Опера Призрака 9-10

Глава IX

Запряженный четверкой гнедых экипаж с зашторенными окнами подкатил к воротам роскошного особняка на авеню Трюден, поражающего воображение зевак плавным перетеканием объемов и необычным дизайном фасада. Ворота распахнулись, однако случайные прохожие так и не увидели человека, который бы их открывал. Карета въехала в большой, тщательно спланированный двор и, миновав по подъездной дорожке парадный вход, скрылась за зданием. Кучер остановил лошадей, как ему было приказано, напротив выхода в расположенный за домом парк. Дверца открылась, кто-то вышел, затем раздался негромкий хлопок.
– Франсуа, вы свободны до четырех часов, – услышал кучер голос хозяина. – Подадите карету на это же место.
– Да, месье Луи, – не оборачиваясь, ответил Франсуа и легонько тронул с места.
Экипаж отъехал в сторону конюшни. Несмотря на волнение момента, Кристина не могла не окинуть восхищенным взглядом задний фасад ни с чем не сравнимого дома архитектора Лебера и лежащий за ним изумительной красоты парк. Казалось, аллеи завлекали в какой-то иной, волшебный мир, взор терял очертания реальности в густом таинственном полумраке и вдруг натыкался на наполненное светом и переливами зелени всех оттенков пространство. Находясь у дома, можно было только предполагать, какими невиданными чудесами встретит гостя творение гения.
Эрик наблюдал за Кристиной, он не выпускал ее руки с тех пор, как помог ей выйти из экипажа:
– Нравится? – улыбнувшись, спросил он.
– Ты – волшебник, – только и смогла ответить она.
Ее глаза сияли: все, что окружало его, всегда было необыкновенным, прекрасным, оригинальным, он сам творил свой мир, свое пространство по законам высшей гармонии.
– Я построил его для тебя, идем.
Они поднялись по ступеням, Эрик открыл незапертую стеклянную дверь. Зал, в котором они очутились, видимо предназначался для больших приемов и танцев: великолепный наборный паркет, складывающийся в огромную картину в центре, окруженную рамой причудливого орнамента; неброская лепнина по стенам и потолку; окна в виде выступающих за пределы несущей стены фонарей, внутри которых располагались, видимо, выполненные на заказ изящные полукруглые диванчики; огромные хрустальные люстры и легкая, словно парящая в воздухе, галерея наверху.
Лебер вел любимую женщину по первому этажу своего дворца, и странное ощущение охватило их обоих: как будто они перенеслись в таинственное подземелье Гранд Опера. Не потому, что пронизанный светом и наполненный искрящимся воздухом особняк был хоть чем-то похож на подвалы театра, нет. Такое же чувство возникло в их сердцах, когда они впервые поцеловались в его «замке» на озере: они принадлежат друг другу, никто и ничто не может стоять между ними.
В самом доме, кроме них, не было ни души. На территории особняка оставались только нажимающий на рычаг, чтобы привести в действие открывающий ворота механизм, привратник и кучер; остальной прислуге Эрик дал выходной.
Обойдя полздания по периметру, они попали в главное фойе. Ни слова не говоря, он подвел ее к парадной лестнице и, подхватив на руки, понес на третий этаж. Кристина знала, что Эрик носил ее на руках – спящую и больную, – но, конечно, не могла помнить этого. Сейчас Кристине казалось, что ей хорошо знакомы эти ощущения: его сильные надежные руки, чуть напряженное дыхание, любимое лицо рядом и сияющие счастьем глаза. Она обнимала его одной рукой за шею, а другой гладила по плечу.
На площадке третьего этажа он ненадолго остановился, выровнял дыхание, но не опустил ее, а понес дальше по коридору, словно боялся – стоит ее ногам коснуться пола, она исчезнет как сон, как мечта. Дверь его спальни была приоткрыта, Эрик легко распахнул ее легким толчком локтя. Опущенные плотные серо-стального цвета шторы создавали полумрак, но окна за ними были открыты – из парка доносился легкий шелест листвы, в комнате пахло зеленью и нежной сладостью майских цветов.
Лебер осторожно, как будто Кристина была хрупкой фарфоровой статуэткой, посадил ее на край заправленной шелковым покрывалом кровати строгих классических форм. Судя по резьбе и орнаменту, мебель в спальне была подобрана в стиле ампир. Эрик опустился на колени, заключил ладони Кристины в свои и снизу заглянул ей в глаза:
– Мой ангел, ты действительно хочешь этого?
– Ты спрашиваешь, не стану ли я жалеть потом? – она прекрасно поняла смысл его вопроса. – Нет. Я люблю только тебя.
Сомневаться в наличии взаимного желания не приходилось: их обоих уже сотрясала мелкая дрожь. Не поднимаясь с колен, Эрик освободился от сюртука, упавшего на ковер рядом с кроватью, и стал целовать трепещущие пальцы ее правой руки, постепенно поднимаясь выше по внутренней стороне – запястье, локтевой сгиб. Одновременно он расшнуровывал корсет ее нежно-лилового шелкового с газовыми рукавами и оборками платья. Свободной рукой Кристина развязала его галстук и, наклонившись, поцеловала обнажившуюся в распахнувшемся вороте сорочки ключицу. Потом она снова выпрямилась, провела кончиками пальцев по его лбу и тихо шепнула:
– Я сниму парик, Эрик?
Он чуть заметно кивнул. Она гладила его настоящие волосы, уплывая вдаль, подхваченная волной сладких ощущений. Совершенно естественно и почти незаметно они оба оказались на постели, покрывало и их одежда остались где-то на полу поверх его сюртука. Их губы то встречались, то расставались, чтобы покрыть поцелуями каждый миллиметр тела любимого. Их руки ласкали друг друга так долго, сколько возможно было выдержать, оттягивая почти экстатический миг слияния. Ни времени, ни пространства, ни существующих в них двух отдельных, обладающих каждое своим сознанием и волей тел больше не было. Они соединились, растворившись друг в друге, почти не слыша стонов наслаждения, отдаваясь полностью и без остатка не только телами, но и душами.
– Эрик…
– Кристина…
Они не сразу сориентировались, сколько же прошло времени. Оказалось, больше полутора часов. Сил не осталось, они лежали, обнявшись и счастливо улыбаясь друг другу.
– Так не бывает… я даже не догадывалась, что может быть так прекрасно, – полушепотом сказала она.
– Так будет всегда, мой ангел.

