7. И боги имеют чувство юмора

По утрам слышны шорохи и звон ложечки о чашку, запах кофе, пусто и никого нет. Ветер чуть слышно обхаживает комнаты, учтиво кланяясь каждому дверному косяку, а больше собственно и некому. Все давно ушли. Все кроме Тебя
Почему люди верят в Тебя? Из- за страха, что тебя нет?
Ведь стоит закрыть глаза и исчезает ВСЁ: скалы, льды, люди, снега. Всё пропадает, ни ударов, ни падений, ни острой боли в каждом мускуле, ничего. Что это: жизнь или смерть? Насколько сильно можно полюбить эту жизнь, чтобы умереть за нее? Ведь умирать "можно" только за то, во что веришь, ради чего стоит жить, а может ради кого?
А во что верю я? Пока ощущаю скорость – в движение.
Когда нечего терять - в счастье.
Странная идея: научиться тому, чего не умеешь - прощать, ждать,
Господи, за какие такие грехи Тебе уготовлена такая участь: беспрерывное видение наших страданий? Наш рай для тебя - ад?!
Больно за тебя и страшно - выдержишь ли ты это?!
Порой возникает такое ощущение, что Ты здесь что- то забыл, оставил. Поэтому так пристально наблюдаешь. Наверное, что-то очень важное, Что?
 
 Совсем не странно было видеть голубя, парящего на такой высоте, а он все кружил и кружил, словно ястреб, высматривающий добычу. Ранним утром в горах всегда стоит ветреная погода, и птица плавно спускалась в воздушных потоках, раскинув крылья, наслаждаясь свободным полетом. Обычный серый голубь, которых во множестве можно встретить в любом городе, но, все давно забыли, что когда-то они там и обитали?
Падали листья, вторя песне вихря, а серый голубь все парил в вышине, вычерчивая затейливые узоры на небесном полотне. Он летал вокруг одинокой вершины, где стоял маленький домик с аккуратным садиком и изгородью из дикого шиповника. Пронесся мимо яблоневых деревьев, мимо дорожки посыпанной желтым песком, низко-низко пролетел над маленькой зеленой площадкой для гольфа, и приземлился на деревянную табличку с названием поместья - «Завтрак пяти ветров».
Сосновая светлая доска была тщательно выстругана и покрыта лаком. Было заметно, что с того дня, как ее здесь поставили, прошло совсем немного времени, - древесина еще не успела потемнеть, а к поверхности прилипли две сухие хвоинки и тополиный листок. Вокруг витал слегка ощутимый запах краски. Насаженная на такого же дерева палку, вкопанную в землю, табличка, несмотря на странное содержание, явно свидетельствовала о любви хозяина к порядку.
Голубь завертел головкой, оглядываясь: крыша, покрытая красной черепицей, стены сложенные из камня, небольшие квадратные окна, с открытыми деревянными ставнями. Из белой трубы на крыше вьется дымок, а флюгер виде медного петуха бесшумно покачивается на ветру, указывая на север.
И дом, и сад можно было заметить только сверху из-за высоких деревьев, которые их окружали. В этих краях росла очень редкая порода тополя – серебристый. Стихал ветер, они ничем не отличались от остальных, но лишь стоило подняться даже самому легкому дуновению, как листья начинали подрагивать, переворачивались, и становились серебряными так, будто были покрыты инеем. Сейчас, на ветру ровные, уходящие верхушками в небо тополя тихо шелестели зеленой листвой. Вокруг, на сколько хватало глаз, стояли только сизые горы, увенчанные белыми шапками и покрытые темными матовыми лесами.
Голубь снова распахнул крылья и поднялся в воздух, правда, на этот раз недалеко – до первого открытого окна, и влетел внутрь, чуть задев краешком пера задернутую до половины кружевную занавеску, которая как-то совсем по-деревенски опускалась на цветочный горшок с геранью, стоящий тут же на подоконнике. В комнате, где он оказался у самого окна пристроился круглый стол, закрытый белой вышитой скатертью, на котором стояла огромная пепельница под видом медведя умильно обнимающего свою бочку, рядом лежала курительная трубка с бордовым орнаментом по краю, за столом сидел человек.
