Четыре П студенческие байки

 В годы моей юности почти все студенты мужского пола на нашем факультете жили по принципу «четырех «П»: подружки, пиво, поп-музыка и преферанс. Конечно, многие занимались спортом или общественной работой, но хотя бы одно-два «П» обязательно присутствовали. При такой напряженной жизни времени на посещение лекций, семинаров и лабораторных оставалось совсем немного, и очень часто кое-кто из сокурсников искренне удивлялся: как это ему удалось сдать тот или иной экзамен? Итак, четыре «П» и связанные с ними студенческие байки.
* * *
 В московских вузах 80-х весьма активно работала такая форма народных дружин как комсомольский оперотряд. В числе прочих в его задачу входил контроль за соблюдением правил проживания в общежитиях. Эту функцию оперотряд выполнял особенно рьяно и после 11 часов вечера превращался в своеобразную полицию нравов, жестокую и неподкупную. Студента (или студентку), застуканного в чужой постели, ждали самые суровые кары на уровне деканата – за нравственность в те годы боролись строго.
 Эта история стала легендой университета, обросла подробностями и домыслами, но мне доподлинно известно как было дело.
 Третьекурсник геологического факультета Витя Щукин завел себе подружку. Дружба их, как водится, быстро переросла в более тесные отношения и очень скоро все ночи Витя стал проводить у своей пассии в общежитии. Ленкина одногруппница, с которой она делила небольшую комнатенку, частенько пропадала у своего городского приятеля, поэтому ничто не мешала «сладкой парочке» любить друг друга на запретной территории.
 В ту майскую ночь они, как обычно, наслаждались друг другом, когда в дверь настойчиво постучали и требовательный голос приказал: «Откройте, оперотряд!». Все ясно, очередной рейд, но если Витьку отловят на этот раз, ему несдобровать, ведь два предупреждения уже есть. Возлюбленная пара металась в темноте по комнате, судорожно одевалась, не зная, что предпринять. Парня надо спрятать, но куда? Оперотрядники особой церемонностью не отличались, проверяли все вплоть до шкафов и антресолей.
 Взгляд Щукина упал на окно. Открыв его, Витя высунулся, поглядел вниз и зажмурился: девятый этаж. Для прыжка немного высоковато, но под окном, по всей длине здания, тянулся небольшой парапет, а слева находилась водосточная труба. Если, прижавшись спиной у стене, сделать несколько шагов по парапету, то держась за водосточную трубу, можно простоять те пять минут, за которые «полицаи» убедятся, что Ленка в комнате одна. Страшно, но перспектива вылететь из вуза и подставить подругу еще страшнее. Витя собрался с духом и бесшумно вылез наружу. Обмирая от страха, Лена едва успела прикрыть окно и бросилась отпирать дверь.
 На осмотр комнаты времени ушло совсем немного, но каждая минута показалась девушке вечностью. «Оперы» отворили стенной шкаф, заглянули под кровать и, удовлетворенные проверкой, собрались было уходить, когда взгляд командира упал на трепещущую от сквозняка занавеску. «Ну-ка, Вова, выгляни в окошко», - предложил он одному из проверяющих. Сердце у Лены ушло в пятки, в животе неприятно похолодело.
 Оперотрядник Вова Корнеев высунулся в окно больше от скуки, чем от рвения – все эти ночные облавы ему уже давно надоели. Но каково же было его изумление, когда в двух метрах от себя он увидел Витьку Щукина – своего друга, собутыльника и партнера по футбольной команде. Витя стоял как статуя над бездной и взгляд его говорил лучше всяких слов.
 «Да нет там никого», - лениво протянул Корнеев, засовываясь обратно и запирая окно на щеколду. Подать знак хозяйке комнаты он не успел. С криком «КАК НИКОГО?!!» Лена бросилась к подоконнику, по пути теряя сознание...
 Добавлю, что главные герои этого сюжета не только успешно закончили вуз, но и поженились.
