клф нло л. климанова Иная реальность

Л. Климанова 1999 г.
ИНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
(фантастический рассказ)

Я сидела в плетеном кресле и наслаждалась жизнью. Ленивые волны размеренно накатывали на белый песок у самых моих ног. При желании я могла бы дотянуться до набегающей волны и пошлепать босою ступней по воде, поднимая при этом тучу брызг, приди мне на ум такая идея. Но лень было пошевелиться - мне и так было слишком хорошо. Нежный ветерок обвевал мое лицо, колыхал широкие перистые листья пальм над головой. В воздухе витал пряный аромат южных морей. Славное местечко, этот остров Тонга. Настоящий кокосовый рай. Ласковое солнце, теплое море, яркие цветы и свежие фрукты круглый год! Совсем как в рекламе, которую я когда - то смотрела по телевизору.
Кто бы мог подумать, что я увижу все это. Невероятно. Вот она - моя сбывшаяся мечта. Стоит только оглядеться вокруг и поверить, что это не сон, а состоявшаяся реальность.
Буйство природы, буйство чувств... Вот это, я понимаю, настоящая жизнь.
Ах, как хорошо! Я потянулась в своем кресле и чуть было не уронила в воду книжку в красочной глянцевой обложке. Только не это! Моя любимая Грета Малькофф. Я мгновенно подхватила книгу и бережно положила на стол. Историю любви Кэрол и Кларка я почитаю позже. А теперь мне хотелось просто любоваться моим кокосовым раем, впивая в себя красоту каждой клеточкой тела.
- Как красиво! - не удержалась я от восклицания.
- И жить здесь здорово! Не так ли, Эмма? - это я обратилась к своей подруге, темнокожей красавице, сидящей напротив меня.
- Угум-м-м - с готовностью отозвалась она и сама смутилась.
Ее рот в это время был занят дыней - вот поэтому она и произвела на свет такое неблагозвучие. Но я милостиво простила ей это. Подумаешь, мелочи какие. С кем не бывает. Я вообще охотно прощаю людям маленькие слабости. У кого их нет. Вот, например, Эмма - большая сластена. Особенно она любит дыню, никак не может оторваться от нее.
А вообще-то моя Эмма замечательная девушка. Во-первых, она чудо, как хороша, той яркой южной красотой, которую не встретишь у бледных северянок. Но красота - это далеко не главное в ней. Эмма - прекрасная слушательница. Вот за это я ее и ценю. За то время, что мы вместе, я нарассказывала ей всяких историй, некоторые даже повторила дважды. А Эмма, такая деликатная, она никогда не прервет меня и не скажет “Мне это не интересно” или “Я это уже слышала”. Нет, честно, она прекрасная девушка.
Одного я не рассказала ей - про то, как очутилась здесь. До некоторых пор это была для меня запретная тема. Я боялась ее. Слишком много переживаний связывалось у меня с этим. Мне потребовалось время, что отстраниться от всего этого и не вызвать нежелательных последствий.
Но сегодня я как раз намеревалась поведать ей свою историю. Прежде чем начать, мне необходимо было собраться с мыслями, сосредоточиться. Неплохо было бы выпить чего-нибудь освежающего. Я с минуту прислушивалась к своим желаниям: чего бы мне хотелось? Я стала перебирать в уме: кола, фанта... Нет, не то. Лимонад - вот что я хочу. Как прекрасно в жаркий день выпить стаканчик лимонада с кусочком льда! Я потянулась и взяла со стола хрустальный фужер с газированным напитком. Тонкие стенки запотели и покрылись мельчайшими капельками. Я сделала маленький глоток и ощутила во рту восхитительный кисло - сладкий вкус. Пузырьки газа приятно пощипывали язык. Превосходно. Вот теперь я готова рассказывать.
- Эмма, тебе, наверное, интересно узнать, как я здесь появилась? - спросила я.
Эмма с чувством закивала головой, так сильно, что серебряные серьги в ее ушах мелодично зазвенели. Я была довольна. Именно на такую реакцию я и рассчитывала.
- Я расскажу тебе мою историю, хотя она довольно длинная и... и страшная. - добавила я, немного помолчав.
- Ты ведь не боишься страшных историй, а, Эмма?
В ответ Эмма яростно замотала головой и округлила черные глаза, показывая, что она вся - внимание.
- Слушай же. Когда -то я жила далеко отсюда. Очень далеко . В Северном полушарии.
Я неопределенно махнула рукой, как мне кажется, в сторону севера.
- Там подолгу бывает очень холодно. На земле лежит снег и не тает. Это зима. Когда- нибудь я возьму тебя с собой в Северное полушарие. Я дам тебе теплую пушистую шубку, чтобы не было холодно. Мы обязательно прогуляемся с тобой по заснеженному березовому лесу, там очень красиво, особенно когда ветви покрываются инеем. Кажется, что все деревья стоят в белом кружеве... Но я отвлекаюсь.
Так вот, я жила в огромном миллионном городе. Его название тебе ни о чем не скажет. В Северном полушарии много таких городов. Некоторые из них очень похожи друг на друга: серые громады многоэтажных зданий, множество фабрик и заводов, на улицах - нескончаемый поток машин и толпы одиноких, несчастных в своем разобщении людей - вот что такое город.