* * *

Вернувшись в особняк де Шаньи около пяти вечера, Кристина поняла, что больше не принадлежит ни этому дому, ни Раулю. Она освободилась от них. Здесь присутствовала только ее видимая оболочка, еще пока присутствовала. Как только Эрик вернется из поездки, она начнет бракоразводный процесс, благо, у нее есть вполне очевидный предлог – мадемуазель Жаклин Минош. Ее интересы будет представлять мэтр Мишель Нортуа, один из лучших адвокатов Парижа. Брат Жюли и лучший друг Эрика не откажет им в помощи.
Сплетни, скандалы, долгое судебное разбирательство – ничто не остановит ее. Сегодня она не только узнала, что значит быть любимой женщиной и любить мужчину, но и вновь услышала его голос – голос Ангела Музыки. Перед тем как расстаться, они провели полчаса у органа. Когда он запел, Кристина не смогла сдержать слез. Словно не было этих тоскливых двух с лишним лет, которые она провела как в летаргическом сне замерших чувств, в лабиринте нескончаемых душевных мук, рядом с чужим, не способным понять и не желающим понимать ее человеком.
Она поднялась в детскую, отослала няню немного отдохнуть и поболтать со слугами и долго смотрела на спящего в своей кроватке Анри.
– Мы уйдем из этого дома, малыш, уйдем вместе. Там мы оба будем счастливы, – погладив ребенка по пушистой головке, чуть слышно прошептала Кристина.


