Последний первоцвет главбуха Серафимовича

…Март. Первый месяц весны. Южный провинциальный городок –ск как будто настежь раскрыл свои ставни, стремясь всей своей массой, на вольницу, на свободу, в люди, которых на улочках и площадях становилось с каждым днем весны все больше и больше. Тут тебе и неторопливые, еще сонные, а потому и ленивые дворники с самого, что ни на есть, утра начинают тарахтеть мусорными баками, тачками, скрести железными лопатами по бетону и асфальту, кричать друг на друга блаженным матом; и первое лязганье допотопного трамвая с его специфическим железнодорожным стуком, сопровождаемым сотрясением соседних трамвайным путям зданий, и первые оглоушенные крики воробьев, ворон, не успевших еще улететь снегирей, а иногда и петухов, которых некоторые несознательные граждане города –ск повадились содержать у себя на балконах, превратив всю округу, вполне городского и респектабельного вида, в какой-то свежевозрожденный совхоз известного имени…вся эта утренняя суета бессознательно твердила коренному провинциальному жителю о том, что наконец-то пришла весна.

Твердила она ему очень просто: солнечным лучом. Провинциальный гражданин обыкновенно спит, откинув голову назад и непременно ногами к окну. Так как ногами к дверям располагаются только покойники, живой провинциал располагается обязательно к дверям головою и ногами к окну. Таким вот простым способом солнечный, тяжелый и осязательный луч проникает спящему гражданину прямо в ноздри, и достигает через них мозга. Там он щекочет какие-нибудь аксоны, порождая в сознании человека свет или даже мгновенную вспышку сновидения, и он тогда смачно чихнув, одновременно с ударами кусочков своих легких об оконное стекло, вылетает из теплой постели наружу, прямо к подоконнику. Зимою такого не происходит. Зимою трамвай стоит в трампарке, потому что за рабочий день, который он функционирует, совместно с пенсионерами, которые только им и пользуются, он умудряется уничтожать столько электроэнергии, сколько хватило бы целому микрорайону на месяц светлой жизни. В условиях зимы – это непростительная роскошь для мэрии города –ска, поэтому до весны железный мустанг стоит в своей конюшне.

Ввиду того, что маршрут его брожения пролегает в тех местностях, где живут одни только пенсионеры, и куда доехать на каком-либо другом транспорте, кроме собственных ног, совершенно невозможно, то и трамвайные пути также никто не расчищает от снега. Да, и вообще, в зиму, вокруг жилых домов, во дворах, на аллейках и тротуарах снег не убирается, ибо цивилизация дошла только до двух главных городских дорог, которые убирает от снега новенькая снегоуборочная машина, созданная на базе армейского многоцелевого тягача легкого бронирования. Поэтому и громыхать лопатами и тачками, материться во все горло тоже некому. Тогда провинциальный житель зимою просыпается сам. Будит его холод в квартире, в которой нет отопления. Проснувшись, он еще обыкновенно лежит некоторое время, размышляя над тем, вылезать ему из-под одеяла на такой холод или лучше понежиться в теплом месте еще какое-нибудь время. Но долг зовет гражданина удариться в трудовые будни. Осознав всю важность этого долга, он быстро выскакивает из кровати, и также быстро, как и выскакивает, умудряется еще и одеться. Весною же, все наоборот. Он распахивает окно, и кричит дворникам: «Эй, внизу! Пошли отсель к чертовой бабушке!» - иногда он еще и свистнет вдогонку своим словам. А ему оттуда приблизительно отвечают таким же образом. Бывает, и частенько бывает, что и третий какой-нибудь гражданин пошлет ко всем чертям и тех, и других…То есть, весенний день начался вполне обыкновенно и обыденно.

Туда позже, как только дворники уберутся с улиц до своего следующего появления на них город –ск изрядно наполнится автомобилями всяческих известных и неизвестных марок. Копейки, двойки и.т.д., чередуемые, правда изредка, лексусами, бумерами, меринами, москвичами, и прочим металлом на колесах начнут шастать туда-сюда повсюду разнося угарный ядовитый газ. Можно встретить здесь и вообще раритетные экспонаты автомобилей, которые давно уже занесены в красную книгу советского автопрома. Так, на перекрестке, образованном двумя главными городскими дорогами, был виден запорожский лев, урча и рыкая на всю ивановскую, он как будто притаился в ожидании того, как светофор подмигнет ему зеленым глазом, чтоб он с яростью успел запрыгнуть поверх зебры, разгоняя, всех других живых существ, которые, по его мнению, совершенно неправильно первые наскочили на эту бедную и одинокую, мирно лежащую поперек дороги, полосатую лошадь.

