Письмо футболисту, или новая опухоль нового века

«Здравствуй, родной...
 Вот еще одно письмо, которое я пишу тебе. Думаю, оно милионное по счету... а, может, и больше... Но читал ли ты все те письма, над которыми я сидела ночи напролет? Не знаю...


 Сегодня с другой целью взяла я в руки ручку. Хочу только попрощаться... Я поняла, что невозможно более так жить, что я устала, не могу так больше. Пойми, я не железная! Чего стоят миллионы тех признаний в любви, которые я говорила или писала тебе, чего они стоят, если за столько лет ты ни разу не захотел взглянуть мне в лицо?.. когда... я любила тебя, любила... и, поверь, люблю и сейчас... Просто поняла, что довольно... И впрямь пора остановиться... Все равно уж невозможно зародить в тебе чувства по отношению ко мне. Это причиняет мне неимоверную боль, и все же я должна признать, что невозможно...


 Сколько потерь я перенесла из – за тебя, скольким пожертвовала, я искалечила свою жизнь и покатилась прямо в пропасть, наивно веря, что однажды ты придешь и вытащишь меня оттуда... Моя любовь к тебе не имеет границ или срока. Не знаю, веришь ли ты в то, что каждый человек приходит на эту землю с какой – то определенной миссией, потому что порою мне кажется, что я родилась специально для того, чтоб любить тебя, чтоб всю свою жизнь посвятить тебе, восхищаться тобой и в то же время всегда быть отвергнутой и униженной тобою же... Я готова, уже готова, родной, принять эту миссию... Люди говорят, что моя любовь к тебе есть не что иное, как болезнь, что ее в двадцать первом веке называют «фанатизмом». Не сомневаюсь, что каждой частичкой своей души и тела ты тоже в этом глубоко убежден... к сожалению... Но сегодня я собираюсь потопить в тебе эту мысль, я решила переубедить тебя.


 Кроме всего прочего, знаешь, ведь фанатизмом страдают лишь люди, увидевшие тебя на экране, и полюбившие сугубо твою внешность. Но ты, любимый, ты – то хорошо знаешь, что это ко мне не относится, что любовь моя к тебе намного старше твоей футбольной карьеры...


 Сколько тебе лет? Тридцать три?.. Боже мой, ненавижу вспоминать твой возраст! Он напоминает мне возраст моей любви... Девятнадцать... девятнадцать лет моей любви... Ровно девятнадцать лет назад на Мадейре, в родном Фуншале, я была в гостях у одной из своих одноклассниц. Ее квартира была расположена на улице Сант Льюис, а звали ее Катьей. Мне было всего одиннадцать лет, ну, ребенок. У Катьи были сестра и брат, о котором я только слышала, что он мечтает стать футболистом и что уже ходит в какую – то академию. Я и Катья сидели на диване отвратительно - зеленого цвета и рассматривали какие – то фотографии... Вдруг дверь отворилась и рассерженный мальчик, плача, перебежал через гостиную, поспешно зашел в спальню и с шумом захлопнул за собой дверь. То был ты... Ты не поздоровалься со мной, ты даже не заметил меня, и вообще всего секунду был ты в гостиной. Но... комната озарилась за ту секунду, там что – то произошло, что имело загадочное значение... Моя еще маленькая и глупая душа, которая просто не могла что – либо тогда понимать, поняла... она поняла, кем был ты, она поняла, какое значение ты должен будешь иметь в моей жизни, только тогда она посчитала лишним осведомить меня об этом... Душа моя только сказала мне, прошептала, чтоб Катья не услышала, что полюбила тебя... Представляешь, моя одиннадцатилетняя душа полюбила, полюбила за одно мгновение?! Ты ведь подумаешь, что, как можно полюбить в одиннадцать лет, но ведь факт остается фактом. Боже, что же был то за день! Думаешь, с удовольствием я каждый раз вспоминаю о нем? Думаешь, довольна я им? Ошибаешься. Не проходит и дня, чтоб я не проклинала ту встречу, чтоб не ненавидела тебя и саму себя за то, что в тот день в одно и то же время оказались мы в одном и том же месте! Ах, ну почему, почему я встретила тебя, почему ты должен был перебежать ту гостиную именно в тот момент, когда я находилась там? А твои слезы... Те чистые слезы, что катились по твоим щекам... Ах, ну, если бы не они, может, душа моя не так бы сильно привязалась к тебе, может, рожденное тогда чувство могло бы потом когда – нибудь умереть... Я ненавижу, ненавижу и эти слезы... Но довольно... довольно злобы... Тебе прекрасно известно, что я не могу ненавидеть тебя, уж слишком я тебя люблю... Я могу ненавидеть себя или, быть может, печальную участь свою, но не тебя. Ты совершенен, и я обожаю тебя...