Птица устроилась на спинке соседнего стула и встряхнулась от кончика хвоста до клюва. Мужчина поднял голову и недовольно посмотрел на серую пернатую:
 - Ну что? Снова пытаешься помочь? Сколько жизней подряд они повторяют одну и ту же ошибку? Неужели еще не надоело?
Голубь никак не реагировал на вопросы, продолжая сидеть, повернув головку в сторону окна. Мужчина поднялся из-за стола, взяв в руки трубку. У него были короткие черные с проседью волосы, гладко выбритые щеки и острый подбородок. На вид можно было бы дать лет сорок пять – пятьдесят. Густые седые брови придавали лицу умудренный вид, миндалевидные карие глаза смотрели живо и с интересом. Одет он был в белую рубашку и светло-синие джинсы, в расстегнутом вороте блестела тонкая золотая цепочка, а на ногах высокие черные кожаные сапоги. Загорелые руки с ровно подстриженными ногтями ловко вертели трубку, набивая ее табаком. Вернувшись за стол он с наслаждением затянулся.
 - Ты сменил марку табака? – раздались в воздухе слова. Птица не проронила ни звука, но фраза явно была обращена к курящему, а в кухне больше никого не было. – Смахивает на вишню. Здравствуй.
- Да, и ты будь здрав, нашел в одном местечке, в Швейцарии, недалеко, кстати от места, где ты был вчера. Судя по всему - все также не теряешь надежды?
Голубь спрятал голову под крыло.
- Ты же знаешь ответ. Вот уже несколько тысяч лет…
- Глупо. – Пожал плечами мужчина, пуская дым колечком. - Они никогда не изменятся. Выпьешь чего-нибудь?
Голубь вытащил голову из-под крыла и вспорхнул со стула:
 - Чем, позволь спросить? Этим? – поинтересовался он и помахал клювом.
Человек в ответ только усмехнулся.
 - Ну не могу же я, в самом деле, предложить тебе пшена. Я вижу, твое нынешнее тело не отличается особым удобством. Хотя тебе решать.
 - Еще долго здесь пробудешь?
 - Да нет, дел накопилась уйма, еще и ума не приложу, что делать с этим сбоем.
- Знаешь, именно поэтому я думаю, что в этот раз у них должно все получится. Раньше миры не соприкасались.
-Раньше она не делала глупостей. – Перебил мужчина. - Я примерно представляю, чем все закончится. Вот что получается, когда даешь детям волю.
 - Но ведь ты знал, что так должно случиться? Знал, к чему они придут в итоге? – слова снова повисли в воздухе. Дым вился над столом, оставляя за собой приятный терпкий вишневый аромат.
 Мужчина спокойно махнул трубкой:
 - Невозможно предусмотреть все, даже если ты Бог. И потом, всегда появляются такие, как она, которые творят невесть что. Я почти никогда не вмешиваюсь, как ты помнишь, но она меня забавляет.
 - Кажется, у Тебя нет сердца…
-О-о, - протянул он, улыбнувшись, - Ну, не начинай снова, пожалуйста. Причем тут сердце, позволь спросить? Я подчиняюсь своим же правилам, да и не только своим. Ведь даже зная карты противника, ты обязан играть по тем же правилам, как если бы и понятия о них не имел. И потом, - он прервался, чтобы выпустить еще одно колечко, наполняя ароматом вишни все вокруг, - сколько таких историй в мире, а каждый хранитель думает, что его подопечные особенные. Дай им немного свободы, кто знает, может еще пару тысяч лет? Если эта вселенная столько протянет, конечно.
- Ну, уж пару-то точно.
- А я не удивлюсь, если нет. Ты видишь, вон у твоих, к примеру, экология на грани. Я как раз думаю устроить что-нибудь типа второго всемирного потопа, только помягче. Вечная мерзлота с этим метеоритом мне совсем не понравилась, да и динозавров только зря потравили.
