Стивен Кенигсберг

Стивен Кенигсберг был очень прагматичным человеком. В его больших пронизывающих глазах ощущался холод и расчетливость. Он пытался скрыться под наигранной иронией. Напускал на свой взгляд всякий раз насмешливость, когда чувствовал, что человек, с которым он общается, подмечает в нем эту лишенную эмоциональности пустоту. За его узкими стеклами очков в черной аскетической оправе таилась бездушная опустошенность и грубая оценка всего происходящего. Стивен был истинным американцем, он любил в себе и лелеял эту прагматичную посредственность. Что было для него высшей ценностью? Только прибыль, заработки, которые он подбадривал своей энергией, словно бросая в костер сухие ветки. Все, к чему Стивен имел отношение, приносило успех. Его деятельная жажда, легкость в быстрых резких движениях, когда он жестко хватался за проект и начинал его развивать, оптимизируя расходы и повышая прибыль за счет снижения затрат, его внутренняя сила и строгость очень льстили его хозяевам. И эта энергетика в сочетании с хладнокровием когда-то привели его сюда, в Россию.
Я встречался с ним несколько раз, но за это время очень хорошо понял этого человека. При первой встрече я подметил его контрастирующие с внешним видом измятые протертые ботинки. Тогда я еще не знал его и подумал о небрежности его характера. Он общался со всеми именно так.
Стивен Кенигсберг обожал их. Это было единственным в его жизни, что он ценил больше всего – его измятые старые ботинки. Его вид был лощеным, немного надменным и чуть неаккуратным. Он носил только самые дорогие рубашки, словно всякий раз доказывая своему покойному отцу, что он готов быть лучшим. Темный костюм, так несвойственный американскому образу жизни, придавал ему уверенности в себе и был заявлением, которое он хотел донести до каждого – он был лучшим.
И всякий раз, когда Стивен садился в свой автомобиль, а это был лучший автомобиль, который мог себе позволить менеджер, он понимал, что достоин этого образа жизни. И тогда Стивен обращал внимание на свои ботинки. Это была старая изношенная обувь, которую другой давно выбросил бы на помойку. Но только не он. Потрескавшаяся черная кожа, в некоторых местах она прохудилась, отчего стала видна пара дурацких коротких ниток, каблук почти совсем стерся, ведь он приехал в них в Россию и с тех пор носил. Они морщились и грустили, когда он вдавливал педаль газа шикарного БМВ шестой серии, разгоняя машину до бешеной скорости. Стивен любил эти ботинки больше всего, что принадлежало ему. Он любил их больше женщин. Всех, кроме одной.
Ведь ботинки подарил отец когда-то. И Стивен просто не мог снять их и выбросить, он чувствовал угрызения совести всякий раз, когда подумывал избавиться от своей старой обуви.
Стивен очень поздно уходил домой с работы, он садился в машину, когда уже были сумерки. Ведь дома его никто не ждал. Россия была чужда ему, она представлялась ему всего лишь местом, где он мог раскрыть свои таланты и проявить свою бизнес хватку, что он и делал. Да и дома у него толком не было, куда возвращаться. Опустошенное холодное помещение с высокими потолками и одиночеством, которое выло в закоулках, тишина, мертвенно плывущая по залу и ночник, который тоскливо освещал часть купленного им пространства – это все, что связывало его с этим миром. Стивен злился на себя за это одиночество, но ничего не мог поделать. И все же он блаженствовал от одной мысли, что он купил эту огромную квартиру. Иногда он даже блаженствовал от мысли, что первая женщина, которая была в его постели, тоже была куплена им. Конечно, это обошлось ему в полторы тысячи долларов, но его теперь не смущала цена. С тех пор прошло много времени. Стивен понял, что в этом мире можно купить абсолютно все. Ведь когда-то он купил любовь. И когда-то после ему предстоит купить любовь опять, отдав слишком высокую цену – свою алчность.
В этом человеке, на которого я смотрел сейчас с долей интереса, смешенного с презрением, чувствовалась некая тончайшая усмешка над его собственным существованием. Он улыбался мне, шутил и всячески хотел показать, что мое место далеко ниже его. Этот сарказм я просто проглотил. Тогда он еще не знал, что судьба сыграет с ним в игру, в конце которой он сам посмеется над собой.
Стивен всегда расставлял приоритеты. Без них он просто не мыслил свою жизнь. На первом месте для него всегда были эти прохудившиеся ботинки, которые он не менял даже во время очень важных встреч. А на втором месте были деньги. Это было больше чем увлечение, гораздо больше, чем скупость, его желание владеть состоянием, собирать капитал было внутренним протестом против того, с чем он встретился в своем детстве. Он собирал деньги, лелеял их, всегда пересчитывал то, что имел, и знал точно каждый цент, который попадал к нему в руки. И когда он зарабатывал, то ощущал внутри нечто, сравнимое с экстазом. Он будто бы овладевал женщиной, любил ее на постели и собственнически целовал ее мягкое тело, когда получал очередную сумму на свой банковский счет. Эта тяга была ему необъяснима, она не поддавалась пониманию, но с каждым годом все больше прирастала к его телу.