В такое вот прелестное, пахнущее свежестью и цветущее всеми соками природного ренессанса мартовское утро, дама бальзаковского возраста, Феменида Арчибальдовна Краснова, дочитав 3 главу «Откровения» Иоанна, растворила настежь окна и подставила своё лицо под теплые солнечные лучи, размышляя попутно о планах на день. Планов оказалось уйма. Но, по какому-то внутреннему, неведомому ей, случайному стечению обстоятельств, она с легкостью отбросила их все, решив этим днем просто походить по городу, посетить книжные магазины и книжные лавки на «черном рынке», где иногда народ распродает книги из своих библиотек, и где можно найти что-нибудь интересное по прямо-таки смешным ценам – недавно она приобрела у одной старушки своего любимого Джека Лондона «Мартин Иден» всего лишь за двадцать рублей, - да и просто ей охота была пройтись среди людей и подышать свежим воздухом.

Страсть к книгам у Фемениды Арчибальдовны была с самого детства. В свое время она закончила актерский факультет московского института культуры. По его окончании проработала несколько времени в одном из московских театров, но, выйдя замуж за провинциального музыканта, вскорости вместе с ним переехала в город –ск. Как водится повсеместно, через десяток лет совместной жизни муж её исчез. С мужьями обыкновенно, так частенько происходит: они как быстро нарисовываются на женском горизонте, так и быстро куда-то испаряются с него в неведомые никому стороны. Все эти перипетии жизненной судьбы были уже позади. Взрослая дочь с внуком и мужем ныне хорошо устроилась в Мадриде, и у Фемениды Арчибальдовны теперь была масса свободного времени, которым она могла располагать по своему собственному усмотрению. Да и среди обширной библиотеки своей, и во многих размышлениях о божеском промысле вместе со своими подругами, она не особенно ощущала свое одиночество. Хотя, конечно, как и всякому иному человеку, которому не чуждо все человеческое, она время от времени подвергала себя меланхолическим размышлениям, и где-то в тайниках своего женского сердца все же чаяла чего-то более светлого и более приземленного. Что это было такое, она с трудом и внятно сама себе могла объяснить.

В это же утро, в другой квартире города –ск, нервно двигая ступнями ног, точно так же, как и колибри машет своими крылышками, с сомкнутыми на груди руками, пасмурный, как дождевая туча, лежал на диване Изяслав Миронович Серафимович. С пару лет тому назад он переехал в городе –ск из Тернополя; вернее, перевелся на новое место службы, в качестве главного бухгалтера швейной фабрики. В Тернополе он числился также бухгалтером на точно такой же, правда, меньшим размером, фабрике. Сюда его порекомендовал его товарищ. Изяславу Мироновичу трудно было отказаться от такого предложения, так как фабрика в Тернополе медленно, но уверенно катилась к своему краху. Все, что можно было из неё поиметь, уже поимели, поэтому ближайшее будущее совершенно не радовало перспективами такого вполне рационального и привыкшего просчитывать все наперед Изяслава Мироновича.

Первое время работы на новом месте, главный бухгалтер Серафимович, зарекомендовал себя с положительной стороны. Дела как его, так и фабричные шли в гору. Его излюбленным правилом, за которое его очень уважала генеральный директор фабрики, гласило: «Была б наличка в наличии, а по каким статьям её распихать, дело техники». И успешно распихивали и по статьям, и по карманам. Что там такого произошло между ним и директором фабрики информации имеется мало. Но поговаривают – причем поговаривают источники очень даже надежные и проверенные, - что как будто в свой карман Изяслав Миронович распихивал налички поболе, чем в карман директорский. Говорят, что то, что должно было идти на фабричные дела, туда и вовсе не доходило, а заворачивало и оседало в глубоком кармане главного бухгалтера. Тут уж ничего нельзя поделать с природою человеческой; если она окунулась в денежный поток, то делается почему-то весьма и весьма жадной, и что самое главное не ведает в своем скупердяйстве о существовании границ и берегов.

