Шесть статей о состоянии русскоязычной поэзии в Казахстане

СТАТЬЯ 1.

 Безлосковость катрена русскоязычного казахстанского поэта В.Гундарева, как вектор тенденции деградационности литературного процесса, протекающего в русскоязычной поэзии Казахстана.


Открывая любой литературный журнал, я сразу же ищу статью главного редактора, так как именно она задаёт тон всех публикаций в журнале и проливает свет на «душу» журнала.
Читать июльский номер журнала «Нива» я начал со статьи главного редактора журнала Владимира Гундарева «Бабье лето». Он пишет – «В один из летних вечеров прошлого года у меня неожиданно, экспромтом, выплеснулось ёрнически-шутливое четверостишие:
Был всегда им и остался - парнем сельским,
Оттого недоставало, каюсь, лоску мне.
И бродил я по полям – Елисейским,
И похаживал по лесу – Булонскому».
Выплёскивать надо осторожно, как бы кого не запачкать тем, что выплёскиваешь. Мы аккуратно соберём выплеснутое, и проведём его анализ. При проведении анализа стихов будем помнить завет В.Белинского, который говорил: «Критика не есть брань, а брань не есть критика».
В первом двустишие поэт беспощадно ставит на себя клеймо сельского парня без лоску, без воспитания, образ которого представляется в виде немного грубоватого рубахи-парня в не глаженых брюках, с трёхдневной щетиной на лице.
В то же время между строк поэт говорит читателю - с меня вот такого и взятки гладки, я сельский неуч, без лоску, пишу, что взбредёт мне в мою нечёсаную голову. Но зато, каков я! Сельский парень, без лоску, а брожу-прохаживаюсь по Парижу! Это уже болезненный тычок всем лощёным городским парням, не добившимся успеха в жизни и не имеющим возможности беззаботно пройтись по Елисейским полям.
Но, по сути, - дело не в этом выплеске эмоций поэта, а несколько глубже и поэтому трагичнее.
Пахнет откровенным поэтическим примитивизмом, как в выражении какой-то идеи (переживании автора), так и в рифмовке катрена.
Рифма - (лоску мне» - «Булонскому) относится к разряду авторских рифм. Каждая авторская рифма, кроме того, что она является находкой непосредственно данного поэта, таит в себе опасность, быть не принятой читателем из-за индивидуального восприятия каждым человеком созвучия рифмуемых слов. Авторская рифма относится к разряду акустических рифм, которые могут быть в свою очередь как объективными, так и субъективными.
Авторская акустическая рифма - (лоску мне» - «Булонскому) показывает некую приверженность автора к традициям известного поэта «шестидесятника» Е.Евтушенко, который без сомнения в душе рифмовал – (доблестно – докторша), (догмами - добрыми), (музыкой – мускульной), где имелись лишь совпадения ударных гласных, и согласных, стоящих перед ударными гласными.
Такая рифма была и является вызовом традиционной рифме в русском стихосложении, и ведёт к расшатыванию рифмы; вредно сказывается на стихотворном развитии; негативно влияет на обучение молодых поэтов, берущих пример со старших товарищей по перу.
 Оказывается в русской рифме всё можно. Поэтическая безграмотность Е.Евтушенко сыграла свою зловещую роль в деле деградации русской поэзии и обучения целых поколений безграмотных технарей стиха.
Акустический принцип рифмовки поэтических строк особенно виден в таких псевдорифмах Е.Евтушенко, как - (дитя – депо), (мясники – Москвы). Увлечение рифмами данного типа ведёт к её исчезновению и в конечном итоге к исчезновению русского стиха, как такового.
Вчитайтесь в строфу стихотворения «Кораблик» поэта М.Щербакова:
Добра пора, туман – труха, вода мудра в реке.
А что мы смыслили в грехах, а что в гидравлике,
Да ни словечка в простоте, моя прекрасная.
Какая чушь, зато хоть тема безопасная.
Здесь субъективная акустическая рифма в союзе с бессмысленными строками строфы превращает её в красиво сказанный тотальный бред, высшую ступень поэтической зауми, отрицающей русский язык, как средство общения и декларирующей поэтический язык, не понятный даже самому поэту.