- Очень смешно, – голубь буквально сверлил взглядом мужчину.
- Ну послушай, нужно же иногда наводить порядок, – еще больше заулыбался он и посерьезнел. – Вот этот сбой в системе мне совсем не по душе. Предметы не должны перемещаться между мирами. Я так не задумывал.
 - Не только мирами, но и временами, если хочешь.
 - И временам,. – согласился мужчина, удобно скрестив ноги на стуле.
 - Тем не менее, определенная логика здесь присутствует. Закон сообщающихся сосудов.
- Можешь мне не объяснять, но посмотрим, чем дело кончиться. Мне и самому интересно, хоть я и не верю, что сейчас они готовы изменить карму. По идее, это должно когда-нибудь случиться, но не думаю, что сейчас настало их время. Иногда встречаются половинки, но не хватает клея. Или мешают человеческие предрассудки, глупость к примеру.
 - Ха-ха, - раздался громкий смех, - По образу и подобию своему, как они говорят. Это Ты создал их такими.
 - Э, нет, извини, – покачал он головой. - Я дал им право выбора. А посмотри, как люди им пользуются?! Я не говорю о том, что многие просто забыли про меня, это как раз нормально, дети всегда забывают про родителей. Но что они делают со своими жизнями?! Со своими душами? Самое плохое, что они разучились слышать голос сердца, голос веры, мой голос. Они бояться быть счастливыми, бояться смотреть в глаза правде, бояться решиться на поступок. Я не хотел видеть моих детей трусами. Это меня печалит.
 - Ты ведь можешь все изменить одним движением руки. Для Тебя это так просто! – голубь захлопал крыльями.
 - Да, могу. Я могу взять твою пару, забрать его ребенка, отправить их в заброшенную маленькую церковь со священником, или на необитаемый остров, чтобы ничто не мешало их счастью. Да, эти двое созданы друг для друга, но поймут ли они, что это счастье? Чтобы различать свет, нужно уметь видеть тьму. Ты не хуже меня это знаешь. И потом, когда накрываешь росток стаканом от ветра, он переживет эту бурю и вырастет, но что будет потом, когда не будет стакана и руки, которая его укроет?
 - И все же они лишь дети.
 - Дети?! - неожиданно с болью в голосе переспросил мужчина. – Посмотри, что делают мои дети! Они убивают и насилуют, сеют смерть и раздор, уничтожают то, что я создал, потратив целую неделю своего времени! А потом обвиняют в этом меня. Проклинаю тебя, Господи! – передразнил он. - А ведь все что происходит в их жизни – происходит по следу их собственной кармы! Я почти никогда не вмешиваюсь, никогда. Я-то как раз и не имею выбора, я подчиняюсь законам, которые создал сам.
 - И все же - это дети, - слова медленно затихали в воздухе, словно растворяясь в вишневом дыме.
Мужчина сидел за столом, не шевелясь, положив ноги на соседний стул. Выпустив еще одно колечко, которое медленно расплылось в воздухе, он произнес:
- Иногда меня удивляет их прозорливость, а иногда добивает глупость. Вот твоя умудрилась найти ответ между мирами, а чайку от голубя отличить не смогла.
 - Я бы и сам себя не отличил! Настоящий шторм поднялся. Твоя работа кстати?
Ветер взметнул белые занавески, словно паруса и они повисли, зацепившись за герань на подоконнике. Распахнутые ставни чуть покачнулись, несмотря на маленькие крючки, которые их держали.
 - Сказано же было - я не вмешиваюсь. Другие провинились, надо было парочку забрать, еще паре пригрозить, ну и так далее, обычная рутина, это не интересно. Скажи мне лучше вот, что: ты и в самом деле думаешь, что они готовы? Ты в это веришь?
-Да, – уверенно ответил голос. - Я в это верю каждый раз, когда спускаюсь к ним, чего бы это мне не стоило.
- Сколько ты с ними уже мучаешься? – наморщил лоб мужчина. - Уже наверное шесть-семь поколений, так?