 В тот день я утаила перемену, произошедшую в моей душе, от Катьи, но моя маленькая, (ах!) еще такая маленькая, душа переполнилась ожиданием. Каждый божий день я молила Христа о том, чтобы Катья пригласила меня к себе домой. Да, не более, пока более того я ничего не желала, еще не желала я твоей любви, быть может, потому, что была мала и не понимала, что любовь, лишь будучи взаимным чувством, может дарить счастье... Не знаю, можешь ли ты представить себе счастье мое тех дней, когда после уроков Катья говорила: «Давай пойдем ко мне домой, чуть поиграем». У меня коленки треслись, внутри все перемешивалось, я теряла способность говорить, земля уплывала под ногами... И все это в возрасте одиннадцати лет, можешь ты себе это представить? Дома я каждый раз обещалась, что в следующий раз, когда Катья позовет меня к себе, я ей расскажу о своей слабости к ее брату, попрошу познакомить нас. Но не получалось... я не могла... Достаточно было просто видеть тебя... Ах, ты также не можешь представить себе скорбь мою в те дни, когда я приходила, но ты не появлялся.. Каждый раз я выдумывала какую – то чушь, чтоб оправдать свое плохое настроение... Ну, конечно, Катья подозревала, более того – я чувствовала, что ей нравилась идея «меня и тебя», уж больно часто она приглашала меня к вам. Но целых три года я ничего не говорила своей подружке, тихо любила... Я не страдала от той любви, я была так мала, еще ничего не понимала. Да и к чему было страдать? Поверишь ли ты мне на слово, если скажу, что тогда я ничего более не хотела, кроме как редко, время от времени встречать тебя?.. Несомненно ты никогда не замечал, тренируясь на площадке в районе Святой Риты, девочку, которая, только узнав, где ты тренируешься, каждый божий день приходила туда, взбиралаь на расположенный в пятнадцати – двадцати шагах от футбольного поля дуб(помнишь его?) и часами наблюдала за твоей игрой... Без сомнения не знаешь ты и того, как сильно билось ее сердце, когда ты вдруг бросал взгляд на тот дуб... Мне казалось, что вот – вот ты заметишь меня и я сквозь землю провалюсь от стыда, а все мальчишки начнут потешаться надо мною... И ты же с ними... Ты покажешь на меня пальцем и посмеешься... О нет!.. Боже, я каждый раз таила дыхание, думая, что ты можешь услышать его... Но то был совершенно случайно брошенный взгляд, который не был обращен ни ко мне и даже ни к дубу, то был взгляд, который смотрел, но не видел, уж слишком ты был занят своей игрой...


 Прошло три года, и я рассказала Катье, что сердце мое бьется как –то по – особому, когда я встречаю тебя... Катья познакомила нас, помнишь? Я сидела на том зеленом диване, когда ты зашел... Боже мой! Я поедала тебя взглядом, я старалась обнять тебя одним лишь взглядом! А ты подарил мне жутко издевочную улыбку, которая ничего не значила или, быть может, значила, что ты знаешь мой секрет. Ты спросил: «Как поживаешь?», но я молчала... Не знаю, заметил ли ты тогда слезы, надвинувшиеся на мои глаза... Я не могла говорить, не могла... А ведь хотела, знаешь? Мне даже казалось, что я говорю, и тем не менее звуков я не издавала. Боже, тебе уже было семнадцать лет, ты был довольно зрелым, знал, как вести себя или, вернее сказать, как заставить меня в тот момент страдать более, чем я уже страдала... Ты улыбнулся мне, снова улыбнулся, но это была не та улыбка, которую я прежде издалека видела на твоем лице, и не та, которую впоследствии часто видела по телевизору. То была иная улыбка, которая будто жалела меня, будто насмехалась надо мной. Ты повернулся, направляясь в спальню, но по дороге обернулся и улыбнулся мне еще разок, будто чтобы еще более возбудить мои чувства... И ты захлопнул дверь... Захлопнул ее не только в прямом смысле, но и немного в переносном. Ты уехал... отправился в Лиссабон... В тот же день... Не понимаю, почему Катья заранее не сказала мне, почему не подготовила меня, не предупредила? Я бы попрощалась с тобою... Она специально познакомила нас в тот день, потому что ты уезжал, уезжал в поисках своей судьбы, уезжал искать удачу, или вернее – найти ее... Но почему? Почему она не сказала мне заранее? После твоего отъезда из родного Фуншала в течение шестнадцати лет каждый божий день, вплоть до сей минуты, меня мучила одна и та же мысль о том, что... если б я знала, что сразу же после моего выхода из вашего дома, ты собирался уехать в Лиссабон, я бы поцеловала тебя... Да! неважно, что бы ты подумал обо мне, я бы только насильно вырвала у тебя один поцелуй, украла бы его, чтоб всю жизнь иметь что – либо на память от тебя. Поцеловала бы, так как верила в твой успех, была уверена, что тебя ждет большой футбол, что станешь авторитетом в области футбола, и тем самым все более и более отдалишься от меня... Не поцеловала... Уехал...