* * *
 Пиво для студентов – не просто освежающий слабоалкогольный напиток. Пиво – это традиция, ритуал и способ общения. «Пойти по пиву» после (или вместо) занятий значило не только поглотить энное количество янтарной жидкости, но, главным образом, потрепаться «за жизнь», учебу, обсудить подружек и найти новых друзей. Не стоит и говорить, что за студенческие годы этого напитка нами было выпито немеряно. Многим покажется, что любовь к пиву отнюдь не способствует хорошей успеваемости студента, но это только на первый взгляд.
 Жорка Горохов никак не мог получить зачет по физкультуре. Причина была самая банальная. Рекордов от студентов тренер не ждал, но, уважая свой предмет, требовал одного – элементарного посещения занятий. А Жорка, в то время как его товарищи пыхтели на брусьях или бежали кросс, ставил самые настоящие рекорды в пивном баре, удивляя окружающих количеством выпитого. Кончилось тем, что преподаватель наотрез отказался ставить Горохову зачет, а это уже грозило срывом всей сессии. Жорка приуныл, но друзья подсказали выход из положения.
 Надо сказать, что тренер, невысокий и щуплый, сам был любителем пива. Больше одной-двух кружек он осилить не мог, но регулярно посещал после работы то же заведение, что и Жора во время занятий. В один из вечеров к его столику подошли двое студентов и, поздоровавшись с педагогом, как бы между прочим затеяли следующий разговор:
- Слышал, на нашем курсе чувак есть, так он за один присест десять кружек выпить может.
- Вранье, - отвечал собеседник, - Никто столько зараз не выпьет.
- Точно тебе говорю, я сам видел. Его даже в книгу Гиннеса занести хотят.
- Нет, я не верю. Вот вы, Иван Палыч, - обратился студент к тренеру, - допускаете, что такое возможно?
- Уверен, что нет, - сказал тренер, с трудом допивая вторую кружку. – Это был бы самый настоящий рекорд, но молодому парню такое не под силу.
- А если бы такой рекорд был поставлен на ваших глазах, вы бы смогли его зафиксировать? Ну, скажем, зачетом по физкультуре – как выдающееся спортивное достижение?
 Скептик-тренер согласился, но был несколько удивлен, когда к столику подошел Горохов. Отступать было уже неудобно и шоу началось. Влить в себя десять кружек пива Жорке было легче, чем столько же раз подтянуться на перекладине. Обалдевший физкультурник молча наблюдал как рядом с ним быстро росла шеренга пустой посуды. Через несколько минут рекордсмен стукнул о столик последней, десятой кружкой и, крякнув, протянул преподавателю зачетку. Выхода у последнего не было. Едва Иван Палыч оторвал ручку от бумаги, Горохов, выхватив документ, стремительно бросился к дверям.
- Куда это он? – спросил ошеломленный тренер.
- В туалет, - весело ответили студенты и удалились.
* * *
 Студент, не увлеченный поп-музыкой – ущербный студент, это – как дважды два. Во все времена учащаяся молодежь ходила на концерты, покупала диски, обменивалась записями и, естественно, хотела всегда и везде слышать любимые мелодии. Сегодня это проще простого, а в годы моего студенчества даже обычный кассетный плеер был роскошью и владел им далеко не каждый. Однако выход был найден.
 Гордостью нашего факультета был лингафонный кабинет для изучения иностранных языков. Оборудованный по последнему слову техники класс имел два десятка магнитофонов, выведенных на общий преподавательский пульт. Получив у лаборанта кассету с уроками и наушники, студенты имели возможность заниматься индивидуально, а при необходимости в кабинете проводились и групповые семинары.
 Очень скоро на кафедре иностранных языков обратили внимание на то, что первокурсники, мягко говоря, не отличающиеся старанием на общих занятиях, зачастили в лингафонный кабинет. Сначала педагогов это порадовало, тем более, что нерадивые, казалось бы, студенты проводили там по полтора-два часа, часто в ущерб другим предметам. Однако вскоре были замечены некоторые странности. Например, студент Серегин уже второй месяц брал кассеты с уроками немецкого языка, в то время как его группа изучала английский. А Тоидзе вообще отказывался от фонограммы, требуя у лаборанта только наушники. Заведующая кафедрой решила выяснить, в чем дело.
