Ступени бытия. 7. Гореть ярким огнем

...Возвращаясь с совхоза, Якут повернула машину по направлению к совхозу Гульсары. Хотела взглянуть на результаты машинного сбора. На том поле, где должны были работать машины, никого не было. Безмятежное хлопковое поле нежно колыхалось под ветром, лишь кое-где местами в глаза бросались пожелтевшие от дефолиантов листья.
– Что за бардак, где машины?! – Я молчала, водитель тоже пожал плечами. Затем задумался, и сказал, что в полдень точно видел хлопкоуборочные машины, направлявшиеся сюда.
Якут со злостью вышла из машины. Следом вышла и я. Туфли Якут на изящных каблуках погрузились в пыль. Она что-то проворчав, вновь забралась в машину, надела ладно сшитые сапоги и снова вышла из машины. Потом приказным тоном обратилась к шоферу:
– Хоть из-под земли достаньте начальника отдела и бригадира, тащите их сюда!
Я тихонько отошла в сторону и стала собирать хлопок. Якут приблизилась ко мне:
– Что вы все время уходите в сторону? Но не забывайте, что вы сейчас вместе в машине со мной. Я еще не совсем погрязла в подлости, как вы думаете.
– Я не сторонюсь. Вам кажется, – сказала я спокойно и переменила тему. Было неудобно разговаривать об этом возле поля. Да и машина к этому времени подъехала. Разговор так и остался прерванным.
– Они оказывается тоже были в гостинице, Гульсара вернула машины, сказав что не может поставить их на эти поля.
– Доброты они не понимают. Я всего лишь хочу в качестве представителя помочь совхозу сдвинуться с мертвой точки. А эти придурки не понимают этого. Ведь мы же хотели с помощью машин поднять показатели бригады до 10 процентов. Недалекие люди, своей пользы не видят... Какая разница, что коробочки не открыты, ведь главное это выполнение плана!
Только она договорила, как на пыльной дороге показалась машина директора. Из нее вышли Гульсара, а следом Нурулла-ака.
– Слышь ты, девочка, не забывайся, мы хорошо знаем что делать. Я представитель райкома, сюда меня направила партия. Кто тебе позволил тут командовать. Сама с ноготок, а гонору сколько...
– Якут Джумановна, я не гонорю. – Гульсара мельком взглянула на меня. В ее глазах я прочитала упрек. Будто это я поябедничала. – Я здесь не для того, чтобы гонорить, я здесь работаю. А вот вы не даете работать. Это в вас я слышу гонор, а я здесь бригадир...
– Ого, да ты высокого мнения о себе, как я посмотрю. Если хочешь знать, мы сейчас мигом всучим тебе волчий билет, и скатертью дорога...
– Как бы не так, почему это я должна уйти, когда землю только-только освоили?! Я здесь нахожусь не благодаря вам, учтите. Хлопок мой, я его сеяла и взращивала, сама его соберу и сдам...
В глазах Гульсары была твердость и решимость. Я завидовала ее мужеству. В этот миг она была победителем. Её просто не понимают. Как же это тяжело, не понимать и не принимать истину.
Однако Якут Джумановна оказалась сильнее. Невзирая на протесты Гульсары она направила машины в поле. В бункеры лишь иногда попадали волокна хлопка, машины вставали каждые два-три метра. Потому что сорняки то и дело запутывались в шпинделя, забивались коробочками и листьями.
Гульсара ушла с поля, рыдая. На следующий же день Якут Джумановна посодействовала ее увольнению. В следующее воскресенье мы приехали на это же поле. Взору предстала удручающая картина: поле почернело, хлопчатник превратился в безжизненные сухие плети, а на грядках лежали оторванные коробочки, из которых под действием солнца пробивались волокна хлопка, испачканные пылью. Вот тогда я и поняла правоту Гульсары. Может, Якут Джумановна и решила, что уволив ее, заставила выбиться ее из жизненных рядов, но я даже не сомневаюсь, что Гульсара докажет свою правоту, я верю в это.
Эта вера заключалась в её любви, заботе, проявляемой к земле, твердости, с которой она отстаивала правду. Подобные ей всегда будут в рядах, и ничто и никогда не выбьет их оттуда...
***
... В феврале был день рождения Рахат. Свои поздравления я хотела заключить в поэзию. Споры, прения, волнения – ими были переполнено мое сердце, вздымались они подобно волнам морским:
 
Да, поистине, нам следует быть вечными, не превращаться в лужу с мутной водой, нам следует вместе гореть ярким огнем, нам следует быть подобными резвому течению реки... Перестать течь – это быть статистом в жизни, разве не так? Если не можешь творить добро, не подставить плечо нуждающемуся, если не можешь взглянуть прямо в глаза тем, кто правду превращает в неправду... Разве не этим измеряется человечность?!
