потока, и желоб, все из дерева. Русло - настил из толстых бревен, и еще худо-бедно держится. А желоб из досок, вот и сгнил, а новый сделать некому. Разговор постепенно перешел опять же в русло, что нет хозяина. Раньше при советской власти не было, а сейчас и подавно. Разве это хозяева, мародеры, да и только.
-Надо отдать все финнам обратно, они и желоб сделают, и станцию наладят, и пенсию людям платить будут,- постановила хозяйка.
- А как же жертвы, сколько людей положили, песни пели «Принимай нас Суоми красавица», а она так встретила на линии Маннергейма…
-Ну и что, во время Отечественной и не такие жертвы были, в одну блокаду, сколько народу сгинуло.

-Я не про это сейчас…, вот представьте себе, допустим, жертва приносится как бы богу войны, мы принесли жертву и финны, наша жертва оказалась больше, и бог войны принял ее и победу отдал щедрым жертвователям. Как же мы сейчас возьмем и отдадим дар бога войны, мол, забирай обратно, у нас таких даров от Калининграда до Сахалина не переставить? Это ж так бога-то войны и обидеть можно, а ну он опять свой топор выроет?
- Это все сказки, нету никаких богов, все люди выдумали и друг друга пугают.
-Как же так нету, а вы вот пирамидку соорудили, живую и мертвую воду на ней получаете? Скамеечка опять же у вас непростая, слышал от соседа вы посидеть на ней предлагаете, с космосом пообщаться.
-Вот болтуны, это же чистая наука, никакого мракобесия, космическая энергия!
Разговор плавно изменил русло и перешел к материям философическим, слушать это даже за рюмкой чая непросто, а читать и вовсе не душеполезно.

Летнее солнце в этих широтах не любит почивать долго, поэтому людям и всякой лесной живности нужно успеть отдохнуть до зари. А Зори здесь, как известно, тихие. Ничто не нарушает покоя, даже ежинные перебежки и беличьи игры, и также по тихому, до зари грузят чужую вагонку. Беззвучно, как в космосе шныряют в озере окушки и ерши и стоит в засаде симулирующая глубокий сон щука. Но иногда на утренней зорьке над озером слышится, как будто тяжелый вздох. Это водяной Юля не может забыть свой давнишний карточный проигрыш. Он ворочается на песчаной донной перине и снится ему один и тот же сон, как смухлевал шулер Бюля и выпил каналья его озеро.


..