Мои лабиринты

 



 Изначально наплывают какие-то звуки, видения, и я как тень двигаюсь в лабиринте своего подсознательного «я», а потом медленно всплываю на поверхность – пока я плавал в своих грезах и мечтаниях, что произошло с этим миром? да ровным счетом ничего не произошло, мир, как и прежде
 катится, сам не зная куда – со своими землетрясениями, цунами, тайфунами, авиа и авто катастрофами, локальными войнами, терроризмом и фанатизмом, со своими болезнями, со своими неврозами и глобальным потеплением. Мир пока не сошел с ума – таким он и был всегда.
 
 Я нисколько не оригинален здесь, да и не собираюсь быть оригинальным, поскольку это все вздор и чушь собачья, я имею ввиду эту самую оригинальность…
 
 ибо вся наша оригинальность бегает по кругу, насчитывая в себе примерно тридцать сюжетных ходов или выходов. Преобразить эти сюжеты-фабулы в слово, чтобы это слово заиграло, как первозданная
единица времени или же стать вне времени как скажем «Дон Кихот» - это дано не каждому и аминь…

 Вся жизнь это совокупность ощущений и разум работает на периферии, он только анализирует и подсказывает, как быть тебе дальше и часто заводит не в ту сторону. Разум хорош, когда он работает в согласии с чувствами с твоим подсознанием, но такое не каждому дано, если у тебя есть этот природный дар, тогда можно тебя поздравить в какой-то области ты талант или даже больше чем талант.

 И никогда не надо себя насиловать, как говорят, делать что-то «через не могу», правда, у некоторых такое подавление срабатывает и, переступив через себя, они могут сделать нечто, чего раньше не могли.

 Я не насилую себя и не жду манны небесной, я просто веду с собой некий монолог-диалог и прихожу к тому, что какая-то неведомая волна подхватывает меня, и кто-то начинает надиктовывать мне текст, верней я как бы иду за словом, повинуясь ему, как верный вассал.

 Тогда сажусь за монитор и пишу, что взбредет в голову и из этой вереницы слов, запятых, дефисов и точек появляется предложение с каким-то смыслом или подобие смысла не важно узелок завязался и только бы не потерять нить, а она, милая, выведет тебя из тупика из твоего лабиринта.

 лет двадцать пять назад, я шатался по своей родной Сретенке, в центре Москвы, где почти на каждом углу в глубине переулка, была пивнушка – в ней всегда пахло мочей, разбавленным пивом и килькой пряного посола. Кильки было тогда вдосталь, и стояла она копейки, килька была хорошим закусем под пиво и портвейн. Я пил свое пиво, тут за столиком встречал знакомых, у которых всегда почему-то не хватало рубля, я добавлял этот рубль, и мы брали очередную бутылку портвейна и распивали его, закусывая килькой.

 затем в приподнятом настроение, когда в голове появлялась необыкновенная ясность, а язык был подвешен как никогда, я выходил на Сретенку и кадрил какую-нибудь симпатичную девчонку или телку, пусть последнее слово звучит несколько грубовато, но оставлю как есть – телка, чувиха и те пе. Это кому как нравится.

 Красивых точнее симпатичных девочек было как цветов на клумбе. Выбирай любою, я и выбирал и знакомился – они шли на контакт просто и естественно, считая так и должно быть, никаких тебе осечек.

 Иногда бывали, но редко. В то время знакомились на улицах, в общественном транспорте или возле билетной кассы кинотеатра «Уран» или «Форум», последний был чуть дальше уже на Колхозной площади, сейчас она Сухаревская. Жизнь была несколько проще, все стояли на одной социальной лестнице, и не было среди нас богатых и бедных.

 И так я, прихватывал симпатичную девчонку, мы брали опять же портвейн и шли ко мне в холостяцкую квартиру, верней комнату в коммунальной квартире. Обычно она оставалась на ночь, утром мы прощались, обменивались телефонами и бежали на свои принудительно-обязательные работы…

 Казалось бы, что наша действительность была аморальна, но это было все же не так и все происходило по взаимной симпатии. Западанная свободная любовь хиппи как бы через десять, двадцать лет пересекла и наши границы семидесятых, восьмидесятых годов.

 И вся эта словесная паутина плелась, ради трех последних абзацев, все остальное можно смело вычеркнуть и забросить в корзину, но если оставлю этих три голых абзаца, образуется брешь, сухое дерево без кроны, и полная неразбериха, и будет трудно понять, чего же хотел сказать автор. Собственно автор и сам не знает – да и не хочет знать, что у него получилось. Это не лукавство и кокетство, я вижу свой текст, и он мне нравится на данном этапе…

 полное разочарование придет, а может и не придет вовсе, примерно, через месяц, другой и тогда будет стыдно видеть свои неуклюжие предложения и сама миниатюра завянет, как цветок в сентябре, но это будет потом…

Сентябрь 2007 г.
Г. Харьков