***
Жизненные ступени готовят маленькую тропинку младенцу, делающему первые, робкие шажочки в этот мир. В его воображении и нет более громадного, бесконечного мира, чем эта тропиночка. Взрослые же безразличны к этой тропе. А место и нишу в жизни он найдет сам. Тропинка, на которую ступили ножки малютки черточка в целом мире. Безразличие взрослых может станет причиной исчезновения этой черточки... Почему мы такие безразличные?
В первые годы после окончания войны родители, работающие сутки напролет оставляли своих детей в детских садах, навещали же их раз в неделю, и то в большинстве лишь издалека наблюдая за ними. Они перекладывали заботу о чадах своих на посторонние плечи. Кем и какими станут их дети? И чем аукнется такое безразличие семье? И не в этом ли заключается та невидимая грань, отделяющая добро от зла? И не в этом кроется причина непонимания между людьми, глухой стеной изолирующая их? Каждый в жизни старается найти себя, на этом пути совершает множество ошибок, натыкается на преграды, устраняет их, но затем вновь спотыкается, забрасывает начатое дело или же вовсе отказывается от него. Начинает все заново.
Возьмем, к примеру, врача Солию. Она сама рассказывает: «Отец мне твердил – Незваному гостю всегда не рады». В тот день нужно было лишь обойти своих больных... Гульнару Валиевну дома не застали, а невестке ее было очень худо. Солия вошла к ней, когда медсестра измеряла невестке давление.
– Что же вы делаете, вы в своем уме? – сорвалась Солия, видя струйку крови, что сочилась со свежей операционной раны. Состояние больной критическое, большая кровопотеря. До приезда Гульнары необходимо провести переливание крови.
– Хорошо доктор, сейчас, – немного растерявшись, проговорила медсестра и вышла. Другие больные в палате лежат молча, и эта тишина была также неприятна, как и страшна. Солия Собировна взяв руку больной, стала нащупывать пульс. – Очень слабый, нитевидный, – она разговаривала с собой, – необходимо срочно перевести в реанимацию. Вошедшая медсестра, увидев озабоченное выражение доктора, тут же вышла. Спустя некоторое время больную переводят в реанимационное отделение. Она без сознания. Начинают переливать кровь. В это время приходит Гульнара Валиевна:
– Что за самодеятельность? Кто разрешил, и какое вы имеете право...? И вообще...
– Успокойтесь, Гульнара-апа, это я назначила, состояние больной тяжелое. Придется оперировать повторно...
– Вы понимаете, что вы говорите, да и кто разрешил вам, слишком молоды вы, чтобы вмешиваться в мои дела. Я, проработав многие годы, ни разу в один день не проводила повторных операций одному и тому же больному...
– Я тоже врач. Оказание помощи – мой непосредственный долг. Я не могла закрыть глаза на страдания больной. Прошу простить меня. Вместо того, чтобы отчитывать меня, лучше осмотрите больную...
Всем видом Солия Собировна показала, что больше не намерена обсуждать эту тему, развернулась и вышла. По пути домой она все еще была на взводе, детально прокручивая в голове взаимоотношения между людьми, коллегами, и оттого еще более расстраивалась. И дома она не знала покоя, перед глазами образ бессознательной больной. Позвонила в больницу. Как назло, на том конце раздался голос Гульнары Валиевны...
– Это я, Солия...
– Ну, что хотите сказать? – прервала ее Гульнара Валиевна. – Лучше бы отдыхали дома.
– Как невестка, кровотечение остановилось?
– Нельзя было ее перемещать. Вы хоть представляете, что вы натворили? Если, не дай бог, что случиться, будете отвечать...
Гульнара Валиевна с треском положила трубку. Лучше бы ударила кулаком по лицу. «Будете отвечать... Так сама ведь заступила на смену, какого черта отлучается. А все хочет свалить на меня...»
... Гульнара Валиевна за последние годы резко переменилась. После того, как свою должность покинул заведующий отделением, никто из медсестер не слышал от нее доброго слова.
«Вы хоть представляете, что вы натворили?» Эти слова Гульнары Валиевны не переставая отдавали в голове Солии. Она начала дрожать, словно от озноба. Почему она так сказала? Нет, не может быть. Солия, спеша, стала одеваться. Вызвала дежурную машину. Не дождавшись ее, попросила мужа довезти до больницы.
– Вроде сегодня не твоя смена, – сыронизировал муж.
– Верно, но не поехать не могу. Неспокойно мне. Я же говорила вам о молоденькой невестке. По телефону сказали, что состояние ее тяжелое.
– Я не пойму тебя, минуту назад ты раскаивалась, что вообще вмешалась, а сейчас...
