Застолье третье. кожно-венерическое. уроки справедливости

- Триппер лечится очень просто. Несколько уколов бисептола, - и ты снова в строю покорителей юных сердец.
- А если осложнение?
- Осложнения бывают только в международных отношениях. Кстати, тоже от триппера.
- Да?
- Конечно. Это же отношения! Тем более международные. Фома! Не надо запивать водку пивом.
- Все мы знаем об этом, и все запиваем.
- Вот так же и с триппером, он же гонорея. Представь себе: позавчера утром принял я несколько порций портвейна. Сомнительного, надо сказать, портвейна. Не какого-нибудь «777» или «72», а что-нибудь вроде «412» или «3110».
- Ты о портвейне или об автомобилях?
- Я об отношениях. И об осложнениях, им присущих.
- Ты знаешь, Семен, я недавно в одной деструктивной газете прочитал, что Россия сделалась посмешищем для всего мира. Дескать, оттяпают у нас влияние в Грузии или в Украине. На Украине. Мы вначале рявкнем, и ударим кулаком по столу переговоров, а потом убираемся, поскуливая и поджав хвосты.
- Не читай больше деструктивных газет. Читай «Комсомолку» - там все ясно. Так вот, принял я портвейна, и, не поверишь, возжелал женской ласки. Не возжелал даже – взалкал!
- Звучит внушительно. И что в результате – гонорея?
- Погоди. Выхожу я, в общем на проспект, делаю мужественное лицо, и гордой походкой подхожу к молодой фее.
- Там были феи? На проспекте? Феи бывают только на рекламных проспектах, Семен. Ты что-то напутал.
- Ничего подобного! Ты ведь меня знаешь: если я приму портвейна, я становлюсь неудержим, как лев. Я победоносен становлюсь! И возжелал я не просто женской ласки, а ласки вычурной, даже виртуозной.
- Как дипломатические отношения?
- Вот уж вульгарщина – дальше некуда. Знал я одного дипломата – тот даже водку пил мелкими глотками.
- Ну и что? Я тоже пью мелкими.
- Ты пьешь, потому что у тебя привычка, а он – потому что сволочь.
- Не убедительно, Семен.
- Тогда слушай то, что убедительно. Короче, захотелось мне женщины и умной, и красивой.
- Да. Положение хуже губернаторского.
- Мое? Мое положение всегда лучше губернаторского. Губернатор не может принять портвейна и выйти променадом на проспект.
- Зато губернатор кое-что другое может.
- Но мне кое-чего другого не надо. В общем, ты же знаешь, раньше, во времена моей молодости, как было: если женщина красивая, значит – дура дурой. А если умная, если читает мне наизусть какие-нибудь рубаи на персидском языке, так обязательно уродина.
- А сейчас?
- А сейчас – если даже и уродина, то непременно дура. Но тут вышло у меня исключение из правил. Стоит это исключение вдоль проспекта, и думает о преимуществах теории перед эмпирикой.
- С чего ты взял, что она об этом думала?
- Сколько мне лет, Фома? Я тебе гожусь в… в… в наставники я тебе гожусь. Я узнал об этом по форме облаков в небе, по цвету выхлопа из трубы автобуса. Не спрашивай того, чего пока еще не умеешь понять. Подхожу я к фее, очаровываю, околдовываю и говорю: «Зачем вам, говорю, стоять на этом пыльном проспекте. Не рекламный же он, в конце концов. Пойдемте лучше ко мне в гости, примем пару порций портвейна – у меня чудный портвейн!»
- И что она?
- Она была благосклонна. Мы пришли ко мне, накрыли тумбочку, сели так скромно – я на унитазе, она на сломанном телевизоре, выпили, конечно…
- И?
- И я уснул, Фома, представь себе, я уснул, как последняя мышь. Летучая. Проснулся – ни портвейна, ни телевизора, и плохо до жути. Вышел я тогда из дому – уже конечно без всякой цели, и побрел по ночному городу.
- Ты излишне доверчив.
- Не мельчи, Фома. Ночевал я, конечно, в вытрезвителе. Там можно дать волю чувствам. Там я сотрясал дверную решетку, взвывал… нет, взывал к адвокатам и депутатам, к губернаторам, к президентам, к Страссбургскому суду я взывал, Фома, но не получил ни помощи, ни поддержки.
- Страссбургский суд только советует. Его решения не имеют юридической силы.
- Вот именно. Не было у меня уже после этого никакой юридической силы. Я был истощен, как больной в последней стадии сифилиса. Хотя у нас с этой, с феей – ничего! Ничего не было. Паскуда она, в сущности. Но кончилось все хэппи-эндом. Я вспомнил войну в Ираке, вспомнил, как иракский крестьянин сбил кнутом самолет-невидимку…
- Винтовкой. Вертолет. И то уже опровергнуто.
- Не мели чепухи. Я вспомнил об этом удивительном факте и блаженно заснул.
- Какое блаженство в медвытрезвителе?
- Невероятное! Я понял, что справедливость, это тебе не триппер. Ее бисептолом не убьешь! Справедливость обязательно восторжествует!

Фома НЕВЕРОВ, собутыльник.
foma76@bk.ru