Гимназистка

 Я всматриваюсь в портрет – старинную миниатюру в серебряном медальоне. Досталась она мне от свекрови, но истории не знаю. Свекровь моя носила имя Агнесса, была статной, очень красивой и властной. Только жила внутри какая-то неизбывная боль, прорывалась иногда то ли – интонацией, то ли - словом.

 Ничего о себе не рассказывала, о семье – тем паче. Была в этом какая-то тайна. Однажды я протирала полки в буфете и наткнулась на вытертую, когда-то, видимо – бархатную тряпочку, что-то глухо звякнуло в ней. Не удержалась, развернула: две очень тяжелые ложки с вензелями упали на пол. Один край у них был – совсем тоненький, стертый, ведь ложку держат в правой руке, значит, сколько лет ее подносили ко рту, и кто? Вечером я все-таки спросила у Агнессы про ложки. Она посмотрела на меня долгим взглядом и ничего не ответила.

 Дочь ее не унаследовала от матери ничего: ни смоляных кудрей, ни идеальной фигуры, ни стального характера. Она была взбалмошной, диковатой, совершенно неуправляемой. Однажды она мне показала серебряную бальную сумочку – узкий футляр, внутри – черный бархат. Видимо, была она украшена когда-то тоже вензелем и камнями, но это все оторвано, только – место посветлее на серебре. Лиза дышала мне в ухо и говорила почему-то шепотом, хотя в квартире мы были с ней одни:
- Мать все это прячет, но я знаю тайник. Там еще крест есть – тяжеленный!
Воспитывала ее Агнесса изо всех сил, чем сильнее давила – тем больше было сопротивление. Кончилось тем, что Лиза родила мальчика в 18 лет, оставила его матери и исчезла навсегда. А для нее началась новая жизнь, внук звал ее мамой, любила она его исступленно и была с ним совсем другой, чем со своими детьми. Видимо, жизнь все меняет. Только один раз я вспомнила о разговоре с Лизой про тайник, набралась смелости и рассказала об этом Агнессе. Она вздохнула и сказала:
- С Лизой все и ушло. Жаль не того, что она взяла, а то, что не принесет ей это удачи. Несчастливые это вещи.

 Когда Агнесса умерла, через год стали делать перестановку, сдвинули с места старый
дубовый шкаф. Возле плинтуса в щели что-то блеснуло. Я потянула за цепочку, - медальон. Тоненький, но очень тяжелый и совершенно гладкий. Внутри – портрет. Но это не Агнесса, это было лицо Лизы. Сходство удивительное, только выражение – совсем иное. Да еще толстая коса через плечо. Бабушка? Нет, скорее – прабабушка. Темное платье, белый воротник, взгляд – как будто с укором.
Может быть имя Лиза, столь редкое по нашим "тем временам", тоже оттуда? Хотела Агнесса сохранить хоть часть памяти, удержать. А дочь имя свое ненавидела, оно было для сверстников единственным не только в школе, но и во всем городке. Я помню, что когда она знакомилась с кем-то, то называла себя Аленой.

 Иногда, чаще – в грустные минуты - я смотрю на портрет, который назвала для себя «Гимназистка», выдумываю очередную версию жизни и судьбы этой девушки. Не могла она быть счастливой. Словно, когда писали портрет, приоткрылась ей какая-то тайна, иначе, откуда столько печали в глазах. Ведь на вид ей лет семнадцать, не больше. Она улыбается, тем сильнее контраст со взглядом.

 Как жаль, что не могу рассказать своим детям, где наши корни, чье лицо нежным овалом и легкой улыбкой так завораживает меня. Я смотрю на свою дочь, вот она вылитая Агнесса. Ни светлых завитков, ни прозрачных голубых жилок на висках, но почему-то, когда она в редкие минуты замолкает и сидит, погрузившись в свое – детское, то я вздрагиваю от невероятного сходства ее с гимназисткой на старом портрете.

 Ничего нет случайного на земле, все мы связаны с прошлым и будущим. «Неисповедимы пути», для нас за семью печатями все эти тонкие нити, но они есть, они никогда не порвутся.