Свет в себе?..

Глава № 1

Тишину пустого дома нарушал детский плач…
Крики и рёв разлетались по всему владенью, в этот тёплый вечер не пели птицы, не было слышно ни шума с улицы, ни гула машин, только отчаянный детский крик…
Кира сидела, облокотившись об комод, периодично ударяясь, при каждом стоне, об дорогой предмет интерьера. Она была так несчастна, так несчастна… Так несчастна, как может быть только ребёнок из очень богатой семьи, которого бросила мать и чей отец космонавт…
Её воспитывали няньки, тётки, бабки, а от мамы она пару раз в год получала открытку. Отца же часто не было и в эти редкие праздники… Роза же, мачеха Киры, относилась к девочке не плохо, без призрения или неприязни, ей было глубоко всё равно на ребёнка, юную девушку занимала исключительно карьера модельера. Спасал бизнес Розы только постоянный приток денежных средств из кармана мужа – бывшая модель ничего не понимала в моде, а тем более покрое. Поэтому Кира почти всегда была по вечерам одна, но в этот вечер ей было особенно плохо… Сегодня у неё День Рождения…
– Мне уже восемь, я уже взрослая… я уже большая, я не буду плакать! – она разразилась в очередном стоне, он пронёсся по всей усадьбе, отдаваясь эхом, но никто не слышал… только если кухарка, домывавшая посуду, но казалось эту женщину средних лет уже ничем не пронять, если она даже не вздрогнула от истошного крика девочки. – Ну и что, что меня никто не поздравил, ну и что… это неважно… папа всё равно очень меня любит, хотя он на орбите, мама, наверно, что-то на почте случилось, Роза занята показом очередным, а ребята в школе? Они наверно просто не помнят… или не знают… – она не переставала всхлипывать и биться об комод – Нет! Им всем на меня наплевать! Они все меня не любят!! – она вскочила начала быстро и резко, при этом начав бегать из угла в угол, что-то зациклено повторяя себе под нос. Потом неожиданно встала на месте как вкопанная, постояла с минуту. – НЕ ЛЮБЯТ!!! – кинулась к деревянной лошадке-каталке, обняла её за шею, начав гладить по гриве. – Но ведь ты меня любишь, да? – истерика прекратилась, теперь она начала искренне плакать, слёзы лились ровно и спокойно, а глаза отражали столько боли… – Любишь, любишь? – с такой неземной надеждой произнесла Кира. – Ну скажи, что любишь, ну, пожалуйста, скажи, – она подождала пару секунд, смотря лошадке в глаза. – Ты ведь со мной играешь не потому что тебе за это платят, да? – она снова подождала ответа, не дождавшись, слегка встряхнула игрушку. – Ну не молчи, мне очень нужно с тобой поговорить, понимаешь, очень! Ты ведь мой единственный друг, а друзья должны помогать друг другу. – Снова ждёт, слёзы беспрерывно текут из глаз. – Пожалуйста, скажи, пожалуйста! – но, не услышав ответа, Кира всем телом толкает лошадку-качалку, пятясь от неё как можно дальше, пока не упёрлась в стену. – Предатель! Ненавижу! И ты меня не любишь и ты! Никто меня не любит! Никому я не нужна! НИКТО! НИКОМУ! – Кира схватила стоящую на подставке вазу 19-ого века и с довольной злостью разбила её об пол, потом схватилась за старинную статуэтку и со всех сил швырнула её в окно, разбив стекло. – Видишь, папа, я разбила твои "драгоценные реликвии"!? Рад!? Я разбила, разбила, разбила! – Закричала Кира в окно в туманное небо. – Хочешь, я могу и себя разбить? Хочешь? – она меньше секунды ждала ответа, не надеясь его получить. – Тебя никогда нет! А теперь не будет меня!

* * *
Лёша не спал, его била мелкая дрожь…
Спина болела, желудок скручивало, всё тело сотрясалось. С трудом передвинув руку, он обессилено откинул половицу, там угадывалось небольшое углубление. Рухнув на пол, мальчик засунул руку в дыру, рывком достав ломтик хлеба, он сел, облокотившись о стену. Голодными, округлившимися глазами Лёша ещё с минуту смотрел на хлеб, пока изо рта у него не потекли слюни, заливавшие старую, драную рубаху парнишки.
Когда терпеть стало невмоготу, Лёша накинулся на хлеб, причмокивая, хрюкая и чавкая, он уплетал ломтик, как будто ел не чёрствый, заплесневелый хлеб, а только зажаренного цыплёнка со специями. За несколько минут было съедено полкуска. Вдруг он остановился, затаив дыхание, на его лице появился неописуемый ужас. Из соседней комнаты раздались крики и шум.
– Ах ты дрянь! – раздался пьяный мужской голос, затем сильный удар и отчаянный женский крик. – Я тебя кормлю, содержу, а ты!? Что ты для меня делаешь!? – затем ещё удары, сопровождающиеся приглушёнными вскриками, от каждого следующего удара Лёша вздрагивал и жмурился. – Я приютил твоего гадёныша, я содержу его, этого бездельника и нахлебника, надо было сразу его прибить! Так нет, я сжалился, ты умоляла, я всё делаю для тебя, всё! – снова удар, женский крик и плач… Лёша не мог больше сдерживаться, он беззвучно заплакал, хлеб, всё это время крепко сжатый в руке, упал на пол, но мальчик даже не заметил потери. Он забился в угол, сжавшись в комок. Слёзы заливали глаза, полумрак комнаты сдавливал, в ушах эхом отдавались крики. – По-моему, я немного прошу, нормальный жрач и свою жену!? – за очередным ударом и криком, послышался странный звук, как будто рвут ткань. Следом звуки драки, крики.
– Пусти жирная, грязная свинья! – с надрывом крикнула женщина. Лёше хотелось кричать, по всему его телу пробегала судорога, слёзы текли ручьями. За следующим сокрушительным ударом послышались стоны и учащённое дыхание. Лёша, всхлипывая, со всей силы зажал уши руками…


Какие бы ни были перевороты в жизни человека, он не боится уже упасть, когда сидит на нижней ступеньке. Бернарде де Сен-Пьер Жак Анри.