 Начался целый год мучения для меня... Только в день твоего отъезда, только в тот день впервые мне было больно из – за тебя... Ах, до того ты был моею пищей, я смотрела на тебя и насыщалась, этого было достаточно... Хочешь верь, а хочешь нет, но до твоего отъезда никогда, никогда не желала я, чтоб ты меня любил, никогда мне даже в голову это не приходило. А когда ты уехал, все изменилось... На самом деле я только тогда осознала, что люблю тебя и что хочу быть любимой. Но тебя не было... И разрывалась душа моя на части... Ах, дорогой, не стану наскучивать тебе долгими описаниями того года, без того письмо это, кажется, выйдет весьма длинным. Пролетел тот год в молчаливом страдании и безграничной тоске... А можешь ты себе представить, как забушевала душа моя, когда уже через год совершенно случайно увидала я тебя по телевизору, играющего за одну из лиссабонких команд? Ах, Катья, Катья!.. Почему она молчала всегда, когда надобно было говорить?! Вот пролетел еще год – и ты уже играл в лиге Англии! А Катья по – прежнему молчала. И я молчала... Катья думала, что я ничего не знала об этом, а я не говорила более с ней о тебе, я ни с кем не говорила. Лишь изредка она спрашивала, любила ли я еще тебя, но вместо ответа я всегда плакала, и она все понимала... В состоянии ли ты уже хоть приблизительно представить размер и неординарность моего чувства к тебе или будешь пока называть его «фанатизмом»? Не знаю... Чувствуешь ли ты наравне со мной все то, что я рассказываю, помнишь ли хотя бы отдельные эпизоды?.. Можешь ли ты уже пожалеть меня? Не знаю...


 Удачный сезон в Англии – и ты уже был звездой! Всего двадцать лет, а уже звезда!.. В том году я поняла, что все... конец... Ты не мог более быть моим, потому что уже подарил себя обществу, ты получил ту славу и успех, о которых мечтал всю жизнь, о которых с таким энтузиазмом говорил своим друзьям после тренировок, покидая площадку в районе Святой Риты, а я, сидя на ветках дуба, подслушивала... Всегда, всегда желала я тебе добра, но тогда возненавидела я твой успех, возненавидела сам тот факт, что ты родился счастливчиком, как сам себя часто называл в детстве... Почему?.. Почему не мог ты быть обычным человеком?.. Почему стремился зайти так далеко? И почему суждено тебе было достигнуть места назначения? Боже, я поняла, что с твоей славой между нами образовалась огромная, непреодолимая пропасть... Да, я всегда была лишь тенью для тебя, я всегда была так близка, но ты был слишком занят, чтоб замечать меня: ты шел к своей цели. Ах, я ненавижу даже эту жуткую целеустремленность в тебе! «Боже, ну, почему, почему не может он любить меня? Ведь когда – то мы жили в одном районе, когда – то я встречала его каждый день, часто в его же собственной квартире... Ведь я была так близка к нему, он улыбался мне... но, да... правильно... в то же время я была так далека... Ах, этот футбол! Ненавижу я его! Почему он уехал? Боже, почему?..» - плакала я, когда день ото дня твоя слава все более нарастала. После той отвратительной квартирки – о Боже! Квартира в одном из лучших районов Лондона! Дорогая машина! Но нет! Ты семью перевел в Лиссабон, забрал мою Катью от меня, а Катья... Катья не сосчитала нужным дать мне знать, когда ты снова приехал в Фуншал... Целую ночь ты провел со мной на той же земле, в том же городе... Ах! Если б я только знала... Я бы ночью тайком пробралась в твою комнату и хотя бы тогда, хотя бы спустя столько лет поцеловала бы тебя, силой украла бы у тебя один лишь поцелуй, и уверена, уверена, я бы больше в жизни ничего не просила у тебя... Но не узнала... Не поцеловала... Уехал... И Катья уехала...


