Гюльчатай

Гюльчатай переехала к нам в поселок из далекого Афганистана. Мы тогда были детьми, лет десяти-одиннадцати, ей же едва минуло семь. Она была развита не по годам: могла носить тяжелые ведра с водой легко и непринужденно, свободно поддерживала любой разговор, хоть с детьми, хоть со взрослыми, заботилась о младшем братике, варила ему кашу, меняла ему штанишки. В нашей небольшой детской компании Гюля быстро стала лидером. Летом, когда день долог, ей часто удавалось убежать из своего заросшего травой дворика и играть с нами. А когда наступил сентябрь, сбегать ей стало не к кому: мы учились в школе. Как я ей завидовала – в школу не ходит, уроки не учит, знай себе играет и спит. Но в конце октября мама, тонкая красивая женщина с золотым ожерельем на шее, привела Гюльчатай в первый класс. Гюля с удовольствием ходила в школу, ей нравилось гулять по светлым коридорам, бегать по звонкому полу спортзала, играть с одноклассниками.

 Почему-то ровесники сторонились ее, шептались за ее спиной. А учителя, глядя на маленькую восточную красавицу, вздыхали и качали головой. А она и впрямь была красавицей: густые черные волосы, заплетенные в толстые косы, большие черные выразительные глаза, опушенные длинными ресницами, ярко-розовые губы, фарфоровая кожа и не по-детски развитое тело с удивительно пропорциональными и изящными ножками. Но мы по-прежнему играли с ней, вместе ходили домой. Однажды перед Новым годом Гюля прибежала к нам в слезах. Один мальчик спросил ее: «А правда, что твоя мама проститутка?» Когда она стала оправдываться, что ее мама швея, мальчик ехидно добавил: «Все знают, что она у тебя проститутка. К ней каждую ночь мужики ездят! Моя мама все видела: у нее сторожка около вас стоит!» Гюлю никто не мог успокоить, она рыдала с причитаниями: «Моя мама хорошая! Она денежки зарабатывает! Она шьет мужикам спецовки!» Мальчишку за такое полагалось крепко побить, но Гюля сказала, что сама с ним разберется.

 На утренник, где классы, с первого по четвертый, участвуют вместе, нужно было приходить в новогодних костюмах. Мне взяли костюм у соседки, я была снежинкой с бантом на макушке. Гюля пришла в роскошном восточном платье с множеством вышивок и узоров. На шее у нее красовались четыре нитки настоящего жемчуга, на запястье блестели браслеты, а в волосы были вплетены золотые нити. Она ходила, покачивая бедрами и искоса посматривая на всех. Дети весь утренник смотрели на Гюльчатай, подбегали к ней, трогали ее, восхищенно вздыхали, а учителя раздраженно покрикивали, чтобы дети обратили внимание на Деда Мороза. Я стояла рядом с ней и была бесконечно счастлива оттого, что у меня такая красивая подружка.

 После каникул учительница вызвала в школу маму Гюли. Гюля в тот день долго не шла домой, боялась, что мама будет ругать ее за то, что она оделась в новое платье и взяла мамины браслеты. Я и еще двое мальчишек с нашей улицы ждали ее маму у школьного крыльца, Гюля пряталась за нашими спинами. Когда мама вышла, на щеках ее отчетливо виднелись следы недавних слез. Ни слова не говоря, она схватила Гюльчатай за руку и увела домой.
 Мы разошлись по домам с тяжелыми мыслями. Но на следующий день Гюля как ни в чем не бывало играла с нами. Я потащила ее в кружок рисования, мы вместе рисовали принцесс в одном альбоме, пользовались одними на двоих красками.

 Прошло несколько месяцев. И вот он, последний звонок, линейка, и завуч читает список тех, кто переводится в следующий класс. Потом как обычно читали список второгодников. Гюля оказалась среди них. Я была поражена: Гюля по знаниям намного опережала меня, она знала всё и обо всем, и тут на тебе – второгодница!