 Когда пожилая седая дама вошла в кабинет, ничего необычного ей в глаза не бросилось: десяток голов в наушниках, открытые тетради и методички. Но сев за преподавательский стол и приглядевшись, она увидела, что поведение некоторых студентов несколько неадекватно изучаемому предмету. Кое-кто, прикрыв глаза, ритмично покачивал головой, другой отбивал ногой ритм, третий мычал себе под нос что-то музыкальное. После того, как двое ребят поменялись кассетами и продолжили свои «занятия», терпение педагога лопнуло. Она надела наушники и стала последовательно подключаться к каждому из «лингвистов».
 Из десяти занятых в кабинете мест, иностранная речь звучала только на трех. Зато на остальных семи она прослушала настоящий хит-парад, начиная от Гребенщикова и кончая культовой флойдовской «Стеной», только-только входившей в моду. Судя по тому, что заведующая слушала минут десять, а после удалилась, не сказав ни слова – музыка ей понравилась. Вот только индивидуальные занятия после этого были прекращены; в кабинете стали работать только группами под руководством преподавателя.
* * *
 Профессор Михайлов читал нам курс теории вероятности. Дисциплина сложная, и профессор, стараясь сделать ее доступней наглядными примерами, постоянно носил на лекции и семинары игральные кости и колоду карт. Кроме науки (а Михайлов был признанным авторитетом в области теории игр) его страстью был преферанс – игра, широко популярная тогда в студенческой среде. Об этом увлечении профессора на факультете знали все. Педагог он был отличный, объяснял превосходно, но терпеть не мог лодырей – к ним на экзамене относился со всей строгостью.
 Гриша Малкин лодырем не был, но этот предмет не полюбил сразу. С профессором его роднило одно: все свободное время он проводил за картами – либо в компании партнеров, либо в одиночку, разбирая всевозможные преферансные этюды. Пролетел семестр, а учебник по теорверу Малкин так ни разу и не открыл. Более того, в последнюю ночь перед экзаменом он с упоением резался в преферанс и лишь немного подремав под утро, отправился на факультет, надеясь «дуриком» получить свою троечку.
 Кроме Михайлова экзамен принимали еще двое молодых преподавателей и аспирант – все Гришины хорошие знакомые. Проявив недюжинные познания в предмете, студент сообразил, что его шанс «выплыть» равен трем четвертым и, решив, что это не так уж мало, взял билет и расслабился. Но случилось то, что в сдаваемой дисциплине называется «флуктуацией».
- Малкин, - голос профессора вывел Гришу из полудремы, - идите отвечать. Если что-то не успели, то вместе и разберем.
«Влип», - подумал студент и с обреченностью осужденного отправился к лектору.
- Итак, распределение Гаусса и интервалы доверительной вероятности. Слушаю вас, молодой человек.
 «Что же делать?» - судорожно соображал Малкин; запахло явным «неудом». И вдруг спасительная мысль пришла в его голову.
- Знаете, профессор, - опустив глаза, сказал Гриша, - вчера я как раз собирался повторить именно этот вопрос, когда мне случайно попался очень сложный этюд. Я бился над ним всю ночь, но ничего не вышло. Может, взглянете, а потом продолжим?
 Малкин быстро на бумаге карточный расклад, на котором его именно этой ночью «посадили» соперники.
- Любопытно, - ответил Михайлов. – Хоть это и не имеет отношения к экзамену, но давайте посмотрим.
 Через минуту о Гауссе и всяких там интервалах было забыто. Профессор смахнул со стола учебники, достал карты и вскоре вся аудитория ошарашенно наблюдала как студент сдает экзамен лектору. «Так, червей сносим, один козырь в прикупе, еще четыре на руке... Первый ход в трефу, ясно вам? Затем отдаете младшие карты и валетом переводите ход на себя. Ваших, молодой человек, здесь не шесть, а семь, видите? А можно еще вот так...» Когда через полчаса все возможные варианты были исчерпаны, профессор наконец перевел дух и спросил Гришу:
- Теперь понятно?
- Понятно, - ответил прибалдевший Малкин.
- Раз так, давайте зачетку. На «отлично» вы не тянете, но «четверку» ставлю заслуженную. И тренируйтесь, юноша, тренируйтесь!