Владимир Гундарев в своих ёрнических, как он сам говорит, стихах, хочет он этого или не хочет, продолжает дело Е.Евтушенко по декрадации русской поэзии.
Но может быть это только дань В.Гундарева бывшей моде, так сказать отголоски прошлых привязанностей. Ведь в статье Светланы Ермолаевой «Я живу на планете любви» от 2003 года мы читаем о поэте Владимире Гундареве удивительные строки: « В наше время раздаётся вселенский вопль о ненужности Поэзии, стихов, особенно лирических; поэзию заменила графомания (стишки в альбом). Стихи издаются на средства людей, далёких от поэзии, от понимания того, что человек, пишущий стихи - это нечто необычное, он - поэт - и обласкан Богом, и наказан им. Что знают графоманы о муках творчества? Они рифмуют «любовь-кровь», насилуют природу описаниями. Моя речь о Поэте, выделившемся из сонма не поэтов со своей человеческой книгой «Я живу на планете любви». Я была приятно удивлена сначала от самого названия, а далее - от стихов».
Однако, несмотря на такую хвальбу, прочитанные мною стихи поэта В.Гундарева только убедили в том, что поэт является приверженцем акустической неточной рифмы, безмерно любимой поэтом Е.Евтушенко.
Стихотворение В.Гундарева «Покуда живёшь – надейся» - рифмы – (надейся – детства), (ведали – лебеди), (теперь нам – перья), (стремиться – птицы); в стихотворении «Я ворвусь в твою память» - (память - кануть), (травах – небывалых), (тесной - песней), (говорю – журавлю); в стихотворении «Даже долгая жизнь всё равно коротка» - (не устану – странным). Как видим, поэтом в стихах культивируются те же акустические субъективные и другие виды псевдорифм, убивающие русскую поэзию наповал. Такая приблизительная рифмовка строк стихотворения превращает стихотворение в рифмоид, а поэзию в рифмоидство.
Слово «любовь» поэт избегает рифмовать со словом «кровь», памятуя об её избитости и об историческом старении рифм, но в тоже время он, используя акустический принцип, рифмует слово «любви» с местоимением «свои», что также своего рода является стихотворным клише, речевым штампом. Так что от графоманов В.Гундарев ушёл не далеко, несмотря на все старания Светланы Ермоловой.
Начинать строку с союза «и» всегда считалось плохим тоном в поэзии, а здесь, во второй части четверостишия, мы видим двойное употребление союза «и», что говорит не только о плохом тоне поэта, но и о некоем неумении соблюсти размер строки. Поэты, не умеющие держать размер, часто прибегают к частицам, союзам, местоимениям для заполнения недостающего размера. Всё это является стилистическим мусором поэзии.
Союз «и» необходим в стихотворении тогда, когда он врастает в структурную ткань строки. Когда он выпирает оттуда ненужным шипом, то исполняет лишь роль заполнителя прорех в размере стиха. Однако ради справедливости и защиты союза «и», надо заметить, что в поэзии существует понятие – многосоюзие или полисиндетон. Например, строка М.Лермонтова – «И скучно и грустно, и некому руку подать…». Здесь поэтом применён союз «и» три раза, то есть налицо многосоюзие, которое не смотрится как стилистический мусор, а привносит в стих дополнительную интонационную окраску. В любом случае союзом «и» надо пользоваться очень осторожно, чтобы многосоюзие не превратить в стилистический мусор, так как даже в приведённом стихе М.Лермонтова чувствуется излишек союза «и», что при критическом прочтении низводит его до уровня стилистического мусора.
Во второй половине четверостишия можно наблюдать скрытую анафору – «и бродил» и «и похаживал», так как глаголы «бродил» и «похаживал» имеют одинаковое значение: бродить, то есть брести, значит ходить тихо; похаживать, значит,- ходить, не торопясь. Применённая здесь анафора не подразумевает накала действия с дальнейшим его напряжением, так как «похаживал» также подразумевает тихое действие, как и «бродил». Это просто рефрен, применённый для закрепления в сознании читателя того, что поэт был в Париже.
Русский литературовед Ю. Лотман говорил – «Рифмы сближают стихи в пары, заставляя воспринимать их не как соединение двух отдельных высказываний, а как два способа сказать одно и тоже…. С рифмы начинается та конструкция содержания, которая составляет характерную черту поэзии…».