Люди там вечно куда- то спешат, торопятся, суетятся. Им некогда остановиться, оглядеться вокруг, задуматься. Вся их жизнь расписана по минутам. Наше общество философы называли технократичным. Люди в нем давно превратились в живых придатков по обслуживанию механизмов и машин, созданных якобы для того, чтобы облегчить нашу жизнь. А на самом деле мы в повседневной суете потеряли самое главное - смысл жизни, утратили способность просто радоваться каждому прожитому дню.
 Я тоже была, как все: вечно куда-то торопилась, бежала, на ходу проглатывала свой бутерброд, заскакивала в общественный транспорт и мчалась в нем на работу или с работы. Мне тоже некогда было остановиться. Только стоя в битком набитом трамвае и глядя в окно на проносящийся мимо городской пейзаж, я с удивлением замечала смену времен года. Природа меняла свои декорации, а само действо - бег по кругу, оставалось без изменения. Дни летели за днями. И так же быстро пролетала мимо моя жизнь. Мне казалось, что я вечно буду бежать и никогда не вырвусь из этого заколдованного круга.
Но вот , однажды, все это для меня кончилось, и я чувствую, возврата к прежней жизни больше нет.
Что именно тогда происходило - этого я и сама толком не знаю. Я могу рассказать лишь о том, как это было.
В тот день я случайно оказалась в центре города. Вообще-то мой дом находился на окраине. Из окна своей квартиры я могла видеть темный сосновый лес. Как я жалела тогда, что не осталась в тот день дома! Ах, этот спасительный лес! Все бы, кажется, отдала, только бы добраться до него!
Но тебе ведь надо рассказать с чего все началось. С паники. Огромный город в одночасье охватила жуткая паника. Оттуда началось повальное бегство. Разум покинул людей и остался один животный инстинкт. Вот он -то и погнал их из города. В одно мгновение буквально всех жителей поразило одно безумное желание: бежать, бежать и бежать отсюда куда глаза глядят.
Как я уже сказала, это застало меня с центре города и я могла в полной мере наблюдать и участвовать в этом безумии.
 Тысячи людей метались по городу в поисках спасения. Хаотичное бестолковое движение в центре города больше всего напоминало движение муравьев в растревоженном муравейнике: люди бегут куда-то, сталкиваются друг с другом, падают, поднимаются и вновь бегут, чтобы в следующую минуту опять столкнуться.
Проще было тем, кто имел личные автомашины. Эти счастливчики первыми покинули обреченный город. После того, как схлынул поток автомобилей, улицы запрудили тысячные толпы “безлошадных”, таких как я, но нас оказалось слишком много. Мы могли надеяться только на силу и выносливость своих ног. Я молода и здорова - я могла спастись. А сколько было таких, кто по разным причинам не мог убежать: старых, больных, да мало ли еще каких... Пробегая мимо домов я физически ощущала, как окна смотрели мне в спину, и за этими окнами мне чудились глаза обреченных на смерть людей. Я старалась не думать об этом, успокаивая свою совесть, что ничем не могу им помочь. Но это было слабое оправдание. Мне казалось, что все мы - молодые, сильные и здоровые, пробегающие сейчас по улице, виновны перед ними.
Сперва толпы народа устремились к стоянкам автобусов и такси, к автовокзалам. Но транспорта уже не было. Электротранспорт остановился с самого начала. Увидев бесполезность ожидания, народ отхлынул прочь от стоянок. Потоки людей, растекаясь в разных направлениях, ближе к окраинам принимали более упорядоченный вид. Люди здесь двигались уже в одном направлении. Зато и вырваться из такого потока было труднее, а подчас и невозможно.
Я попала в людской поток, направлявшийся к железнодорожному вокзалу. Я очень тонко устроена, у меня прекрасно развита интуиция, и я помню, как не хотела идти в том направлении. Я понимала: уж если городской транспорт не ходит, то что уж говорить об электровозах? Правда, оставались еще тепловозы, но сколько их на нашей электрифицированной дороге? Один, два. А где взять нужное количество вагонов, чтобы перевезти такое скопище людей?
Я пыталась сопротивляться, кричала прямо в их безумные лица: “Болваны, куда вы идете?” , но меня никто не слушал. В ответ раздавалась грязная брань. Я поминутно получала толчки то в спину, то в бок, меня отпихивали в сторону, словно тряпичную куклу. Толпа была сильнее меня, бороться с нею было бесполезно. Вскоре я это поняла. Она увлекла меня за собой. Я вынуждена была шагать вместе со всеми, только старалась приноравливать свой шаг к общему темпу, зная, что если сейчас я упаду, то больше уже никогда не встану: толпа катком пройдет по мне дальше, а я останусь лежать на асфальте, растоптанная тысячью ног.
На кого мне было надеяться? Ужас перед грядущим был слишком велик, чтобы оборачиваться и протягивать кому-то руку помощи. Каждый спасал свою шкуру.
