Иноземец глава 15

ГЛАВА XV
НА СТРАСТНОЙ СЕДМИЦЕ
 Приближалась православная пасха. Кустурица, глядя на хмурящееся небо, невольно произнёс:
 - Сегодня страстной четверг. Нехороший день для всего человечества.
 Стоявший рядом Манойлович, состроил гримасу и, с пренебрежением ответил:
 - Мне от этого не жарко и не холодно!
 - Отчего от этого?
 - От этого самого дня.
 - Почему так? Ведь в этот день предали Иисуса Христа на распятие.
 - А что для человечества от этого изменилось? – неожиданно разозлился Манойлович. – Ну, вот скажи мне, какой прок оттого, что на землю приходил Иисус Христос? Кому сейчас до этого дело? Что изменилось для людей с его приходом?
 Кустурица покачал головой, но ничего не ответил.
 - Нет, ты не увиливай, - не отставал Манойлович. – Ты, я вижу, такой вот религиозный человек, так ответь мне на мой вопрос. Что изменилось с того, что он пришёл? Христианство проповедано по всей земле, как он этого и хотел, а люди что, стали от этого лучше? Какой смысл был во всём этом?
 - Христос приходил на землю для того, чтобы грехи людские искупить, грехи всех нас.
 - Ну, искупил, дальше-то что? Мы теперь стали безгрешными? Нас всех рай ждёт? Почему же тогда жизнь на земле сплошной ад?
 - Да потому что, не живём мы так, как учил нас Христос, - не выдержал Кустурица. – Поэтому и жизнь такая. Жизнь такая, какое общество, такая, какие мы сами! И ты напрасно думаешь, что миссия Иисуса Христа была в том, чтобы построить рай на земле.
 - Ну а в чём же тогда?
 - Если бы Иисус Христос не пошёл бы на крест, то в царство небесное не было бы ходу ни одному человеку! Он пришёл для того, чтобы спасти тех, кто желает спастись, тех, кто будет пытаться соблюдать его заповеди, его учение. Вот таким людям он и руку помощи протянет. Пусть спасётся немного, пусть спасётся несколько человек, ради этого уже и стоило ему приходить. Ради этого он и пришёл, чтобы спасти хоть кого-нибудь. А иначе бы не спасся бы никто, людям не было бы доступа в рай.
 - Твои речи, Велемир, это речи изменника! Давно ли ты стал разглагольствовать о Боге? Это ты сейчас стал такой смелый. Едва лишь только пошатнулся режим, вторглось к нам НАТО, ты сразу же стал выступать с обвинительными речами. Ещё бы, раньше ты боялся. Ты же ведь сам был коммунистом, сам служил верой и правдой делу Милошевича, и что же теперь? Конечно, ты почувствовал, что запахло жаренным, решил, что скоро новая власть придёт, вот и туда же.
 - Но почему, едва я заговорю о Боге, ты сразу же называешь меня изменником? Почему такая ненависть к Богу? – спросил Кустурица.
 - Я повторяю, твои речи, это речи изменника!
 - Нет, не изменника, это голос здравомыслия.
 - Здравомыслия? Ну, послушай, Велемир, ведь ты же разумный человек, сам много лет был в партии! Ну почему же ты теперь вонзаешь нож в спину всему делу Милошевича, всему делу коммунизма. Что же это такое, как только авторитет власти начинает пошатываться, все норовят её подтолкнуть. И что самое обидное, это делают те, кто ещё вчера был преданным сторонником.
 - Я не совершаю никакого предательства, - возразил Велемир. – Но и не о том я мечтал, вступая в партию. Я мечтал о том, чтобы всем людям жилось хорошо, а вовсе не о том, чтобы истребить всех неугодных. И ты не ответил на мой вопрос. Почему, как я только завожу речь о Боге, ты называешь меня предателем?
 - Потому что Бог естественный враг каждого коммуниста! Он враг всего дела коммунизма. Бог – это олицетворение жестокости и несправедливости. И тот, кто поклоняется ему, предаёт дело, начатое Лениным.
 - Какую же глупость ты говоришь! – поразился Кустурица. – Бог пошёл ради нас на крест, чтобы спасти нас от греха, взяв на себя все наши преступления, а ты называешь его олицетворением зла.