 Летом у Гюли появился еще один братик. Ей было некогда играть с нами, она все время проводила со средним братом, он уже умел ходить, и поэтому за ним нужен был глаз да глаз. К осени семья Гюли переехала в новый дом, который находился далеко от школы и от нашей улицы. В последующие три года в их семье родились девочки-двойняшки, Гюля была целиком поглощена заботами о братьях, и мы почти не встречались, разве что здоровались друг с дружкой в школьных коридорах.

 Я уже была в седьмом классе, когда нам нужно было помочь подклеить книги для первоклашек в библиотеке. Моя очередь выпала на конец недели. В октябрьское промозглое утро я пришла в библиотеку, там мне дали кипу книг, клей, ножницы и бумагу. Я удобно устроилась за стеллажом читального зала. За ним меня никому не было видно, а мне открывался широкий обзор: вход, столик библиотекарши, стол для выдачи книг, ряды парт самого читального зала, стеллажи с картинками и надписями. За окном уныло капал дождь, народу было немного. Две учительницы младших классов неподалеку сортировали детские книжки. Дети приходили и уходили, библиотекарша что-то писала в формулярах. Среди приходящих школьников я заметила Гюльчатай, она с улыбкой достала бумажку и протянула ее повелительнице книг. Библиотекарша вышла. А я из-за своего стеллажа увидела, как сильно изменилась Гюля: она выросла, сформировалась в самую настоящую маленькую женщину, даже улыбка была взрослой. Я была поражена! Библиотекарша вернулась, принесла три тонких детских книжечки. Гюльчатай ушла, а учительницы за столом оживленно заговорили о ней. Я слушала их, и моему удивлению не было предела. Одна из них рассказывала другой, что мама Гюльчатай действительно была проституткой. Мужа у нее не было, его убили в Афганистане. Днем она шила одежду, а ночью к ней приходили мужчины. О ней говорил весь поселок, об этом знали даже первоклашки. А она и Гюльчатай учила этому ремеслу: показывала ей, как надо качать бедрами, как искоса смотреть, как улыбаться. И вот результат: Гюля скоро выйдет замуж, а ведь ей нет еще и двенадцати, и она с трудом закончила третий класс!
 
 Мне как-то сразу стало противно на душе, мне казалось, что меня облили грязью.
Сославшись на головную боль, я ушла домой. Несколько дней я мучилась от любопытства, правда ли, что Гюля выходит замуж. Ну никак она не могла выйти замуж! Замуж выходят взрослые девушки. А Гюля в школу ходит, у нее два брата и две сестры, ей надо следить за ними. Она даже с мальчиками не дружит. И мини-юбку она не надевает, говорит, что нельзя, ходит во всем длинном. И причем тут ее походка? Просто у них в Афгане все так ходят. Она сама мне рассказывала. А искоса она смотрит, потому что глаза у нее раскосые. Это всё от зависти! Никто так не умеет, вот и завидуют.

 Наконец, я решила сходить к ней в гости под предлогом, что хочу нарисовать ребенка. В выходной я достала свой альбом и карандаш и отправилась к Гюле. Их дом стоял на краю поселка, укрытый от посторонних глаз молодыми кустами черемухи. Я постучала в калитку, звонка нигде не было. Мне никто не открыл. Я уже хотела сама зайти во двор, но меня окликнула почтальонка. Она и сказала мне, что многочисленное семейство переехало жить в город за шестьдесят километров отсюда. Вчера от них вывезли последние вещи.
 Так и потерялся след восточной красавицы Гюли. Я окончила школу, потом был институт, одна работа, вторая, репетиторство…

 Однажды летним утром я ехала в городе на работу. Маршрутка остановилась у очередной остановки. В дверь вошли трое детей, чернявые и очень похожие друг на дружку, за ними следом маленькая женщина с толстой косой и раскосыми глазами. Я обомлела: неужели Гюльчатай? Семейство уселось за водителем. Я подошла платить, хотя до моей остановки было далеко.
 - Гюля? – тихо спросила я.
 - Нет, - ответила маленькая женщина, - я Амина, Гюля – это моя мама.