Ведь ОНИ должны были уже скоро прилететь. Ты не знаешь кто такие ОНИ? Я тоже не знаю. И никто из людей не знал этого, кроме, разумеется, тех, кто создал этот вид оружия. Да и было ли это новейшим оружием - лично я сомневалась в этом. Уж не мстила ли нам сама природа за все то зло, что мы сделали ей своей индустриализацией?
Мы знали одно: ОНИ разрушали города. Одни только города, превращая их в оплавленные развалины. В этом вандализме не было никакой системы. Города гибли в любой точке земного шара, никто не знал, какой город подвергнется очередному нападению. Ни политическое устройство страны, ни расовые и национальные признаки, ни господствующая религия не имели никакого значения. Ни одна страна, ни одно правительство, ни одна террористическая организация не брали на себя ответственность за это. Люди оказались бессильными перед новой опасностью. Борьба с нею превращалась в борьбу с невидимками. Неизвестно кто твой враг и за что он тебя ненавидит и уничтожает. Хотя ученые и уверяли, что они близки к разгадке метеорологических войн - такое название дали они непонятному феномену. Но пока они бились над решением этой проблемы, города продолжали гибнуть. Наш город оказался пятым.
Мы знали только одно: предвестниками Их появления являлось полное исчезновение связи и электричества. Город в считанные секунды оказывался парализованным и погружался в информационный вакуум. Все механизмы, работающие на электрической энергии, останавливались. Спасался тот, кто бросая все, покидал город. Оставшиеся - гибли. Вот почему все сразу же ринулись вон из города, едва только прекратилось радиовещание и исчезло электричество.
Итак, я бежала вместе со всеми в обезумевшей толпе. Ее безумие каким-то образом передалось и мне. Я уже не могла здраво рассуждать. Мне стало казаться, что спасение - в самом движении. Так белка бежит в колесе по кругу, думая, что спасается бегством.
Люди вокруг меня сопели, хрипели, обливались потом, задыхались от бега. И я тоже задыхалась и обливалась потом. В глазах потемнело, ноги подкашивались. В мозгу билась одна - единственная мысль: “Бежать, бежать, бежать”. Куда, зачем -это было уже не важно и не имело никакого значения.
Вот тут - то я и познакомилась с моим Павлом. Да, с моим любимым, дорогим, единственным Павлом. Вот в какой обстановке нам довелось встретиться. Он появился в моей жизни в ту самую минуту, когда я больше всего нуждалась в помощи, когда силы уже оставляли меня и я готова была упасть. А произошло наше знакомство так. После очередного толчка я, буквально, налетела на него. Он хмуро покосился на меня. По своей врожденной вежливости я, в которой уже раз за этот день, пробормотала слова извинения.
В одну секунду по его лицу промелькнула целая гамма чувств: от злости до изумления. Было видно, что сначала он страшно разозлился и готов был разорвать меня на части, но потом оторопел. В наше время не часто извиняются и произносят вежливые слова: это архаизм, почти что проявление дурного тона. Что тронуло его во мне, не знаю. Может быть вид у меня в тот миг был слишком жалкий, вызывающий сочувствие, а может быть свою роль сыграла моя воспитанность. И он решил спасти от гибели такой реликт этикета.
Так или иначе, но в его лице что-то дрогнуло, он решительно подхватил меня под руку и потащил за собой. Что бы он обо мне ни подумал в ту минуту, я благодарна ему. Ощутив сильную мужскую руку, я сразу же прониклась к нему доверием. Какое счастье - ощущать мужскую поддержку. Теперь бежать стало намного легче. Я попыталась было на ходу благодарить его, но он посоветовал мне молчать, чтобы поберечь дыхание.
Наконец, толпа вынесла нас на привокзальную площадь. Там царила еще большая сумятица, чем в центре города. Какой-то толстый мужик с мегафоном у рта, забравшись на возвышение, во всю мощь своих легких орал: “Граждане, транспорт стоит, расходитесь”. Он повторял это снова и снова, поворачиваясь в разные стороны. Над площадью стоял гул от тысяч голосов. Люди переспрашивали друг - друга, передавали друг другу его слова, толпа колыхалась, как море. Часть людей, видимо, уже побывавшая на перроне, повернула обратно, другие, только что пришедшие, напирали и лезли вперед. Противоположные потоки схлестнулись, началась неимоверная давка.
 Павел, я уже узнала, как зовут моего благодетеля, орудуя локтями, пробивал путь вон из толпы. Мы кое-как выбрались из нее и какими- то закоулками, переходами вышли-таки к железнодорожным путям, правда, довольно далеко от вокзала. Но это не имело никакого значения. Достигнув цели, мы увидели, что нисколько не приблизились к своему спасению. То, что мы там увидели вполне соответствовало моему ожиданию: на путях стояло несколько черных цистерн и грузовых вагонов, а у самого здания вокзала бесполезной грудой металла высился недвижимый электровоз. Между рельсами там и сям бродили кучки растерянных людей. Теперь, когда мы остались вдвоем, безумие покинуло нас. На меня вдруг навалилась страшная усталость.
- Я знала, что сюда не стоит идти. - с горечью сказала я, оглядев безрадостную картину.