 Ты хорошо считешь, родной? Заметил ли ты, что уже семь лет жизни моей пролетели, любя тебя?.. Семь неопределенных лет... Но я еще была здорова, еще благоразумна... До 2006г... Ненавижу этот год более, чем что – либо другое в этом мире, ненавижу Албанию, Тирану, этот проклятый город, где встретил ты ее... Ты мог не любить меня, так как принадлежал публике, обществу. Но, значит, ты не должен был любить и никого другого! Я думала, что футбол тебе времени не оставит для любви, еще лелеяла надежду, что когда ты перестанешь играть и вернешься к семье, моя милая Катья опять вспомнит обо мне... И кто знал, может... Но нет! Все газеты начали писать о том, что в какой – то Богом забытой Албании, в маленьком городке Тирана, ты полюбил какую – то малолетку – журналистку... Малолетку, абсолютный ребенок! Тогда как я - девушка уже восемнадцати лет - сгорала от любви к тебе... Ах! ну, как ты мог? Предатель, иуда! Ненавижу, ненавижу ее! Ведь я была так красива, а она – всего лишь ребенком... Целый год прессе не надоедало писать о вас, теребя мне душу... И именно тогда помутнел мой рассудок... Все было несправедливо: я знала тебя с детства, когда ты был еще никем, ничем, я любила тебя не за твою славу... на протяжении стольких лет... А вот она, какая – то албанка(несомненно одна из твоих ярых поклонниц) за день вскружила тебе голову... И я озлобилась... Я возненавидела ее, да и вообще всех твоих поклонниц, они стали для меня чудовищами, противными крысами... Думаю, Катья рассказывала тебе, что в тот период я дважды кулаками набросилась на двух девушек, которые разделили мой итерес к тебе. И все обрушилось... Моя учеба, моя личная жизнь, которой, впрочем, у меня никогда и не было, - все разрушилось: мечты, надежды... Через год пресса с таким же энтузиазмом писала о том, что вы расстались после того, как она отвергла твое предложение руки и сердца! Как, как можно тебе отказывать?.. не понимаю... Но вместо того, чтоб залечить мои раны, эта новость только покатила меня все ниже и ниже... Навящивая мысль о встрече с тобой свела меня с ума. Вероятно, знаешь, что я начала принимать участие в разных ток – шоу, конкурсах, везде тараторила о своей любви к тебе. И это было ужасно, ведь столько лет, столько лет я ее хранила в тайне... Мне стоило огромных усилий уговорить Катью дать мне твой лондонский адрес, но прежде, чем заявиться к тебе, я отправила тебе миллион писем, звонила тысячу раз, только вот ты не слушал меня, все отключал. Наконец однажды у меня набралось достаточно денег и смелости, чтоб постучаться в твою дверь... Боже, думаю, то был хучший день в моей жизни... Ты посмотрел в глазок, спросил «Кто там.?», а я представилась, сказала, что это Амалия, которая отправила тебе миллион писем... И какой позор! Боже, тогда я в какой – то степени уже была сумасшедшей, уже будто бы потеряла самолюбие, но в жизни не было мне хуже, чем тогда, когда ты начал во всю глотку кричать, что ненавидишь таких занудных поклонниц, что такие, как я, мешают тебе жить и что, как я могла предположить, что ты откроешь передо мною дверь?! Думаю, ты еще долго выкрикивал там что – то в мой адрес и в адрес мне подобных, но я недослушала... Сейчас же я ринулась прочь оттуда, всецело, самозабвенно отдалась бегу, и мне пришлось весьма долго и быстро бегать по улицам Лондона, так как я пыталась убежать от стыда... Боже, какой стыд, как неприятно было!.. Никогда, никогда я не видела тебя таким, в жизни не могла себе представить, что ты можешь подобным образом обращаться с людьми, что в тебе может быть столько злости! Мне хотелось умереть... от стыда... Я стала задыхаться, остановилась... Долго не думала я прежде, чем взобраться на крышу многоэтажного здания, я хотела прыгнуть оттуда, умереть, разбиться вдребезги, чтобы вместе со мною умерла бы и та величественная любовь, перестав мучить меня... Но мне помешали... Словом, я жутко низко пала. Все! Там больше не было человека, то было сумасшествие, и хуже всего то, что я этого не понимала!.. Ну и... возвращение в Фуншал, месяца болезненной жизни, родители убивали меня успокоительными и разными другими препаратами...