-Где-то около того.
-М-да, – скептически протянул он, подняв брови, ясно давая понять, что именно обо всем этом думает. - Как говорят люди: слов нет, остались одни выражения.
- Иногда у меня создается ощущение, что Ты плохо их знаешь. Они падают и поднимаются, прячут истину на дне глаз, а души за бронированными дверями, – голос помолчал и продолжил. – Люди влюбляются и умирают за секунды, слишком торопясь жить. Они могут выпить стакан воды и через пять минут почувствовать жажду. За пять минут до звонка - выключить телефон. За пять минут до встречи - выйти из дома. За пять минут до обеда – позавтракать.
 - За пять минут до самого важного разговора в жизни, - подхватил мужчина. – Заснуть. Укутаться в теплый плед и заснуть! И улыбнуться во сне. За пять минут до крещения отказаться от веры. За пять минут до самоубийства - умереть от инфаркта, а за пять минут до инфаркта почувствовать жизнь, её вкус, захотеть остаться. Остаться, что бы укутываясь по вечерам в теплый плед - мирно засыпать и улыбаться во сне. Дети? Да ты прав, они всего лишь дети…
 - Они учатся на своих ошибках.
 - Вот в том то и дело, что нет, – перебил мужчина и вытряхнул пепел из трубки в большую медную пепельницу.
 -Ты слишком много от них хочешь.
Мужчина спокойно посмотрел на голубя:
 -Ну, так я все-таки отец. А родители всегда хотят лучшего для своих детей. Я действительно люблю их: глупых и умных, взрослых и маленьких, красивых и уродливых. Детей не выбирают, их просто любят и воспитывают.
 - Тогда помоги им, Ты же знаешь - они не выживут друг без друга!
 - Если поймут – сами со всем разберутся. Да и не могу же я всем помогать. Для этого есть хранители, и то, как ты понимаешь в разумных пределах, – покачал он головой. - Дай им немного свободы и прекрати следить за каждым шагом.
 - Я слежу так только за последними воплощениями, - тихо возразил собеседник. - Потому что думаю, что в этот раз они справятся.
 - Блажен, кто верует. Справятся, говоришь? Смотри, что было в ее голове год назад. Тебе напомнить?
 Мужчина протянул руку над столом ладонью вверх, и в тишине, нарушаемой только негромким стуком ставень, вдруг зазвучал наполненный мукой женский голос:
- Смотрю в окно твоими глазами, суицидальным взглядом…Четко представляю, чего не хватает на этой площадке внизу. Очерченного мелом силуэта на асфальте, белые линии, отображающие чьё-то тело в причудливой позе. Что тебе больше нравиться, Бог: венки или маленькие засушенные цветочки, а может, просто клочки бумаги, чьи-то вопли или, размытыми от дождя и времени, рисунки?! Почему? – в голосе послышались слезы. - Кто-то вернет то, что забрал, кто-то унесет то, что даровал. Кто-то останется, кто-то вслед плюнет, кто-то улыбнется, а у другого рот искривится в улыбке. Чьи-то глаза застынут от безысходности. Большинство всё же не заметят, а те, кто заметят, изо всех сил будут стараться забыть или забить в себе то, однажды увиденное. У одного хватит сил и он признается себе, хотя бы себе… Другой будет беззвучно расправлять свои сгнившие крылья в помутневшей ночи и шептать. И шепот его будет будить всех вокруг: ” Господи, прости, Господи, прости…”
Голос становился все тише и скоро пропал совсем. Мужчина достал из кармана джинс серебрянную табакерку и неторопливо начал набивать трубку во второй раз. Его собеседник снова заговорил:
 - Ты знаешь, что я не имею права читать мысли, но право видеть души Ты мне оставил…
 - Да и что ты хочешь этим сказать?
 - Она никогда не отказывалась от веры.
- Я знаю. – голос у мужчины потеплел. - Даже, когда по ее мнению, хуже быть не могло, когда она отказывалась говорить со мной, когда дулась, и когда страдала по-настоящему, я все равно слышал ее голос и горжусь ею.