Но тут же спохватилась: что он обо мне подумает? Еще решит, что я обвиняю его в постигшей нас неудаче.
 Повернувшись к нему, я с чувством сказала:
- Огромное вам спасибо за помощь. Теперь вы можете идти, а я немного отдохну.
Я и в самом деле чувствовала себя неважно: ноги подкашивались, во рту пересохло.
Я думала, что после моих слов, он тотчас повернется и уйдет со спокойной совестью, но он почему -то медлил, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, словно решал для себя какой-то важный вопрос. Наконец, надумал остаться.
- Я подожду. Даю вам пять минут. Надеюсь, этого хватит.
Его командирский тон слегка покоробил меня, но в душе я была довольна.
Невдалеке от железнодорожных путей плескалось узкое длинное озеро. Я побрела к нему. Села на нагретый за день камень и стала смотреть на озеро. Ветерок рябил воду и она блестела на солнце рыбьей чешуей. На том берегу стояли пятиэтажные дома, верно , уже покинутые жителями. Я судила об этом потому, что там было слишком тихо. Здесь, на этом берегу тоже царили покой и тишина, как будто и не было этой безумной гонки через весь город. Только плеск волн и шелест листвы. Павел последовал за мной на берег и, присев на корточки, бросал в воду камешки. Время от времени он поглядывал на часы. Так в молчании прошло несколько минут. Когда время истекло, он слегка дотронулся до моего плеча рукой:
- Пора, надо идти.
Я слышала его, но не могла пошевелиться. Меня словно парализовало. Во все глаза я смотрела в безоблачное небо. Там, в этой сияющей голубой дали творилось что-то непостижимое. Или это обман зрения? Я зажмурилась и потрясла головой, надеясь, что видение растает само собой. Но, когда я снова открыла глаза, то обнаружила, что оно не только не растаяло, а напротив за эти секунды выросло и даже стало осязаемей. Я видела, как в небе появился серый сумрак. Он как бы соткался из ниоткуда. С каждым мгновением он сгущался, становился плотнее и все больше разрастался. Я все смотрела и смотрела на него, зачарованная им. Павел тоже взглянул в ту сторону и присвистнул от удивления.
В небе появилось странное серое облако с розоватым перламутровым отливом по краям. Оно приближалось к нам с невероятной быстротой и росло прямо на глазах. Пока мы пялились на него, облако успело вырасти до размеров громадной зловещей тучи. Было в ней что-то противоестественное, ненатуральное. Она была, как живой организм, который рос и пульсировал.
Мне стало страшно. От тучи веяло смертью. Она все росла и росла. Вот она уже закрыла собой полнеба. Солнце скрылось, вода в озере сразу почернела, и ветер гнал по нему крупную рябь.
 А туча все росла и двигалась на нас, опускаясь сверху. Стало трудно дышать, воздух сгустился и не проходил в легкие. Вдруг из ее черного брюха стали протягиваться к земле длинные щупальца - смерчи. Одно, второе, третье.... Какое-то время туча стояла на месте, выпуская из себя все новые и новые щупальца, а потом вдруг быстро двинулась вперед, на город.
 Только тут мы опомнились и бросились искать укрытие. Невдалеке от берега росли густые кусты ивы. Повинуясь животному инстинкту, кинулись туда. Ветер пригибал к земле траву и тонкие ветви, хлестал в лицо песком. По воздуху уже неслись сорванные листья, обломанные ветки, какие-то обрывки газет и полиэтиленовых пакетов.
 Мы забились в какую-то ямину и прижались друг к другу. Темнота накрыла нас. Я обхватила голову руками и , зажмурив глаза, беззвучно молилась : ”Господи, помоги, Господи, пронеси!”. Издали послышался все нарастающий гул и вот он уже налетел на нас, оглушил. Я ничего не видела и не слышала. Даже если бы я кричала во все горло, то и тогда вряд ли бы расслышала в этом реве свой слабый голос. Иногда в спину больно хлестало песком и мелкими камнями , и тогда всем своим существом, всей кожей я ощущала вибрирующую энергию, исходящую от проходивших мимо смерчей.
 Сколько это длилось? Час? Два? Для меня время перестало существовать. После Павел утверждал, что ураган длился полтора часа, но оставим это на его совести.
Внезапно, все прекратилось. Мрак рассеялся. Выглянуло солнце. Наступила необыкновенная тишина. До звона в ушах. Это было так неожиданно. Только что бушевала стихия, и вдруг все смолкло.
Но мы- то знали , что эта тишина - лишь короткая передышка перед настоящим концом. Если мы хотим спастись, надо как можно скорей выбираться отсюда. Мы вылезли из своей ямы, отряхиваясь от песка и пыли и щурясь на солнце. Куда идти? Все вокруг было обезображено до неузнаваемости, раскурочено. Дно в озере почти обнажилось, из жидкой грязи торчали битые бутылки и ржавые банки, которые люди имеют обыкновение бросать в воду. Ободранные кусты ивы стояли без листьев, а иные и без сучьев, многие вырваны с корнем . Я боялась смотреть на город, чтобы не видеть разрушений. Меня бил озноб. Павлу пришлось взять меня за руку и, как ребенка, вести за собой. Он повел меня обратно к вокзалу. Кругом - нагромождения из перевернутых вагонов, скрученных листов железа, поваленных столбов. Я глянула на здание вокзала. Оно выглядело, словно, после бомбежки. В окнах не осталось ни одного целого стекла, стены во многих местах пробиты. Средний купол осел чуть не до основания и покосился, а десятиэтажная башня гостиницы разрушена наполовину.