 Боже, как далеко я зашла, как много вреда причинила мне родившаяся в детстве та прекрасная любовь... Как она была хороша тогда, как прекрасна!.. Неужели я могла в детстве предположить, что то прекрасное чувство, появившееся годы назад у вас в доме, могло довести меня до такого состояния, могло превратиться в болезнь, глупую зависимость? Меня мучила мысль, что, возможно, я допустила ошибку, заранее отправив тебе так много писем, или что если бы я сказала, кем я была, напомнила бы родимый Фуншал, ты, может быть, и отворил бы дверь... И, может, хоть тогда я бы украла у тебя на память поцелуй... Не отворил... Не поцеловала...


 Говорили, у тебя тоже тогда были не лучшие времена, ты будто бы страдал из – за малолетки албанки... И тем не менее, видишь, насколько жесток ты оказался по отношению ко мне?.. Но я прощаю тебя, милый...


 Не было тебя... Не было жизни... Не было меня...


 Только через три года Катья спасла меня. Она приехала в Фуншал и пообещала, что постарается устроить нам свидание... Ах, ты был такой важной персоной, что это было трудно даже для твоей же сестры!.. Мы уехали в Ливерпуль, Катья купила мне великолепное платье, и мы отправились на одну из светских вечеринок, где ты должен был быть и для которой ты сам Катье отправил пригласительный билет. Ты был там... А я была так близко... Ты изменился, жутко изменился... Видеть тебя на экране было одно, а в живую – совсем другое. В последний раз, когда я тебя видела, тебе было семнадцать лет, а во время той вечеринки – уже двадцать шесть, настоящий мужчина. Порою во время вечеринки ты улыбался, но я не узнавала той улыбки, она будто была грустна, не та, что в Фуншале... И я впала в раздумье... Ах, вечер пролетал, и Катья каждую секунду повторяла, что с минуты на минуту может представиться удобный момент для того, чтоб свести нас... И наконец он представился... Помнишь, помнишь ли ты это?.. Боже мой, как глупа я была! Я могла попытаться завоевать твое сердце в течение вечеринки, но когда Катья представила меня тебе... не знаю, что произошло... Я не обрадовалась, не сгрустила, не воодушевилась и не восторжествовала... Холодная дрожь прошлась по всему моему телу... Не знаю как и почему, но в тот момент я возненавидела тебя и всю твою сущность и... Словом, ты лучше меня помнишь, как, вместо того, чтоб поцеловать тебя, в ответ на твое приветствие я начала кричать, позорить тебя, рассказывая, как ты со мной обошелся в Лондоне, у себя на квартире... А ведь Бог был так милосерден ко мне, сам ты был так добр, так мило улыбался мне... Что произошло тогда?.. и почему?.. До сих пор не могу понять... Только вот ты возненавидел меня более, чем то было возможно... Катья отвернулась от меня... Не поцеловала... Я уехала...