* * *

На лице у встретившей Кристину на пороге своей гостиной мадам де Рондель было написано такое выражение, словно она собралась одновременно утешать и плакать: широко распахнутые глаза, плаксиво скривленный на правую сторону ротик, крошечные капельки пота на висках и тонком носике свидетельствовали о крайней степени волнения.
– Ах, дорогая! – графиня протянула руки и приобняла гостью за плечи.
– Что случилось, Виктория? – сердце Кристины болезненно сжалось.
Прошло девять дней с тех пор, как Эрик покинул Париж. Прежде чем отправиться осматривать новую собственность, маэстро Лебер прислал де Ронделям письмо, в котором извинялся за невозможность посещать их гостеприимный дом в ближайшее время в связи со срочным отъездом «по делам», он также просил передать его искренние сожаления виконтессе де Шаньи и обещал возобновить уроки вокала по возвращении. Увидев расстроенную подругу, Кристина в первую очередь подумала об Эрике.
– Кристина, вы еще ничего не знаете? Боже мой, должно быть вы не видели утренних газет! – графиня являла собой воплощенное сочувствие и саму заботливость. – Садитесь, садитесь сюда на софу. Лучше вы прочтете это сами.
– Кто-нибудь умер? – пролепетала мадам де Шаньи.
– Пока, к счастью, нет.
Виктория едва не насильно усадила подругу на обитую бежевым с коричневыми цветами гобеленом софу и протянула ей лежавшую на журнальном столике «Pette Journal». Большая статья под набранным крупным шрифтом заголовком «Бриллиантовый скандал» сразу привлекала внимание. Кое-как сфокусировав взгляд на мелких пляшущих от волнения строчках, Кристина прочла: «Согласно нашим достоверным источникам вчера хозяйка поэтического салона «Смеющийся Эрот» и известная поэтесса мадемуазель Жаклин Минош была задержана полицией по обвинению в мошенничестве…» Мадам де Шаньи перевела дух и немного расслабилась: месье Луи Лебер наверняка не имел никакого отношения к названной даме полусвета.
Дальше автор статьи красочно расписывал скандальное происшествие, суть которого сводилась к следующему: решив продать свой роскошный бриллиантовый гарнитур, мадемуазель Минош предложила его за… (сумма была опущена) мадам Женевьеве де Муль, на что последняя согласилась, однако при совершении сделки приглашенный мадам де Муль для оценки драгоценностей ювелир обнаружил подделку – бриллианты Жаклин оказались фальшивыми. Кристина быстро пробежала глазами подробности вызова полиции возмущенной аристократкой и остановилась на строчке: «Мадемуазель Минош была отпущена под честное слово, после того, как выяснилось, что она сама оказалась жертвой обмана: поддельные бриллианты ей преподнес в качестве подарка ко дню рождения виконт Рауль де Шаньи…»
– Боже, какой позор! – выдавила, сдерживая дрожь радостного возбуждения, Кристина. – Рауль, как он мог?!
Лучшего предлога для начала бракоразводного процесса и пожелать было нельзя: публичный скандал, в котором неверный муж с самого начала выставлен в чрезвычайно невыгодном свете.
– Как я вас понимаю! – откликнулась, присевшая рядом на софу и жадно следившая за реакцией Кристины Виктория. – Это ужасно, дорогая!
В статье язвительным тоном говорилось о том, что закон не запрещает дарить друзьям украшения из стразов, а потому никаких обвинений господину виконту предъявлено не было. Что поделать: случаются в жизни недоразумения. Далее шли прозрачные намеки на отношения мадемуазель Минош и месье де Шаньи, а также высказывалось мнение, что «финансовое положение строительной компании господина виконта, по-видимому, близко к катастрофе», так как выставленные на продажу акции упали ниже всех мыслимых котировок. В заключении автор делал глубокомысленный вывод о том, что колебания на бирже отражают процессы общественного развития Пятой Республики.
Если известие о том, что у Рауля есть любовница, не являлось для Кристины убийственной новостью, то о грозящем компании де Шаньи и Клонье разорении она услышала впервые. Вид у нее был действительно ошеломленный.
Графиня де Рондель позвонила прислуге и приказала принести холодной воды.
– Выпейте, Кристина, вам станет легче, – протянула бокал Виктория.
– Здесь сказано, – мадам де Шаньи отпила глоток воды, – что компанию Рауля теснят мощные конкуренты. Я почти ничего не понимаю: мой муж подарил этой даме фальшивые бриллианты, потому что у него не было денег на настоящие? Как низко он пал: обманывать и жену и… любовницу! Виктория, я сгораю от стыда!
– Успокойтесь, дорогая. Вам придется это пережить. Мой дом всегда открыт для вас, Кристина, но, боюсь, в свете вам лучше сейчас не показываться, – сочувственно ворковала графиня де Рондель.
– Дорогая, мне необходимо переговорить с месье Лебером, – нервно поправляя складки нежно-персикового муарового платья, сказала Кристина. – Может быть, он сможет мне объяснить, что происходит в делах у Рауля. Наверное, Луи разбирается во всех этих акциях и котировках… Он ведь тоже занимается чем-то таким, связанным со строительством. У меня просто туман в голове! Вы понимаете, разговаривать о чем-либо с мужем после всего ЭТОГО я не в состоянии. Но мне нужно знать…
Возможно, Кристина Дае и не была выдающейся драматической актрисой, но ее маленький спектакль вполне убедил молодую графиню.
– Конечно, дорогая! Как же я не подумала? Луи известный архитектор и у него большая компания. Как только он вернется в Париж, я сообщу вам. Вы встретитесь у нас и обо всем его расспросите.