Не совладав с эмоциями, я зарыдала в полный голос. В тот час я оплакивала всех: себя, Павла, который по моей вине застрял здесь, а мог бы бросить и спастись, людей, бывших в это время в городе и погибших от рукотворной стихии и , возможно, продолжающих умирать сейчас ... Павел не успокаивал меня, давая выплакаться, а слезы все лились и лились у меня из глаз.
И вдруг мы услышали тепловозный гудок. Он прозвучал необычно громко в наступившей тишине. Спотыкаясь, мы побежали туда, о чудо: на рельсах стоял маневровый тепловоз с четырьмя прицепленными к нему старыми вагонами. Откуда он только взялся?
Из окошка высунулся машинист и призывно махал рукой. Что я почувствовала в этот момент? Словами этого не выразить. Безграничную радость, дикий восторг. Вот оно спасение. Как на крыльях я понеслась к составу. Мы оказались не единственными, кто спасся в этот злосчастный день. Откуда-то стали появляться люди, чудом уцелевшие в этом аду, и прихрамывая тоже спешили к вагонам. В считанные минуты все забрались в вагоны. Поезд тронулся. Мимо проплывали завалы из перевернутых и разбитых вагонов, ларьков и еще чего-то - невозможно было разобрать в этом хаосе. Сколько раз я проезжала по этой дороге, но теперь с трудом узнавала эти места.
 Конечно, мне было больно глядеть на все это, но мы-то едем, мы спасемся! Думала я только об одном: быстрее, быстрее вырваться отсюда. Однако не проехал поезд и пяти минут, как стал замедлять ход, а вскоре и вовсе остановился. Мы высунулись из окна, чтобы узнать причину остановки. Машинист что-то кричал и отчаянно размахивал руками. Пришлось выйти из вагона. Рельсы впереди были сорваны с полотна и закручены в немыслимую спираль. Еще дальше громоздился завал из железобетонных плит рухнувшей эстакады. Пути не было.
Люди кряхтя выпрыгивали из вагонов и разбредались кто куда. Мы с Павлом посоветовались и решили пойти направо. Там разрушения казались минимальными. Пролезли в дыру в заборе и очутились на территории какого - то химического завода Странное дело: он еще действовал, этот завод с непрерывным циклом. Смерчи, казалось, обошли его стороной. По крайней мере, я нигде не заметила явных признаков повреждений. Высоченные башни - скруббера с вызовом глядели в пустое небо, повсюду переплетение трубопроводов, из отдушек со свистом вырывается пар или газ.
Мы сделали несколько шагов по нему, но тут же остановились. Я почувствовала опасность. Мне казалось, что я ступаю по раскаленным плитам. Ноги стали, как ватные, и отказывались мне повиноваться. Нет, нам здесь не пройти. Времени слишком мало. Сколько его было в запасе? Очевидцы говорили по-разному: одни говорили, что после урагана проходил час, другие утверждали, что временной промежуток между двумя катаклизмами с каждым разом уменьшался. В любом случае идти по заводу - настоящее самоубийство. Это слишком опасно. В каждую минуту из космоса мог ударить испепеляющий луч и превратить это хитросплетение из емкостей и труб в пылающий факел. Мысленно я уже видела, как взрываются скруббера и из них в разные стороны хлещет огненная жидкость, затопляя все вокруг. Огненные ручейки подбираются к нашим ногам, клубы дыма заволакивают небо.
Несмотря на то, что завод еще жил , в нем самом таилась смертельная угроза. Кто знает, когда он рванет. Может быть уже сейчас в воздухе скопилась взрывоопасная смесь газов и достаточно лишь маленькой искры или сотрясения...
Я потянула Павла за собой. Он не протестовал, видимо, тоже почувствовал неладное.
Осторожно ступая, словно, боясь разбудить спящего зверя, мы тихонечко выбрались через тот же пролом и вздохнули спокойно только тогда, когда завод остался довольно далеко. Нечего делать - пришлось идти в противоположную сторону по тому самому громадному завалу. Все время мы поглядывали на небо, а тут еще приходилось карабкаться то вверх, то вниз, обдирая в кровь руки и ноги и рискуя в любую минуту свернуть себе шею. Наконец, полоса завалов кончилась. Впереди лежало зеленое поле, за ним виднелось несколько бараков, а дальше , о счастье, темнел лес. Вот оно спасение! Эх, столько времени зря потеряли! Поперлись, как дураки направо, когда надо было сразу повернуть налево.