А природа требует контрасту, между прочим. Так и получается, что можно во множестве заметить как богатенькая, внезапно богатенькая, прослойка нынешнего общества предпочитает, к примеру, платить дорого за обед в ресторанах в стиле «ретро». То есть, в такой маленькой комнатушке на четыре столика, где столики эти самые имеют такой же обшарпанный вид, как и столы в коммунальных квартирах недавней эпохи. По краям этих столиков ставят кованые или армейские, уже ржавые, кровати. По стенам размещаются полки с банками купоренной солености, покрытых специальной пылью и укрытые специально сделанной для этого, обязательно именитым кутюрье, паутиной (так рекламируют все это хозяева таких роскошных салонов).

Короче говоря, чтоб долго не распространяться на отвлеченные темы, скажу, что главного бухгалтера Серафимовича внезапно удалили от дел. За это же время его покинула и жена, с которой он прожил долгие и счастливые годы. Покинула она его, судя по всему, все из-за той же практичности её дорогого Изи, как она любила его величать в редкие минуты, настигавшего их, консонанса. Потому что такая практичность ничего не прибавляла её собственному карману, а жить под одной крышей с человеком, который с таким цинизмом относится к чужому кошельку, она посчитала совсем невозможным и прямо-таки возмутительным фактом её биографии. Ввиду того, что город –ск, город маленький, в котором каждая собака друг друга знает, найти работу согласно должности и своей специализации для Серафимовича было делом практически безнадежным. Благо, что, не обделяя свой карман, он успел-таки создать задел на будущее, причем, на будущее долгое и вполне обеспеченное. Детьми и внуками он не был озадачен, поэтому для него одного закрома его были полным-полнешеньки.

Но, как бы то ни было, по прошествии месяца такой жизни, Изяслав Миронович стал чахнуть. Дебеты и кредиты, который он машинально составлял на каждый свой день, занимали, принимая во внимание его квалификацию, буквально несколько минут, которые с натяжкой он мог растянуть на полчаса от силы. Поговорить было не с кем. Гулять по городу, то есть бродить по нему бесцельно, ему также пристало. В молодости он любил почитывать фантастику и, решив, убивать время прочтением книг, бывший главбух Серафимович набросился на «Марсианские хроники» Брэдбери, но увы неудачно: целый месяц и половина из них никак не давалась ему. Таким образом, перепробовав все, что было у него на уме, он придумал дать объявление в газете, в рубрике знакомства.

Считая, эту затею вполне здоровым и практичным шагом, так как нет ничего практичнее, чем заранее оговорить с некоей одинокой дамой все условия будущего сожительства, тем более при наличии каких-либо недоверий всегда можно составить контракт в бумажном виде, причем заверенный у нотариуса, и начинать собственно новую сожительствующую жизнь, уже в ином качестве. Раздобыв адрес редакции, Изяслав Миронович в редакции газеты «Провинциальные ведомости» оформил объявление следующего содержания: «Вдовец познакомится с обаятельной и привлекательной…О себе: кареглазый шатен, средних лет, образован, начитан, не скандалист, люблю семейный уют и классическую музыку. Остальное при встрече». Оплатил он выход своего анонса на месяц вперед. Теперь, по вторникам и пятницам он ожидал звонков от прекрасных представительниц противоположного пола. Вдовцом он себя назвал специально, чтоб в будущих его пассиях не закралось бы никаких подозрений по поводу его семейной безупречности.