Стивен Кенигсберг вспоминал слова своего отца. Тот говорил ему, что эта беспардонность, глупость и недоразвитость, которая проявлялась в Стивене желанием создавать новые проекты и развивать бессмысленные идеи, все это ни к чему не приведет. Стивен всю жизнь пытался бороться с этими фразами, он виртуозно зарабатывал больше и больше, хватался за каждый цент, чтобы доказать, что его усилия приведут к чему-то. И к чему? Он этого не знал и сейчас. Но отец ушел, так и не увидев ничего в своем сыне. Теперь Кенигсбергу младшему было уже 35 лет, и все чаще он сидел после работы в своей машине и задумывался: а вдруг отец был прав. Ведь ничего из всего этого не выходит. У него нет любимого человека, нет тепла, которое наполняло бы его при виде той самой женщины. У него нет отношений, все женщины, с которыми он общается, называют его чудовищем. Даже его игривые насмешливые глаза не помогают. Наверное, причина была в том, что Стивен был немного бережлив, чуть-чуть больше внимания уделял деньгам и заботился о них немного больше, чем о женщине, которая была рядом.
И тогда, сидя в машине и обдумывая все это, он даже не мог предположить, что судьба сведет его с той, которая отнимет у него все, растопчет его с легкостью своих высоких каблучков и безжалостно выбросит в мусорное ведро его измятые грязные ботинки.
через два дня он познакомился с НЕЙ.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Годы шли, время медленно продвигалось к своему неминуемому завершению, оставляя маленькие, еще не глубокие морщины на лице Стивена Кенигсберга. Когда его отец еще был жив, он часто напоминал Стивену о том, что тот должен найти себе женщину, которая была бы достойна, чтобы ее можно было привести домой и показать семье. Стивен не понимал, зачем столько формальностей. Но все же рискнул однажды привести домой женщину, которая на его взгляд была достойна. Это было так давно, и сейчас, по прошествии стольких лет он лежал в своей московской квартире и сквозь дремоту вспоминал то время. Отцу не понравилась эта барышня, она была чересчур своенравна, слишком открыта и властна. Тогда еще было время, когда Стивеном можно было управлять, влияя на его поступки и говоря, что будет лучшим. И она влюбила его в себя. Нет, наверное, это он влюбил себя в нее, заставляя свое сердце с каждым днем, пробуждаясь после очередного кошмара, повторять, что она достойна его. Он рискнул познакомить ее со своей семьей. Все это оказалось кошмаром, о котором Стивен впоследствии не хотел даже вспоминать. Но теперь, спустя много лет с тех пор, от событий прошлого, от ошибок, какие он допустил, где-то в одном из чемоданов на задних полках встроенного шкафа лежало то золотое кольцо. Это было так давно, что казалось совершеннейшей выдумкой. Но Стивен отчетливо понимал, что за несколько тысяч километров отсюда его совсем не ждет некая женщина, которая пыталась посягнуть на него. И он выдержал эту атаку, чем очень сильно гордился.
Когда-то Стивену было слишком одиноко и слишком печально. Наверное, поэтому он решил совершить такой шаг. Теперь же была горячая убежденность в том, что он был женат, он был занят и принадлежал только одной. В то утро его лицо озарила улыбка, потому что мысль о том, что он был женат, порадовала его. И на ком? На своей алчности. Стивен поднялся с постели и пошел в душ. В свой душ. Эта уверенность в том, что ему принадлежало что-то, несмотря на все роскозни его отца, несмотря на множество недоверчивых глаз, ему удалось это. Он обладал чем-то и стремился к большему. С тех пор, как он женился на своей алчности, Стивен Кенигсберг не мог отделаться от нее, оставить хоть на минуту. Она поглощала его, приводила в экстаз, заманивала в свои коварные сети. Он хотел большего. Его квартира казалась ему маленькой, Его дорогой автомобиль казался ему недостаточно быстрым, а работа не столько престижной. Больше денег, больше власти над подчиненными, больше финансовых инструментов влияния, это все время тяготило над ним, заставляя глаза блестеть, а сердце трепетать все более волнительно. Стивен желал получить все, не отдав за это ни цента. И получалось обрести некий капитал, получалось заставить мир двигаться только по его правилам.