 Еще год отверженной и отвратительной жизни в Фуншале. Затем ты женился... В день твоей свадьбы я пыталась покончить собою, к сожалению, неудачно... Ты знаешь, что я выбрила голову и ходила с белой простыней на ней. Год, два, три – несчастные годы, что провела я, не переставая клеветать тебя и эту албанку, годы, полные всяких нелепых поступков... И, наверняка, ты знаешь, что родители поместили меня в дом для душевнобольных... Год я провела в бессознательном состоянии, так как меня постоянно травили снотворным и не знаю еще чем... Катья моя простила меня и в дальнейшем часто навещала меня... Мне казалось, что я никогда оттуда не выйду, что сгнюю в том ужасном месте... Дни напролет думала я только о тебе, один и тот же кошмар о вечере в Ливерпуле не давал мне покоя... Но прошло время... И знаешь, дорогой Сантьяго, в один момент мне даже показалось, что я в состоянии забыть тебя, что в состоянии не любить тебя более... Конечно, то было лишь временным заблуждением, но факт на лицо, что теперь я признаю свою болезнь, начавшуюся с момента, когда узнала я о твоем албанском романе...


 Около трех лет я провела в лечебнице. Ах, то было ужасно, не пытайся даже представить!.. Но, поверь, помогло... Теперь я снова здорова и в состоянии трезво мыслить, поверь! Быть ярой фанаткой – хучшее на этом свете для меня, да и вообще для всего человечества. Эта какая – то новая опухоль двадцать первого века, и надобно ее наскоро раз и навсегда вырезать с лица земли. Человек чувстует себя таким маленьким, таким ничтожным и противным, когда встречает персону, чьим фанатом является, встречает вблизи, но не может прикоснуться, не может любить так, как обычные люди любят обычных людей. Человек чувствует себя лишь пылью, мусором... Мне страшно за весь мир: на земле так много фанатов, не только твоих, но и чужих, я боюсь за них за всех... Не хотела бы я, чтоб с кем – либо повторилось то, что произошло со мною... Мне становится жутко стыдно, вспоминая каждую минуту своей жизни с момента, кода появилась она... Почему же она, почему не я?.. Ах! Но обещаю впредь оставить вас в покое, и лишь позволь мне еще несколько слов на прощание...


 Сейчас, когда через столько лет рассудок мой наконец снова здоров, я хочу извиниться за все, что наделала... Поверь, мне стыдно... жутко стыдно... Было очень трудно взять ручку в руки и написать все это, пережить все еще раз, но хотелось, чтоб хоть однажды ты взглянул на вещи и с моей точки зрения, а не только со своей – точки зрения жертвы ярой фанатки... Я несчастный человек, и ты должен понять меня, родной... Мною двигала любовь, хоть и признаю, что она была больною. Хочу также, чтоб ты был уверен: сперва, в Фуншале, любовь моя была настоящей, здоровой... Я ненавижу себя за собственную глупость и беспомощность, ведь мы жили в Фуншале, и ты правда мог бы быть моим. Да, верно, ты был чересчур занят своею целью и, проходя мимо, не замечал меня, но стоило только окликнуть тебя, стоило только разок позвать тебя, и ты бы заметил меня... я уверена... Хотя и эта любовь всегда была какой –то таинственной. Ведь посчитай: как много раз я молчала вместо того, чтоб говорить с тобой, как много раз не использовала я правильно возможностей, предоставленных мне!.. Я бы даже могла однажды нарочно упасть с того дуба, чтоб привлечь твое внимание. Неужели ты бы не подбежал ко мне, неужели ты бы не заметил меня? Наверняка, даже домой бы проводил, если б я сказала, что не могу ходить... Но не упала, так?.. Я ненавижу несправедливость, и именно поэтому рассудок мой помутнел, когда, оставив так сильно тебя любящую Аманду, ты предпочел какую – то незнакомку... а меня ты ведь знал...


 Сейчас я люблю тебя более, чем когда – либо, ибо, повторяю, любить тебя, но никогда уж не быть любимой – моя миссия на этой планете. И я принимаю ее с гордостью... уже... Попытаюсь начать новую жизнь, я уже подала документы в местный ВУЗ, буду работать, по крайней мере постараюсь наладить свою жизнь, вычеркнув оттуда мираж о тебе. Но обещаю, обещаю всегда – всегда любить тебя, как ангел любит Бога, воспевать тебя, как мусульманин Аллаха, обожать, как еврей Егову, и ждать тихо в каком – либо углу, как Богородица Мария, наверное, причалив где – нибудь, ждет Иисуса...


 Прости меня, если можешь, за мое существование, в сей же момент на миг пожалей меня, исстрадавшуюся душу мою, а потом уж забудь раз и навсегда, чтоб и я смогла забыть пережитый стыд... И... прощай, любимый...

Навеки твоя, Аманда»
22. 08. 2018г.