* * *

Ночь незаметно, крадучись, вползла в распахнутые окна кабинета и заполнила его чернильным мраком, поглотив стены, потолок, пол, камин, зеркало над ним, кресла и книжный шкаф стиля ампир, стол с приборами для письма и самого хозяина. В доме стояла гробовая тишина, ни единого звука не проникало сквозь плотно прикрытую дверь, только невидимые часы на каминной полке монотонно и неумолимо отстукивали размеренный ход времени. Смутно доносившийся разноголосый шум городских улиц и сладкие запахи цветущих деревьев, казалось, лишь подчеркивали мертвенную тишину и почти ощутимую затхлость помещения. Как же он не заметил, что дом давно превратился в склеп, в котором, словно зачахший старик, мирно скончалось его семейное счастье?
Поставив локти на стол и, опершись лбом на ладони, Рауль сидел неподвижно уже два с лишним часа. Тело как будто окаменело и ничего не чувствовало, внутри разлилась и затопила каждую клеточку его существа тяжелая, вязкая пустота. Невидящими глазами он смотрел туда, где на столе смутно белел лист почтовой бумаги. Разобрать несколько наскоро написанных Кристиной слов в темноте было невозможно, но содержание записки полыхало перед его внутренним взором огненными письменами:
«Рауль, не пытайся искать нас, это ни к чему. Мой адвокат сам свяжется с тобой в скором времени. Кристина».
Вот так: сухо и лаконично. Никаких обвинений, истерик и сцен. Две недели Кристина упорно избегала его. Когда он появлялся в доме, она просто запиралась в своей комнате и не отвечала ни на просьбы, ни на требования. Да и что он мог требовать в подобной ситуации? Эта глупая гусыня Жаклин, жадная и недалекая охотница за богатыми любовниками, посчитала, что он не устраивает ее своим мрачным видом и нежеланием веселиться, исполняя все ее прихоти. Стоило им расстаться, как она тут же побежала продавать его подарок. Скандал разразился в самый, надо сказать, подходящий момент: покупатель, с которым уже договорился Арман, отказался от сделки, акции разошлись по бросовой цене. До сих пор не понятно, кому они, в конце концов, достались.
А сегодня днем, пока Рауль находился в конторе, Кристина собрала вещи Анри, включая кроватку ребенка, взяла еще один чемодан со своей одеждой и, велев прислуге погрузить все это в наемный экипаж, сказала, будто уезжает на отдых. Няню и своих горничных она рассчитала. Шкатулка с драгоценностями осталась на туалетном столике в ее будуаре, по-видимому, при ней было только обручальное кольцо.
Слуги не слышали, чтобы госпожа называла кучеру какой-нибудь адрес: как только дверца захлопнулась, карета тронулась и скрылась в неизвестном направлении. И лишь теперь Рауль с ужасом осознал, что практически ничего не знает о том, как жила последние месяцы Кристина. Она постоянно где-то бывала, часто ездила в гости к Виктории де Рондель, реже наносила визиты баронессе де Вийяр и еще некоторым дамам. О чем она думала, чем дышала? С кем действительно была близка? На чью помощь рассчитывала опереться, чтобы собраться и уехать практически ни с чем? Он не имел ни малейшего представления. И что она теперь намерена делать? Упоминание об адвокате сомнений не оставляло: его ждет бракоразводный процесс, то есть очередной громкий скандал. Мир, в котором он жил и чувствовал себя еще недавно комфортно и уверенно, вдруг рассыпался подобно карточному домику.
Не зажигая света, Рауль на ощупь выдвинул нижний правый ящик письменного стола, вытащил плоскую коробку и поставил перед собой. Щелкнув замком, он положил руку на приятно холодящую ладонь металлическую поверхность. Сердце застучало в учащенном ритме, на висках выступила испарина. Просидев несколько минут с незаряженным пистолетом в руках, виконт де Шаньи положил оружие обратно и спрятал коробку в стол.