Спустившись с завала, мы поспешили к лесу. Быстрее, быстрее уйти подальше от города. Как назло, идти было очень тяжело - место низменное, заболоченное. При каждом шаге ноги чуть не по щиколотку увязали в черной грязи. Павел с высоты своего роста заметил тропинку, вышел на нее и окликнул меня. Я тоже выбралась на нее, идти стало полегче. Тропинка привела нас к длинному бараку. Кругом - ни души, пусто. Высокий досщатчатый забор тянулся вправо и влево от барака. Опять препятствие! Не обходить же его вкруговую. Дорога каждая секунда. Промедление может стоить нам жизни.
- Давай зайдем в барак. - предложил Павел. - Там, наверняка, есть выход на ту сторону.
Я заколебалась. Этот барак почему-то показался мне подозрительным. Сколько раз я ездила по этой железнодорожной ветке и не видела этих построек. Может быть, я просто не обращала на них внимания?
Павел уже взялся за ручку. Дверь жалобно скрипнула и открылась. Он подтолкнул меня вперед. В лицо пахнуло холодом. Мы зашли внутрь, и дверь за нами захлопнулась. Длинный светлый коридор вел направо и налево. Множество одинаковых дверей выходило в него. Какая из них - выход на ту сторону? Павел наугад открыл первую попавшуюся дверь. Глазам опять предстал длинный коридор с точно такими же дверями. Немного прошли по нему, опять толкнулись в первую попавшуюся дверь. И снова коридор. Как глупо мы здесь застряли. А время неумолимо шло... В отчаянии мы заметались по лабиринту коридоров в поисках выхода, открывая наугад все новые и новые двери, пока я совсем не выдохлась.
- Все, я больше не могу. - сказала я и села прямо на пол, привалившись к стене. - Дай отдышаться. Это какой-то лабиринт. Как ты думаешь, куда мы с тобой попали?
Павел оглянулся по сторонам и сказал неуверенно:
- Немного похоже на больницу - коридоры и чистота кругом.
Я ухватилась за эту мысль. Действительно похоже. Но где же больные? Немного отдохнув, я сказала:
- Ну, пошли, что ли. Еще раз попытаемся отсюда выбраться.
За первою же дверью мы увидели ряд больничных палат за стеклянными перегородками. В нос ударил больничный запах. На кроватях сидели и лежали бледные больные в халатах и пижамах. Печальными взглядами они провожали нас, когда мы проходили мимо. Я тогда подумала: почему они не убежали в лес, почему не спасаются?
Пройдя этот коридор, мы свернули в другой, точно такой же. Везде было одно и то же: больничная белизна покоев, бледные лица. Это начинало раздражать. Наконец, вышли на лестничную площадку. Широкая лестница вела наверх. Перешагивая через ступеньку, бросились по ней. На втором этаже все повторилось.
- Надо найти обслуживающий персонал, чтобы спросить, куда мы попали, и как отсюда выйти. В больницах обязательно должен быть сестринский пост.
- А вот и он. - сказал Павел.
Обернувшись, я увидела письменный стол рядом с белыми шкафами, в которых обычно хранят лекарства. За столом сидели два молодых парня в белых халатах и что-то писали в карточках.
- Надо же, - удивилась я - обычно в больницах медсестры - женщины.
Пока я над этим раздумывала, парни на глазах стали меняться. И вот перед нами уже сидят немолодые женщины в белых шапочках. Я оторопела. Павел же, не смущаясь их трансформацией, быстро подошел к ним и стал расспрашивать. Женщины приветливо улыбались, сочувственно кивали головами. Они что-то заговорили в ответ, а мы ничего не понимали. Звуки проходили мимо нашего сознания.
Обескураженный Павел отошел от них.
- Чертовщина какая-то, - пробормотал он, криво улыбаясь, - я ничего не понял, а ты?
Я отрицательно покачала головой. Смутная догадка мелькнула в голове, но я отогнала ее прочь - слишком невероятной она была.
- Ну, ладно, - продолжал Павел - не хотят говорить - не надо. Сами найдем выход. В крайнем случае, можно вылезти через окошко. Пойдем, обратно, на первый этаж.
Мне захотелось вдруг наорать на него: “Соображай, что говоришь, Какой еще первый этаж в бараке?” Но Павел уже тащил меня за собой. Опять широкая лестница. Спускаемся по ней вниз. Миновали один этаж, второй, третий - ей не было конца. Перегнувшись через перила заглядываем вниз: бесчисленные лестничные пролеты суживаются в квадратном колодце. Дна у него не было.
- Так дело не пойдет. Давай свернем в коридор. По моим расчетам уже должен быть первый этаж.
Оставив лестницу, двинулись по коридору. На этот раз он был узким, темным, выкрашен до половины масляной краской.
С левой стороны маленькие окошечки глядели в темноту двора.
- Неужели наступила ночь? Так быстро?! Сколько же времени прошло с тех пор, как мы переступили порог этого проклятого барака? - подумала я.
- Который час?
Павел взглянул на часы, потряс их, пожал плечами.
- Не знаю. Часы остановились.
Я выглянула наружу. По темному небу быстро неслись клочковатые облака.
- Я же говорил, что это первый этаж! - раздался бодрый голос Павла. - Теперь нам бы еще какой-нибудь транспорт достать. Тогда бы мы живо отсюда убрались.
