Сказка о свободе слова
- Господин градоначальник, Вы наверно на охоту или возвращаетесь с неё?
- Нет, - ответил глава города
- Тогда Вы поехали ловить разбойников, что бесчинствуют в округе
и не дают покоя не мимо проходящему ни проежающиму?
- Нет
- О, боже на нас напали, и Вы отправились на войну?
- Нет, глупый шут. Я просто выехал в город, чтобы посмотреть, как живут горожане, и на ваше представление.
- Тогда зачем Вам столько охраны и оружия? Неужели Вы боитесь, что в этом прекрасном городе на Вас нападут самые сильные из мужчин и потребуют: увеличение налогов, кабалы, сделать детей сиротами, а жён вдовами. Народ ели сдерживал смех. "Это шутка", - произнес градоначальник и удалился вмести с эскортом.
Утром следующего дня в особняк градоначальника прибежал лавочник. И заикаясь от волнения, закричал: «Г-г-господин г-г-градоначальник, г-г-господин г-г-градоначальник п-п-помогите м-м-меня ограбили.
- Что, кто, когда? И вообще, ты, что разорался, не на базаре, - зевая и потягиваясь от утреннего пробуждения, отозвался хозяин особняка.
«Сегодня утром я пришёл к себе в лавку и не досчитался половины своего товара», - немного успокоившись, и не заикаясь, лавочник объяснил, в чём дело. «Я разорен, что будут, есть мои дети! Помогите господин градоначальник, одна надежда на Вас», - и заплакал.
«Ладно, ладно поможем, чем сможем. Иди», - лавочник, шмыгая носом и вытирая слезы, вышел из особняка
- Главного советника ко мне, - скомандовал «отец народный».
- Я здесь, господин.
- Ты слышал, о чём я говорил с лавочником?
- Да.
- Ну и, что ты думаешь?
- Не думаю, что это кто-то из наших жителей.
- Я тебя не спрашиваю, что ты не думаешь, а спрашиваю, что ты думаешь.
- Не горожане, точно.
- Почему?
- Другие лавочники его грабить не будут. Узнает хозяин свой товар, подымится шум, скандал ни кому не нужен. Обычные граждане не станут красть, потому что всё украденное надо где-то спрятать. В их лачугах не поместится даже половина от той половины. И вывезти, чтобы ни кто заметил, столько имущества нельзя. Днём видно, а ночью выехать из города можно только по вашему личному разрешению.
- Ну да. И всё же, кто?
- Пришлые.
- Те, которые на площади?
-Да. У них и повозки есть, и пойди, разбери в их хламе, что ворованное, что нет. А особенно подозрителен тот шут, что так не уважительно посмел с Вами говорить.
«Шута ко мне, а шантрапу эту вон из города. Не медля», - постановил « градобосс», посовещавшись. Шута доставили в особняк мгновенно, боясь гнева хозяйского, и артистов выдворили из города быстрее, чем они могли моргнуть.
Стёпу втолкнули в большой зал для приёмов, где стояло большое кресло, обшитое самым дорогим бархатом. В кресле, в обычной для градоначальника рубахе, расшитой золотом по краям сидел САМ.
- Вы по мне соскучились, господин градоначальник.
- Признавайся смерд, ты этой ночью ограбил лавочника?
- Нет.
- Говори правду!
- Какую правду Вы хотите от меня услышать?
- Самую правдивую. Говори.
- Этой ночью, и в другие тоже я не кого не грабил.
- Ложь! Казнить! Казнь назначаю на том же месте, где они кривлялись.
В тот же день, в особняк опять прибежал лавочник, но уже весёлый: «Господин градоначальник, нашёлся товар. Мой сын, ещё не опытный только учится ремеслу, записал всё в одно место,
а отправил в другое. А я старый дурак не проверил. Отпустите шута, он ни в чём не виноват. Если наказывать то меня, за мою не расторопность. Градоначальник ударил своей широкой ладонью по столу и закричал: «И накажу, ты, что дубина говоришь, как я отменю казнь! Что обо мне подумают горожане, что мои слова пустой звук! Они меня уважать перестанут», - и уже обращаясь к слугам, - всыпать ему двадцать палок, за то, что не следит за своим товаром и двадцать пять за то, что хотел оклеветать меня.
Утро казни выдалось ясным. Птички чик-чирикали. Свежий ветерок нёс лето в те края. И аромат распустившихся яблонь не позволял думать не о чём плохом. А, что о нём думать, смерть рядом, много не надумаешь. Когда Стёпу вели к месту казни то из толпы, на встречу, выскочил лавочники упал в ноги шуту:
- Прости меня, не думал, что так выдет. Век каяться буду.
- Нет за тобой ни какой вины лавочник. Бог тебя простит, да и я не в обиде.
На месте казни, перед самым её совершением, выступил градоначальник: «По нашим обычаям
любой приговорённый к смертной казни имеет право последнего слова. Говори шут!»
Стёпа последний раз вдохнул полной грудью и произнёс: «Не слышал я, что бы шута казнили
за плохие шутки. Обычно казнят за хорошие… Видимо деньги, власть и ум бог даёт наобум».
Холодная сталь коснулась шеи и оборвала жизнь артиста.
Шадринск. ДМИТРИЙ ЛИТВИНОВ.
9.09.2007год.
Свидетельство о публикации №207100100204