Несколько звонков было. Как только Серафимович узнавал, что звонят по объявлению, он быстро произносил дежурную фразу: «Я вдовец. Готовлю, убираю, стираю и занимаюсь по хозяйству самолично. Жена моя долго болела, и я о ней все это время заботился. Теперь её нет, а я не могу без того, чтоб за кем-нибудь ни заботиться. Поэтому ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Назначьте встречу, где, когда и как вы выглядите, мы встретимся и обо всем договоримся». Все несколько, кроме одной, звонивших дам после его тирады бросали трубки. Это одно исключение проговорила с Серафимовичем тоже недолго. Узнав, что предполагаемый ловелас снимает жилье и предлагает ей тут же переселяться к нему на договорных условиях, и она повесила трубку телефона. Изяслав Миронович еще с самого начала этой затеи настроил свое поведение так, чтобы в глазах будущих его сожительниц он не имел бы, так сказать, материального весу, поэтому и задумал говорить всем, что квартира у него съемная, хотя на самом деле, она была его собственностью. Опять же и материальная выгода образовалась бы отсюда, если бы какая-нибудь женщина согласилась оплачивать половину цены, которую он уплачивал гипотетической хозяйке. Просчитав заранее все расходы, он на ту половину кинул, как костяшки на счетах, и коммунальные расходы, и оплату телефона, и свет, и газ, и не забыл, конечно же, и амортизацию жилья, куда много чего входило. То есть, в этом смысле он был готов во всеоружии.

А неудачи свои он относил на свой специфический акцент, оставшийся у него со времен тернопольской его жизни, и который, как считал он, играл с ним злую шутку. Дело в том, что он разговаривал как-то странно: везде им произносилось этакое удивленное и удлиненное мягкое «ш», причем буквы и слоги, которые заменял этот шипящий «ш» были абсолютно разнообразны. В тексте передать, это, конечно же, невозможно, ибо как можно передать письменно вполне понятное русское слово «вдовец», с вставленным в него двумя удивительными и длинными «ш». Дети, к примеру, произносят вместо «щ» - «с» или не произносят «р». То есть у них все понятно, а у Серафимовича логика его вставок вообще отсутствовала, но понимать его все-таки можно было вполне прилично: на русском же языке он все-таки разговаривал…

Феменида Арчибальдовна вяло провожала рассеянным взглядом ландшафты, мелькающие за окном городской «гармошки», которая везла полупустой свой, змеевидной формы, салон. Монотонный скрип резины, скрепляющей как будто тамбуром две части автобуса, совершенно её не раздражал, даже, напротив, делал нескучной поездку. Кондуктор зевал у первой двери в ожидании следующей остановки. Пассажиры, рассевшись тут и там так же, как и она хмуро глядели в окна. Медленно-ползущий автобус, перекатываясь на кочках то на одну, то на другую сторону надрывно кашлял и кряхтел, а иногда и издавал какие-то странные и непонятные звуки. Отвлекло Фемениду Арчибальдовну от этих звуков ощущение того, что на неё кто-то упрямо смотрит. Повернув голову, она действительно увидела аккуратно одетого мужчину, вполне статного на вид, который внимательно смотрел на неё. Она, едва уловив его взгляд, вновь принялась смотреть за окно.

Незнакомец тем временем подошел к ней.

- Здравствуйте, - сказал он ей. – Меня зовут Изяслав Миронович Серафимович…
- Очень приятно. – удивленно ответила ему Феменида Арчибальдовна, раздумывая над причиною, подвигнувшей такого положительного с внешнего вида человека, так запросто подойти к незнакомой женщине, и еще это специфическое произношение…
- Понимаете, - продолжал Серафимович, - Я вдовец. Готовлю, убираю, стираю и занимаюсь по хозяйству самолично. Жена моя долго болела, и я о ней все это время заботился. Теперь её нет, а я не могу без того, чтоб за кем-нибудь не заботиться. Поэтому ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Назначьте встречу, где, когда и мы встретимся и обо всем договоримся.

Феменида Арчибальдовна была обескуражена таким поворотом событий. Она могла подозревать все что угодно, но предложение в такой форме, было для неё первым, с чем она столкнулась вообще в жизни. Спас её автобус, где они ехали, и который подъезжал к остановке, где ей нужно было выходить. «Извините, моя остановка» - только и ответила она ему. «Ничего, я прогуляюсь с Вами» - запросто ответил аккуратно одетый гражданин. Так они и вышли вместе.