Я вгляделась в темноту и, к своему удивлению, заметила во дворе боевую технику: два бронетранспортера и танк восьмидесятых годов, все старое, ободранное, в пятнах ржавчины, а еще дальше - стоял легкий самолетик времен Великой Отечественной войны. Честно говоря, я не сразу заметила их. Машины возникали из темноты двора постепенно - будто бы проявлялись на фотографии.
- Отлично! - радовался Павел. - Это хорошо, что здесь есть боевая техника. Сядем на танк - в нем безопаснее...Была бы только солярка.
Он уже приготовился высадить окно, но я остановила его. Еще раньше меня посетила одна мысль, и теперь я была твердо убеждена в своей правоте.
- Стой! Никуда мы отсюда не уедем.
- Это почему же?
- Потому что мы с тобой попали в виртуальную ловушку. Все, что мы видим вокруг - это плод нашего воображения. Постой, не перебивай меня. Я докажу это. Вот о чем ты думал, прежде чем выглянуть в это окошко? - спросила я его.
И тут же сама отвечала:
- Ты очень хотел, чтобы там - я указала в сторону окна, - стояла какая-нибудь техника. Лучше всего бронированная. Ты ясно представил себе бронетранспортер, танк, на худой конец, самолет сороковых годов. Не так ли? А потом выглянул в окно и воочию их увидел.
У Павла был растерянный вид. Пятерней он поскреб у себя в затылке.
- Ну да, - неохотно согласился он, - в общем-то так оно и было.
Мне стало жаль его. Но я продолжала.
- С самого начала, как только мы переступили порог этого проклятого барака мы очутились в нереальном мире, в Майе.
- Где-где? - удивился Павел.
- В Майе, ну ты что не знаешь? Майя - иллюзия, видимость. Древние индийцы считали весь материальный мир иллюзорным, закрывающим от человеческого взора высшую сущность. Ладно, потом объясню. - сказала я, видя, что мудрость древних с трудом доходит до Павла.
- Я не знаю как это происходит, но здесь идет материализация нашей психической энергии. Прежде чем зайти в этот барак, мы уже знали, что в бараках всегда есть длинный коридор - и мы увидели его. Потом мы решили, что попали в больницу - увидели больницу. И так до бесконечности. Стоит нам только о чем-нибудь подумать, как наша мысль обретает зримый образ.
- А ведь ты, пожалуй, права! - воскликнул Павел. - Понимаю, теперь, чтобы выйти отсюда, нам надо подумать о выходе.
Но я в ответ на это предложение только скептически улыбнулась.
- Не думаю, что это так просто. Вряд ли мы найдем отсюда выход таким способом. Чем больше мы будем метаться в поисках выхода, тем больше страданий принесем себе. В принципе, мы можем сесть в этот танк, и ты даже сумеешь его завести. Но стоит ли это делать? Ведь если ты хоть на мгновение представишь себе разрывы бомб и снарядов - мы все это получим сполна на наши головы.
- Что же делать?
- Во-первых, успокоиться, расслабиться, переключиться на что-то светлое, хорошее и представить себе какое-нибудь райское местечко.
- Но я не хочу жить в вымышленном мире. Надо выбраться отсюда...
- Нам ничего другого не остается. Подожди, дай мне сосредоточиться, и ты увидишь, что мой мир не так уж плох.
Я замолчала и закрыла глаза. Я представила себе сияющее небо, лазурную гладь моря и коралловый остров посреди океана. Открыв глаза, я увидела себя вместе с Павлом на прекрасном острове...
- Вот так я здесь очутилась. - закончила я свой рассказ и посмотрела на Эмму, ожидая ее реакции.
Она по-прежнему лакомилась дыней и вопросительно глядела на меня. Это мне не понравилось. Я нахмурилась и представила, как она растворяется в лучах солнца. Снова взглянув в ее сторону, я увидела пустое кресло - Эмма исчезла. Я взяла свой стакан с лимонадом.
В это время ко мне подошел высокий красавец. Сердце в груди сладостно заныло. Павел. Капельки воды блестели на его загорелой коже. От него пахло морем. Он наклонился надо мной и чмокнул в щеку. Я ощутила ласковое прикосновение бархатистых губ к своей коже. Или только представила себе это? А, впрочем, какая разница!
Он плюхнулся в пустое кресло и поинтересовался:
- А куда же подевалась твоя новая подруга? Эмма, кажется?
- Она мне надоела. Только и знает, что лопать дыню и таращить на меня свои глупые гляделки.
- Ну, не скажи... - протянул он и загадочно улыбнулся. - Она такая красавица!
- Если тебе нужна красавица - сам себе придумывай, а я не хочу, чтобы моя подруга крутила роман с моим мужем!
- Ревнуешь? - ухмыльнулся Павел.
- Ни капельки! О, что это! - встревожилась я, увидев на его плече струйку крови.
- Ах, это - так, ерунда, не стоит беспокоиться.
Он провел ладонью по плечу. Кровь бесследно исчезла.
- Ерунда? - вскипела я. - Опять населил лагуну акулами!