– Да все время перед глазами она. К тому же и Гульнара-апа посеяла панику во мне. Да тут пять минут ходу. Обратно сама приеду...
– А как же гости...?
– Все ведь готово, я обернусь мигом...
Супруг хорошо знал, что в такие моменты перечить жене не следует. Именно поэтому они ехали молча...
Выходя из машины у ворот больницы, Солия увидела Гульнару, стоящую возле кареты скорой помощи.
– Теперь уже ничем не поможешь.
– Неужели нет ни малейшей надежды?
Разговаривающий с глубочайшим чувством угнетения парень поздоровался с Солией и отошел в сторону.
– Вы опять здесь, зачем приехали?
Её приказной тон сильно раздражал Солию. Она хотела резко отрезать, но взяла себя в руки. Молча поднялась на второй этаж. «Все равно она придет следом» подумала Солия, но ошиблась. Она надела халат, за это время прошло около 10 минут, однако Гульнары Валиевны не было.
Если она войдет в реанимационное отделение, то вновь... Она приоткрыла дверь. Коридор пуст, не видно даже медсестер. Солия, сев, начала просматривать истории болезни пациентов. В это время в коридоре внезапно раздались громкие голоса. До слуха Солии вперемежку с плачем донеслись причитания женщины: «мой ребенок, доченьку убили». Она выскочила в коридор. Гульнара Валиевна, не замечая Солию, вошла в палату. Вызвала медсестру, стала ей что-то говорить.
– Выйдите из палаты, слезами тут не поможем. Здесь лежат тяжелые больные, вы прекрасно знаете, что шуметь нельзя...
После этих слов медсестра замолчала.
– А, Солияхон, вы здесь, что хотели?
– Да, пришла, не смогла усидеть дома, как больная?
– Невестка в порядке. Кровотечение остановлено. Хотела накормить молоком младенца, а тут швы разошлись... А что вы так заботитесь о ней?
Солия насторожилась, отметив в тоне Гульнары Валиевны противоестественные мягкие оттенки.
Солия ответила:
– Почему вы так удивлены? Это наши будни! Мы же врачи...
– Нет, не верю, есть же и другие врачи. Почему они не вмешались? То, что я слышу, вроде похоже на правду...
– О чем это вы?
Гульнара Валиевна усмехнулась. Хитрые глаза заблестели, с ответом она явно не спешила. Спокойно уселась на стул. В это время в комнату вошла медсестра, следом появился один парень...
– Говорите, о чем это я? Вы берете у больных деньги, вот поэтому вы и не усидели дома...
– Да что вы такое говорите? – Ноги Солии начали подкашиваться. – Какие деньги...
– Не торопитесь Солия, и не нужно из себя строить божий одуванчик, я ведь давно начала подозревать, вы проявляли чрезмерную заботу о невестке. Намекнули ее матери, а она и принесла. Вы посмотрите у себя в кармане...
Дрожащими пальцами Солия стала ощупывать карманы. Конверт.
– Открывайте, не стесняйтесь, это же для вас не новость, да и свидетели есть.
Солия чисто механически раскрыла конверт. Раскрыла и... Деньги, что находились в нем, рассыпались на полу... Солия онемела... Нет, не испугалась, она была в замешательстве от непонимания их поступков.
– Нужно все оформить актом. Не вы ли били себя в грудь, взахлеб говоря о врачебном долге, достоинстве, честности...
Солия уже не слышала слов Гульнары Валиевны. Обессилев, она опустилась на стул. Деньги лежали на полу, а кто был в комнате, сгрудившись над столом, что-то писали...
Слух о том, что Солия была уличена в получении взятки, мигом разошелся повсюду. Знавшие ее лично, не верили клеветникам. А не знавшие лишь раздували услышанное: «Эти доктора совсем совесть потеряли, ты им говоришь о болезни, они же глаз не отрывают от твоего кошелька, нужно проучить их, устроив публичную порку!»
Теперь Солия бывала чаще в прокуратуре, нежели в больнице. Пока истина восторжествовала, прошло три месяца. Есть еще порядочные люди, разобрались по сути. Обвинения с Солии сняты, как и ожидалось, воду мутила Гульнара Валиевна... Её отстранили от должности... Сгорая от позора, та вынуждена была даже переехать...
***
...Эта история, конечно же, бесследно исчезнет в гигантском течении дней великой реки под названием Жизнь. Однако никто и ничто не сможет смыть то пятно, которое осело в сердце Солии. Как же так, вместо того, чтобы дарить людям здоровье и радость жизни, врачи посягают на коллегу. Каким рядам это свойственно? К каким рядам следует отнести этих людей...? Я точно знаю, что Солия и ныне беззаветно предана своей профессии, лишь стала более чуткой и внимательной...
Да преумножатся ряды ей подобных!!!