 В голосе Кустурицы прозвучала горечь.
 - Всё это наша чёрная неблагодарность по отношению к Богу. И надо быть безумцем, чтобы вести с Богом войну, вести войну с тем, кто тебя создал, с тем, кто обладает неограниченной властью, с тем, на чей суд ты сам пойдёшь в своё время. И этого суда не удастся избежать ни одному человеку.
 - Раньше ты по-другому говорил, - холодно произнёс Манойлович.
 - Раньше я сам был безумцем.
 - А может быть, ты сейчас стал безумцем?
 С этими словами Манойлович повернулся и пошёл прочь. Кустурица с горечью посмотрел ему вслед, и покачал головой. Как можно что-либо объяснить человеку, который не желает тебя понимать?

 Рэй Хейли все последние дни, после того трагического происшествия с колонной беженцев, старался не попадаться никому на глаза. Он замкнулся и старался сидеть где-нибудь в тёмном углу, где на него не обращают внимания. Он был страшно подавлен. Ему впервые пришлось увидеть последствия воздушной атаки так близко, и это зрелище его потрясло. Он чувствовал себя так, словно это он сам лично сбросил бомбы на колонну. Слишком ужасны были последствия этой трагедии. Его нимало не успокаивал тот факт, что он не участвовал в этом налёте. Пусть даже в этот раз его не было за штурвалом, а что было раньше? Задумывался ли он когда-нибудь, какое горе несёт людям? Война есть война, на ней невинные жертвы неизбежны.
 Но разве эта мысль может быть оправданием для человека, у которого в груди сердце, а не камень? Для человека, у которого есть хоть капля совести? Опять это слово – совесть. Чтобы это понятие не означало, откуда бы оно не исходило, от Бога ли, либо от кого-то иного, это уже не столь важно. Важно, что совесть есть, и она гложет человека, если он поступает неправильно, если он творит зло. Сколько Хейли не пытался себя оправдать, сколько он не убеждал себя в невиновности, голос внутри него говорил, что он виновен не меньше, чем те, кто сбрасывал бомбы и ракеты.
 Нет, Хейли ни сколько не винил, ни Марьяну, ни того солдата, набросившегося на него. Для них он был одним из «них», из тех, кто это сделал. Разве, будь он сам на их месте, в его душе не зародилась бы подобная мысль? Разве бы он сам не считал вражеского пилота, перешедшего на его сторону, по-прежнему врагом? Трусом, предателем, изменником, Иудой, и всем прочим? Разве бы он доверял такому человеку, считал бы его своим? Да никогда в жизни! Так стоит ли ждать чего-либо иного от сербов, среди которых он живёт? Нет, не их вина, что такое бедствие пришло на их землю. Его принёс с собой Хейли, и нет ему оправдания.
 И здесь, находясь среди тех, кого ему преподносили врагами свободного человечества, врагами демократии, он понял, что никогда и нигде нельзя с помощью силы, оружия и армии, принести кому-либо что-то доброе. Каждое государство, каждый народ, это свой мир, свои понятия, свои традиции. Живи в своей стране, своими законами, но никогда не пытайся принести свои понятия в чужой мир. Есть такая пословица; «в чужой монастырь со своими обычаями не ходят». Мудрость её можно осознать, лишь столкнувшись с тем, с чем столкнулся Хейли. Он словно бы сгибался под этой тяжестью, которую добровольно взвалил на свои плечи.
 Хейли закрывал глаза, но перед ним всё равно стояла сцена разгромленной колонны беженцев. Изувеченные тела, искажённые болью и ужасом лица, они, словно видения, преследовали Хейли, не давая ему покоя ни днём, ни ночью. В ушах у него стояли проклятия посылаемые женщиной-врачом в адрес Америки, его родины. Её надрывный голос сверлил мозг Хейли. Эта женщина имела все основания проклинать его страну, проклинать НАТО, проклинать миротворцев.
 Хейли когда-то считал себя патриотом. Но что такое патриотизм, в сущности? Желание сделать свою страну Великой, улучшить жизнь людей, живущих в ней? Или же фанатичное истребление всего и всех, кто не согласен жить по понятиям его государства? Слепое служение интересам власти, даже если для этого приходится уничтожать целые народы? Судя по тому, что ему пришлось увидеть, последнее было вернее. Так что же тогда есть зло, и что есть добро? Кому нужно служить, и против чего бороться? Где правда, а где ложь?