- Тогда почему Ты в нее не веришь?
- Кто тебе сказал такую глупость? Время покажет, я просто думаю, что она еще не готова, вот и все. Момент не подошел, хоть ты и уверен в обратном.
 - Тогда, может, хватит ее испытывать?
 - Ну, это уже не тебе решать. И потом, я никогда не даю больше, чем человек может выдержать. Мой сын смог… - он помолчал, и по лицу словно пробежала тень. – И она тоже справится.
 - Твой сын, – слова были повторены с той же интонацией. - Иногда мне и правда кажется, что у Тебя нет сердца.
 - Так было нужно… Я чувствовал каждый гвоздь, который впивался в его тело. Каждый терновый шип, терзающий кожу. Не суди ни их, ни меня.
 - Никого я не сужу. Я ведь не имею права, – послышался горький голос. - Я не тень и не свет, всего лишь хамелеон.
 - У тебя тоже был выбор. То, что твое прошлое всегда будет с тобой - всего лишь результат твоих деяний.
- Ты, - голос запнулся, - Ты никогда не простишь меня?
Мужчина не торопился с ответом. Он убрал ноги со стула, встал, подошел к печи, выложенной керамической плиткой, достал большими щипцами оттуда уголек, раскурил трубку и лишь после всего произнес:
- Не мое прощение тебе нужно. Я и так люблю тебя, ты ведь тоже мой сын, и давно простил, - ты знаешь.
 - …
 - И тут тоже нужно время, – мужчина снова выпустил кольцо сизого дыма. - Много времени, быть может, но когда-нибудь, ты снова обретешь то, что так глупо потерял.
 - Но я не мог иначе!
 - Мог, сын, мог. Но разве в этом теперь дело? Бери пример с Дари. Думаешь, ей нравится жить, покровительствуя тем, кого раньше даже не замечала? Нет, но за все ошибки нужно уметь отвечать.
 - Тогда объясни.
 - Объяснить что? Что черное - это черное, а белое – белое? Ты просто не хочешь принять, а понимать, ты все понимаешь. Однажды... – он загадочно улыбнулся. - Слушай свое сердце.
 Мужчина подошел к окну и мечтательно облокотился на подоконник:
 -Смотри, разве это не прекрасно?
 Голубь вспорхнул на подоконник:
 -Ты все сделал так, чтобы Ей понравилось?
 -Ничего-то от тебя не скроешь…
 Вид из окна, действительно, открывался сказочный. Горы вобрали в себя все оттенки синего, серого и черного. Чем дальше стояла вершина – тем темнее она казалась, но местами, окутанные туманами скалы висели в молочно- белой дымке, смешиваясь с заснеженными шапками льдов. Облака низко лежали почти прямо на камнях, окутывая мягкой пушистой периной острые горные пики. Солнце, переливаясь, играло на снежном насте, так что было больно глазам. Мужчина, однако, даже и не подумал сощуриться. Он отодвинул занавеску и выглянул наружу:
 - У меня даже яблони цветут. Сами по себе, – похвастался он.
- Ага, в конце лета. Самое время для цветения. Странное у тебя чувство юмора.
 - А у меня здесь всегда весна, – парировал мужчина. – Имею право.
 -Да, пожалуйста, хоть крокодилов в пруд запусти.
 - Я делаю лишь то, к чему сердце лежит. А крокодилы-то тут причем? - спохватился он.
 - Ну, драконов можно. Маленьких, – уточнил голос. - Или еще кого. А вообще-то, Она любит родниковую воду.
 Мужчина усмехнулся, отодвинул занавеску и осторожно взял голубя на руку:
 - Как тебе это?
 Маленький горный родничок, обложенный камнями по краю и белой мраморной крошкой по дну, бил в глубине сада. Из чаши брал начало звонкий быстрый ручей, который потом спускался дальше по склону. Над ним нависали серебристые тополя, а по поверхности воды скользили белые яблоневые лепестки.