Стивен видел, как я приходил к нему только по первому его звонку, как подобострастно смотрели на него секретарши, когда он с холодной улыбкой встречал меня. Я чувствовал, как он наслаждается своим влиянием и своими финансовыми возможностями. Но в этих глазах я ощущал что-то опустевшее, словно маленькую коморку, в которой зажжен свет, но никого нет уже много лет. Я ощущал, насколько холодны и насколько безжизненны эти глаза американца, насколько сильно он хотел бы получить то, что получить не удается. И он не знал, что это – но отчетливо понимал это я. Стивену нужна была любовь, которая должна была погубить его, поставить его на колени, любовь, которая заставит его протянуть руки и отдать все, что у него есть, холодная и расчетливая, всесильная перемешанная с сексуальностью любовь.
Я прекрасно понимал это, когда заглядывал в его холодные глаза. И мне было очень приятно играть свою маленькую роль в том, чтобы разрушить этого человека, уничтожить то, на чем он был женат.
В тот день я пришел к нему по ЕЕ поручению. ОНА работала в нашей компании на должности юриста по недвижимости и обслуживала непосредственно его интересы. Они никогда не встречались, это я знал наверняка. Но при этом очень часто общались по телефону. ОНА послала меня к Стивену отвезти некоторые документы для заключения договора. Я с радостью согласился на ЕЕ просьбу, потому что совершенно не хотелось сидеть в одиноком кабинете и бесполезно смотреть в монитор в бесполезной надежде сочинить еще одну миниатюру.
Стивен встретил меня с улыбкой. Я передал ему некоторые документы и протянул руку для прощания.
 - Слушай, а расскажи мне о НЕЙ. Какая ОНА? Ты знаком с НЕЙ?
 - Да, конечно, - произнес я. – Она очень мила. Вам бы понравилась.
 - Скажи ЕЙ, чтобы прислала свою фотографию на мой почтовый ящик. – засмеялся Стивен. И в его холодных опустошенных глазах возникло некое подобие неподдельного интереса. В этот миг я почувствовал, что жесткая всесильная алчность этого человека куда-то пропадает, уступая место таящейся надежде и теплу, которое вдруг возникло в нем и начало потихоньку расти. Я понял, что он хочет увидеть ЕЕ.

В то утро Стивен проснулся с чувством, которое показалось ему необычным. Он еще не понимал, откуда это чувство в нем, что оно означает и как его толковать. Хотя, по большому счету, Стивен Кенигсберг никогда не любил заниматься лирикой и толкованием всего того, что виделось ему во снах. Он был невероятным закостенелым прагматиком. И при этом, почему-то где-то внутри теперь, после стольких лет спокойствия, что-то вдруг заверещало и начало волноваться. Стивен подумал, что это приступ паники, но ошибся. Это нечто в самой глубине вдруг стало судорожно дергаться и звать его. Стивен открыл глаза, вскочил с постели и, подсчитав в уме прибыль от предстоящей сделки, на миг остановился. Каждое утро он просыпался с мыслью о работе. А теперь что-то поменялось. В его сонной голове была лишь одна мысль – что сегодня ОНА должна была прислать ему свою фотографию.
Эта мысль, словно раскаленным ножом по куску масла, проскользила по его сознанию и стала полосовать его. Он захотел увидеть ЕЕ. Прошло уже полтора месяца, а ОНА томила его, старалась не проиграть его порыву, натиску его чувств и стремлений увидеться с ней. Он желал этого больше всего. Почти каждый день ОНА разговаривала с ним по телефону, ярко и очень притягательно звонко смеялась для него, шутила и внимательно слушала его чистую английскую речь, ни в чем не уступая его образному языковому наследию отца.
 Стивен прекрасно понимал, что в нем начинался какой-то странный круговорот, он будто бы ждал, постоянно находился в ожидании звонка. И когда ОНА звонила ему, в сознании обрывалась нить сомнения, которая держала его, которая заставляла следовать своим принципам. Теперь он, сидящий в дорогом БМВ, обшитом кожей специально для него, просто молчал и смотрел холодными черными зрачками на дорогой телефон. И уже вся роскошь опостылела ему настолько, что он готов был отдать все за простецкий пресловутый звонок, издаваемый этой трубкой – только если это звонок от НЕЕ.
Словно бы все перевернулось, перестало существовать, рассеялось в мальчишке, который спал в Стиве много лет, с тех самых пор, как он женился на своей мегере. Ее он забыл давным-давно. Она наслаждалась жизнью в компании молодых мальчиков, лишь пачкая ее грязью алкоголя. И ребенок их почему-то тоже не волновал только что проснувшегося мальчика во взрослом Кенигсберге, ведь его сын сейчас учился в одном из престижнейших колледжей планеты. Будто бы все эти воспоминания вдруг спустились в некую трубу, которая всасывала все больше прошлого, оставляя место для маленького влюбчивого Стива, который смотрел млеющими глазами на свой дорогой телефон.
И тут прозвучал звонок. Этот звук прорезал пространство салона и вселил мгновенно в Стивена уверенность, что это была ОНА. Он схватил трубку и ответил.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