Глава Х

– Госпожа графиня сегодня не принимает, ваше сиятельство, – с непроницаемым лицом сообщил Раулю мажордом де Ронделей.
Виконт де Шаньи уже четверть часа дожидался в терракотовой гостиной первого этажа, нервно меряя комнату крупными шагами. Чего ему стоило переломить себя и отправиться с визитом, заранее предполагая, какой прием может его ожидать!
– Передайте госпоже графине, что я прошу у нее пять минут. Скажите, речь идет о мадам де Шаньи.
Рауль не собирался сдаваться так легко, он заставит супругу Ксавье де Ронделя принять его и рассказать все, что она знает о Кристине. Если он заставил когда-то ледяную метрессу мадам Жири выложить ему историю подземного червя, гордо именовавшего себя Призраком Оперы, то добиться правды от болтушки Виктории будет не так уж и сложно.
Еще десять минут спустя в соседней комнате послышался шелест платья. Рауль обернулся к двери: на пороге с выражением холодного внимания на лице стояла Виктория.
– Не скажу, что рада видеть вас, Рауль. Не обессудьте. И, тем не менее, я вас слушаю. Почему Кристина не приехала сама? Надеюсь, она здорова?
Виктория подумала, что у самого виконта вид однозначно нездоровый. Несмотря на то, что де Шаньи, как обычно, одет был безукоризненно, выглядел он каким-то поношенным. То ли горчичный цвет сюртука придавал его лицу неприятный желтоватый оттенок, то ли залегшие под глазами глубокие тени внезапно состарили двадцативосьмилетнего виконта лет на десять – смотрелся он человеком, изрядно побитым жизнью.
– Позвольте мне все же пожелать вам доброго дня, Виктория, – Рауль слегка поклонился, не двигаясь с места, было очевидно, что руки для поцелуя графиня ему не протянет. – Полагаю, Кристина здорова…
Он замолчал, подбирая слова. Если графиня де Рондель не знает о бегстве Кристины, получится, что он сам сообщит отнюдь не доброжелательно настроенной по отношению к нему светской львице о своем позоре, провоцируя тем самым новую волну сплетен и пересудов в обществе. Однако он был почти уверен, что Виктория просто искусно разыгрывает неведение.
– Я пришел просить вас… Помогите мне встретиться с Кристиной и уладить недоразумение без огласки.
– Я не понимаю.
Удивительно, какими непроницаемыми, словно поверхность двух покрытых льдом озер, могут быть глаза привыкшей к светскому лицемерию женщины.
– Простите, мадам, но мне трудно поверить, что Кристина не посвятила вас в свои планы. Вы были так дружны последнее время. Или вам будет приятно услышать это от меня? Хорошо, я скажу. Моя жена забрала ребенка и ушла из дома. Вы довольны, Виктория?
Вся кровь отхлынула от лица Рауля, оно сделалось бледно-желтым, мышца под левым глазом начала непроизвольно дергаться.
– Господи, Рауль, успокойтесь! – испуганно воскликнула графиня де Рондель. – Не надо так волноваться, вы сейчас сознание потеряете. Сядьте.
Виктория указала гостю на кресло и сама села напротив. Де Шаньи не стал спорить, после бессонной ночи он чувствовал себя не лучшим образом.
– Я действительно ничего не знаю. Объясните, что произошло, – Виктория раскрыла веер и начала обмахиваться: от сообщенной виконтом новости ей стало жарко. – Я понимаю, что у Кристины были причины для недовольства. Вы не можете этого отрицать, Рауль. Но уйти из дома… Что вы ей наговорили?
– Ничего, – Рауль понуро опустил голову. – За две недели она не сказала мне ни слова, вообще отказывалась встречаться, запиралась в своей комнате.
– Право же, вы сами виноваты, – попеняла как можно мягче графиня, слишком уж несчастным выглядел неверный муж. – Но куда она могла пойти? Я волнуюсь за нее.
– Я тоже. У нее почти нет денег, драгоценности она не взяла. Кристина склонна к депрессии и нервическим припадкам. Вы не знали? – заметив искреннее удивление на лице Виктории, спросил он.
– Никогда бы не подумала.
– За ней довольно долго приглядывала мадам Жюли Арвиль – супруга известного психиатра и владельца клиники для душевнобольных. Не известно, что она может сделать. Поэтому я прошу вас, вы должны сказать мне все, что знаете, – настойчиво продолжал гнуть свою линию Рауль.
– Но если так, вы должны были быть вдвойне осторожны и всячески оберегать ее, – резонно упрекнула Виктория. – Единственное, что мне приходит в голову… может быть, Кристина вернулась в театр. Насколько я знаю, родственников у нее нет.
– Как же я не подумал об этом сам? Спасибо, Виктория. Вы очень мне помогли. Не буду больше злоупотреблять вашей добротой.
Рауль быстро встал, былая бледность отступила, он снова был бодр и полон готовности действовать. Виконт быстро поцеловал Виктории руку, подчиняясь его порывистому напору, она позабыла, что не хотела подавать этому человеку руки.
– Разрешите откланяться, мадам.
– Сообщите мне, если найдете Кристину, – попросила на прощание графиня де Рондель.
– Непременно, Виктория, – пообещал Рауль.