 - Гм-м... – протянул тот. – Не хватает только золотых рыбок и…
 -Удочки…- закончил мужчина и рассмеялся. – Ладно тебе, Боги тоже иногда хотят отдыхать, если уж пить, так чистую воду, а если Ей нравится гольф, не сложно и устроить маленькое развлечение. Не так уж часто у нас каникулы.
 - Слава Тебе, не часто. Каждый раз, когда ты уходишь в отпуск, внизу, черт знает что, происходит.
 - Не выражайся, пожалуйста, – поморщился мужчина.
 - Не буду, - согласился голос. - Но дела это не меняет, в прошлый раз у моих началась вторая мировая. Не очень- то весело было, знаешь.
 - Знаю. Но, поверь, она случилась бы и без меня. В этом мире закономерно все и уравновешено. Как часы. Если где-то убудет, где-то сразу же прибудет. Закон сохранения энергии.
 - До поры, до времени.
- Да. До поры, до времени, – повторил мужчина и пожал плечами. – Я же говорю – еще пару тысяч лет…
- Я не про это. Что Ты хочешь делать с медальоном?
 - Я? - удивился он. - Ничего. А что ты хочешь, чтобы я сделал? Это твои подопечные. Единственное, я бы тебя попросил не мешать временные рамки. История с Гармоном уже закончилась, ты же сам в ней участвовал. Не поднимай ее из аналов.
 Он отошел от окна и направился к входной двери. Ответ застал его на полпути:
- Это одно из воплощений - я тут не причем.. Она сама видит то, что происходит с ее другой жизнью. Да, та история закончилась, и не без моего участия, но раз медальон нарушил рамки, может измениться ход всех событий и всех воплощений. Мне пришлось оставить там одно из лучших тел, и все пошло прахом. Я только надеюсь, но Ты? Ты ведь знаешь, чем все закончится?
Мужчина остановился, покачиваясь на ногах, с носки на пятку, словно раздумывая над чем-то важным.
- Прости, я не буду отвечать. Да, я знаю, что он выберет. Как и знал, что выберешь ты когда-то. А ты, как всегда, хочешь изменить то, что тебе не подвластно.
Голубь тем временем вспорхнул и, забив в воздухе крыльями, опустился мужчине на плечо:
- Я сделал ошибку, за которую плачу уже много веков подряд, я не хочу, чтобы они ее повторили. Ведь воплощения не бесконечны.
- Не сравнивай, ты предал… Это совсем другое.
- Я не мог иначе! Прошу тебя, прекрати, – взмолился голос. – Не мучай...
- Разве я мучаю? – удивился в ответ мужчина и взялся за ручку двери. – Это был твой выбор. А воплощения не бесконечны, твоя правда.
- Скажи мне, что он выберет?
- Зачем? Чтобы ты опять помчался все менять? Как ты не понимаешь – ведь это их решения, их жизнь, и смерть тоже их. Да, с каждым разом они уходят все дальше и дальше и когда-нибудь, может статься, уйдут совсем. Но ты не можешь этому помешать, к сожалению или к счастью.
- В тень? – устало поинтересовался голос.
 И мужчина подтвердил:
- В тень.
- Но Ты ведь можешь…
- Я мо - гу! - по слогам произнес мужчина, выходя наружу. – Как же мне тебе объяснить, чтобы ты понял? Да! Я мог создать людей такими, чтобы они знали только меня, чтобы никогда не взглянули в сторону тени, чтобы любили и почитали, соблюдая не только десять, а все пятьсот пятьдесят три заповеди! Я мог сделать этот мир серым, а не цветным. Чтобы все были под одну гребенку, все одного цвета. Ты, я так понимаю, хочешь таких созданий? Тогда ты объясни мне, чтобы я понял, какой смысл мне плодить рабов?
Порыв ветра налетел за дверью, сразу, как только они вышли на резное крыльцо. Мужчина застегнул ворот рубашки, стараясь не потревожить голубя на плече.