- Ну зачем же сразу подозревать худшее! - возмутился Павел. - Это был всего - навсего маленький акуленок. Я победил его в честной схватке - один на один. - похвастался он.
В нем было столько мальчишеской гордости, что это обезоружило меня. Мой гнев сразу же улетучился. Что с ним поделаешь?
- Ах, Павел, Павел! Мы же с тобой, кажется, договаривались - никаких чудовищ, акул, землетрясений, извержений вулканов и прочего!
Лицо у Павла поскучнело.
- Жизнь без тревог - такая преснятина. - изрек он. - К тому же , опасности сплачивают.
Я не могла долго сердиться на Павла. Еще в самом начале мы договорились, что не будем усложнять себе жизнь выдуманными опасностями. Но время от времени Павел нарушал соглашение, и тогда я подвергалась нападениям дикарей или хищных зверей, меня похищали инопланетяне или я попадала в гарем турецкого султана, а Павел спасал меня , проявляя при этом чудеса героизма и отваги. Мой милый, дорогой Павел. Он не мог жить иначе. Конечно, я должна бы радоваться, что у меня такой потрясающий муж... Ну а мне-то что делать? Я ведь вполне обошлась бы и без этого. Я не выношу вида крови и не люблю опасности. По лицу Павла я догадалась, что он не хочет продолжать разговор на эту тему. Этот вопрос мы обсуждали уже не раз.
- Какие планы у тебя на сегодня? - полюбопытствовала я.
Павел оживился.
- После обеда я выступаю в Совете Лиги Наций. У меня там очень важный доклад об установлении мира в Бантустане. Потом я приглашен в Белый дом на встречу с Президентом Соединенных Штатов.
- А кто там сейчас президент?
- Как, ты забыла? Сильвестр Сталлоне, разумеется.
- Ах, да. - вспомнила я.
Политические режимы, правители и прочее - прерогатива Павла.
- Отлично. Я горжусь тобой. Разумеется, в Соединенные Штаты мы отправимся вместе. Надеюсь, ты не забыл про прессу. Я хочу, чтобы мои фотографии с Президентом США обошли весь мир.
- А ты становишься тщеславной! - заметил Павел.
- Неужели ты не простишь мне один маленький недостаток? - кокетливо улыбнулась я. - Ну, а завтра чем ты будешь заниматься?
- Завтра я охочусь вместе с королем Непала на бенгальских тигров.
- По-моему, Непал и Бенгалия - не одно и то же. - попыталась возразить я, припоминая географию.
- Но король может охотиться, где ему вздумается.
- Логично. Но все же жаль тигров. Ведь они находятся на грани полного исчезновения. Нельзя ли обойтись без охоты?
- Никак нельзя. К тому же у тебя устаревшие сведения. За последнее время тигры настолько расплодились, что стали настоящим бедствием. Они совершенно не бояться людей. Местные крестьяне живут в страхе. Так что охота на тигров - благое дело.
- Ну, хорошо. - сдалась я. - Только ты отправишься на свое благое дело один, без меня.
- А чем же ты займешься в мое отсутствие?
- Не беспокойся. Скучать не буду. Посещу Париж, знаешь, давно мечтала. Побываю в Версале, поброжу по Лувру, поднимусь на Эйфелеву башню.
Павел кивал головой в знак согласия.
- Молодец, ты - умница. Ну, мне пора одеваться. - он встал и ушел в дом.
Я осталась одна. Без него мне стало скучно и снова захотелось увидеть Эмму. Я вызвала ее образ, но при этом не очень старалась, поэтому красавица получилась полупрозрачной и парила над землей. На ней было длинное шелковое платье лимонного цвета и такой же тюрбан на голове со страусиными перьями, которые колыхались от малейшего дуновения ветра.
- Как видишь, мы неплохо устроились здесь. - сказала я ей. - По-моему, это не самое плохое место на земном шаре, если, конечно, не увлекаться всякими чудовищами. А ты как считаешь?
Эмма согласно закивала головой. Перья над нею затрепетали.
- Поначалу Павел все порывался найти выход. Спастись, как говорил он. Но всякий раз возвращался ко мне с виноватым видом. Уже по одному взгляду на него я догадывалась - очередная попытка спастись провалилась. Однажды я не выдержала и сказала ему: “Зачем ты это делаешь? Здесь - ты бог. А там? И кто знает, что случилось с нашим реальным миром за это время? Может быть, он уже перестал существовать? Сгорел в ядерном огне? В то время, как здесь мы находимся в полной безопасности и наслаждаемся жизнь.” ... Пока наслаждаемся... Конечно, я понимаю, что это тоже тупик. Но жить так хочется! Мне еще не надоела эта штука. Что с нами будет дальше? Поживем - увидим... Может быть помощь совсем близко и скоро люди из большого мира освободят нас? Но я слышу голос Павла. Он зовет меня. Ох, уж эти мужчины. Разбираются во всех сложных политических вопросах, а вот подобрать галстук к костюму не могут. Пойду, помогу ему.
На прощание я махнула Эмме рукой.
- Мы еще увидимся, дорогая, не скучай.