- Извините, еще раз, я не расслышала, как Вас зовут?
- Называйте меня просто – Изя.
- Да, нет что Вы, так не пойдет.
- Изяслав Миронович. – и они двинулись вместе в сторону книжного магазина Ложкова, а Серафимович продолжал. - Понимаете, я вдовец. Готовлю, убираю, стираю и занимаюсь по хозяйству самолично. Жена моя долго болела, и я о ней все это время заботился. Теперь её нет, а я не могу без того, чтоб за кем-нибудь не заботиться. Поэтому ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Деньги у меня есть. По этому поводу можете не переживать. Я даже сейчас собирался купить себе брюки за 1000 рублей…

Главбуху пришлось прерваться, так как они уже вошли в магазин. Феменида Арчибальдовна поздоровалась со знакомыми продавщицами, и подошла к стеллажу с романами. Серафимович скучал, оглядывая книжные полки.

- А Вы читаете книги. – спросила его Феменида Арчибальновна.
- Да.
- Так купите себе что-нибудь, раз у Вас много денег.
- Пока ненужно.
- А что Вы читаете?
- Фантастику.
- И какую же?
- Брэдбери. «Марсианские хроники».
- И всё!?
- Пока, да, и всё…

Они еще некоторое время, в полном молчании походили по магазину, и вышли из него. Серафимович за это время, уже успел порядком надоесть ей. Когда он молчал, то производил действительно неприятное ощущение. Подстриженные усики, наглаженные стрелки на брюках, легкий темный плащ, из-под которого выглядывала белая рубашка и черный галстук – всё это было похоже на манекен, которого нарядили в одежды и выставили в витрину магазина. Но, Серафимович все же прервал затянувшееся молчание.

- Понимаете, я вдовец. Готовлю, убираю, стираю и занимаюсь по хозяйству самолично. Жена моя долго болела, и я о ней все это время заботился. Теперь её нет, а я не могу без того, чтоб за кем-нибудь не заботиться. Поэтому ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Назначьте встречу, где, когда и мы встретимся и обо всем договоримся. А не хотите встречаться, то поедемте сразу ко мне. Там обо всем и потолкуем.
- О чем? – испугано спросила она его. Ей представилось на мгновение, что она встретилась в автобусе с маньяком.
- Да, о чем хотите.
- Нет, никуда я с Вами не поеду. И вообще мне уже пора. Спасибо, что составили компанию.
- Хорошо, я не буду настаивать. Возьмите мой телефон (он протянул ей карточку с номером телефона, и она его взяла). И если что, то приходите сюда же, вот на эту скамеечку, в четверг, часам к пяти. Тогда и поговорим.
- Я подумаю.
- Очень хорошо. Я буду Вас ждать. – уходя, сказал он ей.

Во вторник в квартире Серафимовича раздался телефонный звонок. Изяслав Миронович услышал в трубке женский голос, который сообщил ему, что звонят по объявлению.

- Я вдовец. Готовлю, убираю, стираю и занимаюсь по хозяйству самолично. Жена моя долго болела, и я о ней все это время заботился. Теперь её нет, а я не могу без того, чтоб за кем-нибудь ни заботиться. Поэтому ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Назначьте встречу, где, когда и как вы выглядите, мы встретимся и обо всем договоримся.
- Как мило – услышал вдруг он непривычно отзывчивый голос. – Вы мне подходите, милашка. Вы так сексуально шепелявите, что я вся уже горю.
- Постойте, постойте. – занервничал Серафимович. – Вы, наверное, не так поняли. Я вдовец…
- Боже, я ужас как люблю вдовцов. А Вы высокий?
- Средний.
- Великолепно. Ещё один вопрос. Вы не похожи, случаем, на георгин; на такой лохматый, пахучий, запутанный георгин в штанах, а?
- Ээээ… - только и смог выдавить Изяслав Миронович, который был обескуражен и совершенно сбит с толку, последним вопросом…
- Значит, похож. О! Если бы Вы знали, как мне повезло. У меня был один ромашка – такой маленький, желто-белый, постоянно какой-то больной и жалкий, но я его любила. Потом у меня был такой стойкий гладиолус – весь из себя, но хорошенький, я его больше всех других любила. Был и домашний кактус – о! какие кактусы домашние и колючие, но упертые. Мне хотелось после кактуса найти розу, такую большую и белую розу, но таких нет. А вот георгинов у меня не было, а так хочется, так хочется. Ну же, говорите адрес поскорее, я сейчас же прилечу в твои объятия, мой сверкающий георгин.
- Ээээ, аааа. – слова, никак не вылетали из горла главбуха.
- Ох! Как Вы шипите, цыпочка моя георгиновая, как Вы шипите. Диктуйте же быстрее адрес, и как белое и пушистое облачко я мгновенно прилечу к тебе, и мягонько обовью тебя всего, обогрею и успокою…