- Отец, Ты передергиваешь. Я просил Тебя лишь помочь всего один раз, и даже не мне…
- Нельзя, – мужчина шел вперед по песочной дорожке мимо ровных ковров зеленой травы и отвечал на ходу. - Невозможно быть немножко беременной или чуть-чуть мертвым. Если я начну нарушать законы, которые сам написал, что тогда останется делать моим детям?
- Но почему?
- Потому что если я помогу твоим, я буду обязан помочь всем. И что станет с вселенной?
 Они остановились под цветущей яблоней, лепестки которой разлетались на ветру в разные стороны.
- Но как же тогда Твои хваленые чудеса?
- Чудеса? - отозвался мужчина, озабоченно наморщив лоб, оглядывая ствол со всех сторон. - А что ты называешь чудом?
- Когда встает парализованный, когда после клинической смерти вдруг забьется снова сердце, когда любовь является ниоткуда, когда висящий в пропасти выбирается наружу без чьей-либо помощи? Что Ты скажешь об этом?
 Фраза закончилась, а голубь перепорхнул на ветку усыпанного бело-розовыми цветами дерева, сразу становясь на его фоне каким-то невзрачным и блеклым. Его собеседник поковырял дупло, снял сухой листок с ветки и отошел на шаг назад, чтобы видеть дерево целиком.
- Неужели ты, в самом деле, думаешь, что это все моя работа? – рассеянно спросил он.
- А чья?
 Мужчина тем временем удовлетворенно хлопнул ладонью по стволу и усмехнулся:
- И после этого ты говоришь, что я плохо знаю своих детей. Ты смешишь меня, мальчик.
- Чем же?
 Он протянул руку к ветке и голубь снова оказался с тем, кого называл своим отцом:
- Ты, в самом деле, думаешь - это я?
- Кто тогда?
- Ха-ха. – рассмеялся мужчина, и они двинулись вглубь сада, – они сами. Все что они так сильно желают, во что верят всей душой, чего ждут каждой клеточкой тела и чего бояться в своих кошмарах, только это с ними и происходит. Понимаешь?
- Нет.
- В их силах творить свою жизнь. Парализованный мальчик, который изо всех сил верит - в один прекрасный день встанет и пойдет. Потому что его сила воли все преодолела, потому что он стал достоин, потому что он жил голосом сердца. Все очень просто. Висящий в пропасти – сорвется, если испугается, а если не дрогнет, то - что помешает ему выбраться? Что? Если на нем нет нераскаявшихся грехов?
- Нераскаявшихся грехов? – переспросил голос.
- Да. Тех, которых он сам себе не признается, тех, о которых он не просил, тех за которых он не расплатился. Теперь тебе ясно? Люди – одно из моих лучших творений, и порой они удивляют даже меня, плохо, что они не хотят верить. Верить в свои же способности.
- Неисповедимы пути Твои, - то ли благоговейно, то ли с издевкой произнес голос.
- Ну, можно и не так пафосно.
- Значит, у меня связаны руки?
- Крылья, ты хочешь сказать? - в тон его предыдущей реплике то ли съехидничал, то ли констатировал мужчина.
- Я серьезно спрашиваю. Что я могу сделать для них?
- Ты и так делаешь не мало, – мужчина с голубем на плече шагал по дорожке, засунув руки в карманы джинс. - Да и у меня собственно тоже руки связаны, так что…
- Что? – не выдержал голос затянувшейся паузы.
- … остается только наблюдать за ними, – закончил мужчина и остановился.
- Но я должен им помочь!
- Кому ты должен? Ты всего лишь хочешь снять тяжесть с собственного сердца, да ничего это не изменит. Если бы я не сделал тебя хранителем ты так и остался бы там изо дня в день, без цели и смысла наблюдать за течением реки. Разве оно отвлекает тебя от проклятого чувства потери? Всё, что осталось в том мире – шаги, шаги, еле слышно ступающие по молчаливой глади воды той, что держала тебя за руку. Ненависть, идеальная ненависть - к самому себе. Твое прошлое всегда с тобой, но, по крайней мере, у тебя есть занятие.