* * *

Шаловливый солнечный лучик, пробравшись сквозь неплотно задернутые гардины, скользнул на подушку и защекотал длинные черные ресницы сладко улыбающейся во сне девушки или, вернее, молодой женщины лет двадцати. В постели она была не одна. Рядом спал, обнимая ее мужчина.
Кристина пошевелилась и открыла глаза. Господи, какое счастье, проснувшись утром, видеть его рядом, ощущать тепло его рук, слышать его дыхание! Сегодня Эрик впервые остался с ней до утра, они будут вместе несколько дней. Вчера Мадлен Нортуа отправилась на неделю в загородный дом Арвилей – профессорская чета оставила дом на попечение родственников, и время от времени Мадлен с детьми уезжала за город, чтобы подышать свежим воздухом и отдохнуть от городской суеты – и предложила Кристине взять с собой Анри:
– Мне кажется, им с Эмилем будет веселее вместе, дорогая, – лукаво улыбаясь, сказала племянница помощника министра иностранных дел. – И вы немного отдохнете и развеетесь. Бракоразводный процесс – это так утомительно. Навестите подруг, погуляйте по городу. Вы так еще молоды, нельзя же все время проводить в четырех стенах с ребенком или учениками.
– Благодарю вас, Мадлен, вы очень добры. Я так рада, что Жюли возвращается. Если бы Виктория не рассказала мне о визите Рауля месяц назад, он мог бы застать нас врасплох. Никогда не думала, что он может оказаться таким… Вы меня понимаете, – Кристина вздохнула. – Я до сих пор не могу прийти в себя от заявления его адвоката.
– Вот-вот. Я и говорю, что вам необходимо отдохнуть, восстановить равновесие. И не волнуйтесь, Кристина, Мишель обязательно выиграет ваше дело. Для него это вопрос принципа – справедливость на вашей стороне.
Няня уехала вместе с Анри, горничную и повара Кристина отпустила на три дня. Таким образом, в расположенном на бульваре Опиталь бывшем особняке де Шабрие, который мадам де Шаньи «арендовала» на полгода через своего адвоката у нынешнего владельца – графа де Ларенкура, не осталось ни единой души, кроме виконтессы и… самого графа.