Не дослушав до конца, Серафимович бросил трубку на аппарат. Он даже не заметил как покрылся холодным потом. Но тут снова зазвонил телефон. Он тупо смотрел на него, и не знал, что ему делать. «А вдруг это та, которую я встретил в воскресенье в автобусе» - пронеслась в его голове мысль, и он поднял трубку.

- Нас прервали, лапушок. – услышал он тот же самый голос, с которым он только что разговаривал.
- Послушайте, я вдовец и ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Назначьте встречу, где, когда и как вы выглядите, мы встретимся и обо всем договоримся.
- Ну, если Вы такой стеснительный – я между прочим и не думала, что георгины такие стеснительные, - давайте встретимся завтра в пять часов.
- Может в какой-нибудь другой раз? – на самом деле главбух с этой дамочкой-маньячкой – как он её про себя окрестил, - не хотел встречаться вовсе.
- Вы не хотите со мною встречаться? – почти угрожающе говорили на том конце провода.
- Нет, что Вы, просто, все дни расписаны. Вы лучше оставьте мне свой номер и я Вам наберу.
- Я сама, еще раз позвоню. – ответила она и связь прервалась.

Серафимович с облегчением опустился на стул. Оказывается все это время, он стоял по стойке «смирно», как строевой офицер.

В четверг Фемениду Арчибальдовну прямо с самого утра, мучил, только один вопрос. Идти или не идти на встречу с Серафимовичем. Тем более четверг был праздничным днем, 8 марта. Об этом же самом и в то же самое время думал и Серафимович. 8 марта для него был самым ужасным днем в году. Потому что всенепременно нужно было поздравлять знакомых женщин. Но бухгалтерская сметка ему помогала избегать больших растрат, а иногда и прямо помогала в этом. Так, к примеру, лет пять тому назад, он по телефону с радостью сообщил своей жене, что везет ей из командировки дорогие духи. Она была на седьмом небе от счастья до тех пор, пока не приехал домой её дорогой Изя. Он с огромным воодушевлением вручил ей дорогие духи, которые оказались мужской туалетной водой. И сожалениям и раскаяниям Серафимовича не было предела. Он горевал так естественно, что сомневаться в его порядочности никто бы и не подумал никогда.

Феменида Арчибальдовна, между тем, приняла решение позвонить Серафимовичу, чтоб отложить их рандеву. Когда Серафимович поднял трубку, тогда она поняла, что не знает как представиться ему. Он ведь её именем не интересовался вовсе. Произошла пауза, и только она собралась что-нибудь произнести, как в трубке раздалось такое знакомое:

- Я вдовец. Готовлю, убираю, стираю и занимаюсь по хозяйству самолично. Жена моя долго болела, и я о ней все это время заботился. Теперь её нет, а я не могу без того, чтоб за кем-нибудь ни заботиться. Поэтому ищу привлекательную, симпатичную и милую женщину для длительных отношений. Намерения имею серьезные. Назначьте встречу, где, когда и как вы выглядите, мы встретимся и обо всем договоримся.

Она молча положила трубку.

А в квартиру Серафимовича 8 марта около полудня кто-то позвонил. Главбух открыл дверь, и увидел на пороге маленькую с очень пышными формами даму, которая держала в одной руке букет тюльпанов, в другой – бутылку шампанского. Дама, вдобавок ко всему прочему, была пьяна.

- Георгинчик мой, ненаглядненький, как я рада тебя видеть. Вот и адресок твой мне подруги с телефонной станции подкинули в честь праздника…Точно, ты вылитый георгин, каким я тебя и представляла…

Серафимович в ужасе захлопнул дверь, отключил телефон, выключил свет в квартире, и решил убрать объявление из газеты, так как следующие две недели он боялся, что уже не протянет.