- Отец… Ты безжалостен.
- А ты пожалел тогда? – мужчина пригладил коротко стриженные волосы, взъерошенные ветром. Обводя глазами линию горизонта, он остановил взгляд на всходящем солнечном диске. - Я всего лишь справедлив. Но оставим это.
- Спасибо, – с облегчением поблагодарил голос.
- Какой восход, а? – обратил внимание мужчина. – Да, вопрос света я решил превосходно. Знаешь особенно мне нравиться радуга. Целый час сплетал вместе цвета, зато как вышла, а?
 - Да, неплохо, – его собеседник не особо проявлял интерес, явно думая о чем-то своем. – Почему Ты оставил им такую короткую жизнь? Почему, другие имеют право на большее, но именно людям Ты дал столько возможностей, которые тщательно скрыл от их же самих?
- Они почти никогда не помнят своих воплощений, и в этом их счастье. Я дал им то, о чем они так часто просят меня в своих молитвах – забвение. Своих грехов, ошибок и боли. Каждый раз, начиная почти с нового листа. А их силы я ничуть не прятал, просто не открывал, а это далеко не одно и то же.
Человек с птицей на плече шагал неторопливо вдоль невысокой каменной ограды к калитке. За забором шелестели серебряными кронами тополя, а в саду розовые яблоневые лепестки разлетались в разные стороны.
- На исписанном листе даже со стертыми надписями в конце концов начинают проглядывать буквы.
- Что и случилось с Алиной, – подтвердил мужчина.
- Значит, это ее последняя жизнь?
- Может и так.
- Но ведь они не помнят и своего счастья тоже.
Человек дошел до калитки и остановился, засунув руки в карманы.
 - Это не то счастье, которое нужно помнить. Все, что их богатое воображение позволяет представить, не составляет и сотой доли от той награды, которая их ожидает в конце пути.. А ведь так просто ее достигнуть, так просто…
 - Просто для тебя, ведь ты смотришь сверху.
 - Им всего-то надо идти посередине. Не спускаться вниз, не стремиться вверх, просто следовать своему пути и моему голосу. Разве это тяжело?
- Столько иллюзий и обманов, - откликнулся голубь, - столько ловушек и коварства. А сколько соблазнов и страхов.
- Страхов. Вот именно, что страхов. Они стали всего бояться.
- Не все, – возразил голос.
Человек безнадежно вздохнул и согласился с улыбкой:
 -Да, не все. Ты так их рьяно защищаешь.
- Но тебя тоже интересует именно этот маленький мирок, среди миллиона таких же во всей огромной вселенной?
- Она любит его, – он облокотился на деревянную калитку и неопределенно пожал одним плечом, не желая потревожить сидящую на другом птицу. - А за что, я и сам толком не пойму.
- Разве любят за что-то?
- По-разному. Иногда любят за что-то, иногда, вопреки всему, иногда наперекор. Кто-то любит всего лишь свое отражение в чужих глазах, кто-то так пытается благодарить. Но когда любят истинной любовью…
- То что?
- То, - голос человека потеплел, - ты прав, любят просто так. Просто так.
-Ты счастлив с Ней?
Он посмотрел на закат, закрыл глаза, улыбнулся и только после этого ответил, да и то вопросом на вопрос:
- А ты сам-то как думаешь?
- Ты только из-за Нее подарил это чувство людям?
-Ты задаешь слишком много вопросов, сын, – покачал человек головой.
- Тогда ответь мне на последний.
Голубь спорхнул с плеча и забил в воздухе крыльями, готовясь улететь
 - Задавай.
 - Любовь может уйти за черту света, во тьму?
- Почему ты спрашиваешь? - удивился он.
- Ты обещал ответить.
- На перекрестке она останется. Но ведь ты сам знаешь, что она может остаться там уже навсегда. Внутреннее безмолвие без права слова. Самое страшное предательство – предательство своего сердца, и прощение дается ох, как нелегко. Тебе ли этого не знать?

Алина Пуаро