Сближает ли рифма В.Гундарева стихи в пары, заставляя читателя воспринимать их как единое целое, как два способа сказать одно и тоже или это соединение двух разнополярных высказываний?
Несомненно (и это сразу видно), что в катрене В.Гундарева авторская акустическая рифма (лоску мне - Булонскому) - не сближает стихи в пары, а разделяет их на два отдельных высказывания. В рифме чётных стихов есть внутреннее противоречие, отторжение одного слова рифмы другим. Булонский лес видится, как образец чистоты, порядка и ухоженности, а «лоску мне» в сочетании с «оттого не доставало, каюсь» вызывает образ расхристанности, неухоженности и даже нечистоты.
«Конструкция содержания» четверостишия В.Гундарева разрушена не только акустической субъективной рифмой, но и разноплановым семантическим наполнением каждой пары двух стихов из состава катрена. По сути, это два дистиха, насильно слепленные поэтом в одну строфу. Найти объединительную семантику между первым и вторым дистихами невозможно.
Скажите, что общего по семантике между – «Был всегда им и остался - парнем сельским,\ Оттого недоставало, каюсь, лоску мне.» и «И бродил я по полям – Елисейским,\И похаживал по лесу – Булонскому»? Каждый дистих имеет свой семантический (смысловой) центр. В первом дистихе поэт утверждает, что он был и остаётся парнем сельскими, оттого ему всегда не хватало лоску. Во втором дистихе поэт говорит, что он бродит-прохаживается по достопримечательностям Парижа. Но поэт стилистическим мусором, то есть двойным применением союза «и», хочет убедить читателя, что два дистиха имеют некую логически-семантическую связь и второй дистих выходит по смыслу из первого.
Такое насилие над разнополярными семантическими центрами в одном стихотворении, превращает стихотворение в заумь, но многие, не понимая заумного стиха, но, боясь прослыть неучами и дилетантами в поэзии, льстиво восхищаются стихоплётством поэтических графоманов, тем самым, расчищая им путь к вершинам Парнаса.
Такая лубочная поэзия, рассчитанная на неподготовленного читателя, приводит к деградации русской поэзии, воспитывает невзыскательные поэтические чувства у начинающих поэтов, когда они, читая такие вирши, уясняют для себя смысл поэзии в том, что для стихов необходима, не какая-то идея и образ, не мысль, а лишь простую рифмовку бессмысленного набора слов; и они, после принятия данного постулата в свою практику стихосложения, впадают в откровенное стихоплётство.
А что им остаётся делать? Они резонно думают, что если известным и маститым можно, то почему другим, менее маститым, нельзя. И здесь их подстерегает глубочайшее разочарование. Маститый, прочитав стихи молодых поэтов, пишет им, что рифма у них сыровата, неточна; идея расплывчата и не реализована поэтическими средствами. И вот сидит молодой поэт над ответом маститого и думает, а где же она - эта сермяжная правда поэта? А правда в - Quod licet jovi non licet bovi – что позволено Юпитеру, не позволено, быку.
А теперь беспристрастно посмотрим – какой художественный уровень литературных произведений приветствуется в журнале «Нива».
В доказательство истинности своих мыслей и выводов я разберу стихотворения поэтов, представленных в июльском номере журнала «Нива» за 2007 год.
Но сначала разберёмся в терминах.
Поэтический примитивизм – это способ поэтического выражения поэтом своего лирического переживания или иного душевного состояния, преломленные через призму его личного миропонимания посредством скудной системы идей и образов, через невыразительные и зачастую ошибочные по семантике слова и словосочетания, дискредитирующие заложенные в стихотворении идею и образ, которые в совокупности с недостаточной акустической или иной псевдорифмой и формальной разработкой поэтического образа и сюжета дают бессмыслицу содержания стихотворения, стремящуюся к стихотворной абракадабре.
Стихотворная абракадабра – это стихотворение или какая-то его часть, смысл которых невозможно понять или интерпретировать как с помощью логических умозаключений или с помощью метода абсурда, так и применяя какую-либо иную систему интерпретации стиха.