 Ни на один из этих вопросов, Хейли не имел ответа. Также как и не имел ответа на вопрос, что нужно делать ему самому. Брать оружие и стрелять? Но если стрелять, тогда в какую сторону? Или же покончить с собой? Но против этого трусливого выхода из положения, боролась вся его сущность. Кто подскажет ему решение? Кто?
 
 Однажды, закончив ремонт одной из машин, Хейли заметил Марьяну, которая появилась откуда-то со стороны казарм. Хейли съёжился, и, опустив глаза, попытался укрыться за машиной, совершенно не желая попадаться Марьяне на глаза. Он поймал себя на мысли о том, что последнее время избегает смотреть людям в глаза, словно чувствуя свою вину перед ними. Впрочем, так оно и было.
 Но, к его неудовольствию, Марьяна сама стала приближаться к нему. Хейли затрепетал, ему совершенно не хотелось лишний раз вступать с ней в контакт. Пряча глаза, он продолжал делать вид, что не замечает её. Лишь когда Марьяна подошла совсем близко, он притворился, будто только что заметил её. Поздоровавшись, он с тревогой ожидал продолжения. К своему удивлению, он увидел на лице Марьяны виноватое выражение. Да и она сама вела себя так, словно бы не знала с чего начать.
 - Я, в общем, я хотела извиниться за тот инцидент на дороге, - нерешительно начала Марьяна. – Я была не справедлива к тебе, мы все тогда были не правы на твой счёт. Просто была такая ситуация, мы все были до предела взвинчены, поддались эмоциям.
 - Да нечего извиняться, - возразил Хейли. – Твоей вины здесь нет. Здесь нет вины никого из вас, из вашего народа. Вина полностью ложиться на нас, в том числе и на меня. Я получил то, что заслужил.
 - Но ведь ты же ни в чём не виноват!
 - Не виноват? – криво усмехнулся Хейли. – Как же, будь я не виноват, я не служил бы в НАТО, не участвовал бы в том самом первом налёте, окончившимся для меня такой трагедией. Видно, это кара для меня, за свои дела придётся мне всё-таки ответить.
 Хейли уже давно знал, что его командир и напарник Джимми Брент, добрался до базы живым и невредимым. Несмотря на то, что он был атеистом, где-то в глубине души, Хейли верил, что существует какой-то рок или судьба, согласно которому, он назначался ответственным за то, что делала его родина Америка, несмотря на то, что сам он был наполовину китайцем. Кому-то нужно было за всё отвечать и, по роковой случайности, этим ответчиком был назначен он. Почему? Он этого не знал, просто так случилось и всё. Такова воля случая.
 - А может оно и к лучшему, что с тобой такое случилось, - произнесла Марьяна.
 - Что ты имеешь в виду? – удивился Хейли.
 - Если бы твой самолёт не потерпел катастрофу, то, возможно, ты бы сейчас находился на одном из этих «истребителей», то есть собственноручно уничтожал наши города и жителей.
 Хейли невольно поёжился. Этот довод показался ему убедительным.
 - Может быть, Бог тебя специально удержал, таким образом, от ещё большей беды, от пролития лишней крови.
 - Бог? Ты веришь в Бога?
 Марьяна пожала плечами.
 - А почему же нет?
 - В Бога люди начинают верить, только под страхом смертельной опасности. Когда человек глядит в лицо смерти, он становится верующим, но как только опасность минует, он вновь забывает Бога, и превращается обратно в атеиста. Я бы не стал закрывать все прорехи Богом. На него ссылаются люди только тогда, когда им некуда деваться, или же для того, чтобы оправдать свои поступки. Я не верю в Бога, но верю в то, что существует провидение, которое иногда вступает в силу, и предотвращает человека от совершения пагубных для него действий.
 Марьяна слегка призадумалась.
 - Ну, как бы оно там ни было, но я хотела перед тобой извиниться, и я извинилась.
 С этими словами Марьяна повернулась, и пошла прочь.