* * *

Тяжелые океанские волны плавно накатывали на борт, палуба чуть ощутимо вибрировала под ногами, пропитанный солью ветер теребил шляпку и развивал волосы Жюли. Она стояла на верхней палубе парохода и любовалась бескрайним лазорево-бирюзовым простором: только небо и океан – насколько хватало глаз.
Получив письмо от Кристины, в котором подруга сообщила о возвращении Эрика, Жюли обрадовалась и встревожилась одновременно. Судя по восторженному тону послания, мадам де Шаньи находилась в состоянии полного упоения. Рауль совершенно перестал существовать для нее, все помыслы Кристины были только об Ангеле. Не нужно было быть провидцем, чтобы догадаться: никакие общественные установления, приличия и соображения здравого смысла не остановят эту любовь. Она столь же глубока и необъятна, как океан, и так же опасна в своей скрытой мощи. Однако общество не любит, когда нарушаются установленные им законы.
Тревога Жюли усиливалась пониманием того факта, что в роковом треугольнике бывшая солистка Гранд Опера все же оставалась ведомой – упрямый самолюбивый аристократ и страстный утонченный гений играли судьбой предмета своих желаний. Мадам Арвиль не сомневалась в том, кто из них способен составить счастье ее подруги. Но через что придется пройти Кристине, чтобы обрести его? Когда камнем преткновения становится материнское чувство, ситуация приобретает особую остроту и драматичность.
Мишель тоже написал сестре о триумфе Луи Лебера, о его разносторонней и ошеломляющей своим размахом деятельности: Эрик стал личностью, поражающей даже давно и хорошо знавших его людей. Супруги Арвиль буквально загорелись желанием познакомиться с этим человеком – такого Лебера не знали ни Жюли, ни Шарль, – но у профессора был заключен годовой контракт, поэтому, узнав о начале бракоразводного процесса и попытках виконта заявить о психической несостоятельности Кристины, любознательная исследовательница человеческих душ решила с согласия мужа вернуться на родину.
– Красиво. И в то же время от этой бесконечности становится как-то не по себе. Вы не находите?
Жюли повернула голову на голос. Рядом с ней стоял высокий солидный мужчина лет пятидесяти, одетый неброско, но со вкусом. У него были немного грустные глаза и обаятельная мягкая улыбка.
– Прошу прощения, если помешал, мадам, – извинился он. – Вдруг захотелось поделиться впечатлением. Позвольте представиться: Эдмон Лефевр.
– Жюли Арвиль. Вы мне не помешали, – улыбнулась в ответ она. – Напротив, кажется, вы вовремя окликнули меня. Океан обладает странным свойством – поглощать сознание, как будто растворяет вас в себе.
Мужчина произвел на Жюли приятное впечатление: в нем чувствовался образованный и неглупый представитель высших слоев буржуазии – не напыщенный аристократ, но и не выставляющий на всеобщее обозрение нажитые капиталы нувориш. Господин Лефевр – род его занятий мадам Арвиль пока затруднялась определить – мог оказаться приятным собеседником, что совершенно не лишне в морском путешествии. Ее внимание привлекла трость – элегантная и, по-видимому, дорогая, – на которую слегка опирался месье Лефевр. Пожалуй, вещь не так уж сильно бросалась бы в глаза где-нибудь на парижском бульваре, но на палубе океанского лайнера выглядела несколько не к месту. Мужчина проследил за заинтересованным и немного удивленным взглядом Жюли и улыбнулся:
– Подарок, – объяснил он. – Знаете, однажды она спасла мне жизнь. С тех пор я считаю ее чем-то вроде талисмана. Могу я пригласить вас на прогулку?
– С удовольствием, – она оперлась на предложенную им руку, и они, не торопясь, пошли вдоль борта.

* * *

За день до отъезда Мадлен Нортуа с детьми и няньками в дом Арвилей, Эрик имел две важных встречи – одну с Арманом Клонье, другую – с Адрианом де Мегреном. Результатами обоих Луи Лебер остался вполне доволен: теперь можно было позволить себе на несколько дней выбросить из головы все дела и просто ощутить себя счастливым рядом с любимой женщиной.
Сказать, что визит Клонье стал неожиданностью для главы конкурирующей подрядной организации, было бы большим преувеличением. После очевидного разрыва отношений виконта де Шаньи и мадемуазель Минош Лебер не спешил отказаться от услуг агентства Поля Дюрана, напротив, сыщики день и ночь не спускали глаз с деловых партнеров. Продажа акций компании ниже номинала навела Эрика на любопытные мысли: здесь явно чувствовалась какая-то афера. Отследить движение на биржевых торгах было не просто, однако, в конце концов, удалось выяснить, что большинство акций через подставных лиц скупил сам Клонье.
С помощью нехитрого приема – предложите человеку единовременно сумму, превосходящую его пятилетний заработок – архитектор «уговорил» секретаря Армана отказаться от места, которое занял скромный и сообразительный молодой человек с дипломом Высшей политехнической школы. Альбер Фабре не без удовольствия взялся помогать своему бывшему профессору, их роднила присущая обоим авантюрная жилка. К тому же выходец из небогатой семьи часовщика был искренне благодарен Леберу за предоставленную возможность получить перспективную работу инженера-строителя в его компании.
Разумеется, новый секретарь мог судить о двойной бухгалтерии месье Клонье только по косвенным данным, но Альберу удалось выяснить немало интересного о методах, с помощью которых предприниматель неплохо наживался на использовании некачественных материалов и другого рода «экономии». Кроме того, в технической документации бывший студент Эрика разбирался гораздо лучше своего временного работодателя. По всей видимости, Клонье был более везучим или чуть более осторожным человеком, нежели его прежний партнер Максимилиан Дюфри: к немалому удивлению Лебера и Фабре, проникших в махинации нечистого на руку подрядчика, ни одно здание, построенное компанией де Шаньи и его партнера пока еще не рухнуло.
Где-то в глубине души Эрик был почти готов посочувствовать виконту: покровительство Опере все же не стоило аристократу-дилетанту так дорого, как попытка заняться строительным делом. Даже если бы Рауль выплачивал жалование Призраку из собственных средств, он вряд ли бы разорился, тогда как Клонье практически обобрал де Шаньи до нитки. Лебер подозревал, что развал компании «Клонье и Дюфри» в свое время был вызван аналогичной попыткой Армана поживиться за счет партнера, но эти господа друг друга стоили.
– Видите ли, месье Лебер, мне не хотелось бы афишировать нашу встречу, поэтому я позволил себе побеспокоить вас в ваших частных владениях, а не явиться к вам в контору, – отвечая на вопрос Эрика о причинах его визита в особняк на авеню Трюден, пояснил Клонье.
Посетитель вольготно расположился в предложенном хозяином кресле, его солидная внешность и непроницаемый взгляд могли ввести в заблуждение кого угодно. Как всегда, безупречно сшитый, частично скрадывающий полноту фигуры дорогой темно-серый костюм, золотая печатка на среднем пальце правой руки, толстая золотая цепочка от золотых же часов, непринужденная и даже несколько развязная манера держаться, – казалось, этот человек везде чувствует себя, как в собственном доме, – все свидетельствовало о благополучии и жизненном успехе месье Клонье.
– Понимаю. Итак, чем обязан удовольствию принимать вас у себя, месье? – Эрику стоило некоторых усилий спрятать свою извечную ироничную полуулыбку и притушить хищный огонек в глазах.
– Вы деловой человек, месье Лебер. Я тоже. Поэтому не буду ходить вокруг да около. Я хочу предложить вам выкупить мой пакет акций компании, он составляет шестьдесят два процента. Полагаю, это должно вас заинтересовать.
– Возможно, – бесстрастным тоном произнес архитектор. – И какова ваша цена, месье Клонье?
– Четыреста семьдесят тысяч франков. Вполне разумная цена, не правда ли? – несколько криво улыбнулся Арман.
Ему казалось, что Луи Лебер должен был отреагировать на заманчивое предложение более эмоционально.
– Да, цена приемлемая, – сохраняя все тот же тон и каменное выражение лица, чуть кивнул Эрик. – Я подумаю и сообщу вам о своем решении через неделю. Буду рад новой встрече, месье Клонье.
Разговор, очевидно, был закончен. Многоопытный делец с трудом сохранил напускное спокойствие: его еще никогда не выставляли с такой холодной бесцеремонностью.
– Не смею более злоупотреблять вашим временем, месье Лебер.
Откланявшись, Арман с медлительным достоинством покинул особняк архитектора. Волю душившему его бешенству он дал, лишь откинувшись на спинку сидения своего экипажа:
– Наглый мальчишка! Вообразил себя крупной рыбой! Ты все равно проглотишь наживку, и мой крючок выдерет тебе внутренности, – прошипел Клонье, трясущимися пальцами доставая из портсигара папиросу.
Приближаясь к шестому десятку, Арман Клонье полагал, что сколь бы ни был талантлив и удачлив тридцатипятилетний архитектор, опыта в финансовых делах у Лебера без году неделя, а амбиций хватит на десяток юнцов подобных виконту де Шаньи. К несчастью, партнер Рауля не видел саркастической ухмылки, скривившей губы Эрика, как только за Клонье закрылась дверь кабинета, и того дьявольского блеска зеленых глаз, что каждый раз вызывал у Сержа Катуара ощущение неприятного холодка в спине. У бывшего председателя экспертной комиссии по делу об обрушении одного из реконструируемых зданий Дворца Правосудия накопилось достаточно фактов, привлечь к которым внимание прокурора господин эксперт полагал своим гражданским долгом.