Статья 3. Поэт А. Матвеев

Кипенный туман примитивных стихотворных умозаключений поэта А.Матвеева, как один из способов обучения начинающих поэтов стихотворной абракадабре.


Рассмотрим представленные в том же номере журнала «Нива» стихотворения Александра Матвеева.
Стихотворение «Мартяшкин колок». Если кому непонятно, то колок – это лес.
Вешним днём черёмуховый колок
Весь накрытый кипенным туманом.
Не отбитый облака ль осколок
Пролетевшим с юга караваном?

В нём такую музыку услышишь
Птичьего лирического пенья!..
Чернозёмы сдобой тёплой пышут –
Запахами буйного цветенья.

О, моя родимая природа!
Мы невест водили в эти кущи:
Запастись избытком кислорода,
Целоваться искренне и жгуче.

Умоляя, заклинали тучи,
Чтоб не нависали грозной тенью
И, стихии не желанный случай,
Не сгубил черёмухи цветенья.

Всё не то: диоры и шанели,
Обоняя, мысли встрепенутся:
Запах! – от которого шалели…
Тем озоном – снова б захлебнуться.

Читаем первую строку – «Вешним днём черёмуховый колок\Весь накрытый кипенным туманом.». Чувствуется незаконченность фразы. Фраза ни о чём не говорит и это «ни чём не говорит» ей придаёт слово «накрытый».
Если бы вместо слова «накрытый» было бы применено слово «накрыт», то фраза приобретала бы смысл и законченность – «Вешним днём черёмуховый колок\Весь накрыт кипенным туманом.».
Но в таком виде вторая строка будет выпадать из ритма, и поэтому поэт вместо того, чтобы найти подходящее слово для ясного выражения своей мысли, идёт на ухищрение и превращает фразу в абракадабру, думая, что читатель этого не заметит. Как мало поэты ценят читателей!
Даже если бы после слова «туманом» поэт поставил не точку, а запятую, и то фраза приобретала бы какой-то смысл. Но в представленном виде она просто обрывок мысли.
Не понятен образ «каравана», который пролетел с юга и отбил от облака осколок – «Не отбитый облака ль осколок\Пролетевшим с юга караваном?». Две вторые строки существуют в первой строфе отдельно, не соприкасаясь по смыслу с первыми двумя строками.
Вчитайтесь внимательно и медленно в строфу:
Вешним днём черёмуховый колок
Весь накрытый кипенным туманом.
Не отбитый облака ль осколок
Пролетевшим с юга караваном?
Почувствовали, что первые две строки не соприкасаются со вторыми по смыслу. Если бы после «тумана» стояла запятая или, по крайней мере, тире, то смысловое единство строфы было бы видно, но точка после «тумана» лишает строфу смысла и в совокупности с непонятным «караваном», делает её стихотворной абракадаброй. Но если даже и принять условно, что первая строфа имеет смысл, то послушайте, что сказал поэт первой строкой, если пересказать её обычной, как говорил В.Белинский - «грубой прозой»: весенний черёмуховый лес, покрытый белым цветением, не является ли отбитым, пролетевшим с юга караваном, осколком облака? Опять бессмыслица. Так как совершенно непонятно, что за караван пролетел с юга. Птицы летают обычно стаями или клином, но не караваном. Караваном движутся верблюды по пустыне. В словаре Ожёгова написано: караван – группа вьючных животных, перевозящих грузы, людей. Подразумевать под караваном стаю или клин птиц – слишком вульгарно и приземлённо - всё-таки полёт в небе, а не ходьба по пустыне.
Если бы поэт просто сказал:
«Вешним днём черёмуховый колок
Весь накрытый кипенным туманом,-
Не отбитый облака ль осколок
Пролетевшим птичьим караваном?», тогда строфа засияла бы смыслом и метафорой.
Простым, но имеющим смысл для четвёртой строки словом «птичьим», и запятой с тире после «туманом», мы возвращаем всю строфу из стихотворной абракадабры в смысловое русло, не насилуя идею и образ стихотворения. Я не даю совет поэту А.Матвееву. Я не имею на это права. Я лишь объясняю молодым поэтам, читающим эту статью, как избегнуть падения в пропасть поэтического примитивизма и стихотворной абракадабры.
Читаем дальше:
В нём такую музыку услышишь
Птичьего лирического пенья!..
Чернозёмы сдобой тёплой пышут –
Запахами буйного цветенья.
Если первая строфа имеет две отдельных идеи – идея черёмухового колока и идею каравана, то возникает вопрос – в чём мы должны услышать музыку птичьего пенья – в черёмуховом колоке или в пролетевшим с юга караване?
Вторая строфа интересна ещё тем, что поэт неожиданно и безжалостно бросает читателя с высоты «Птичьего лирического пенья!..» в сдобу чернозёмов с «Запахами буйного цветенья», не давая возможности читателю насладиться музыкой «Птичьего лирического пенья!..». Кроме того, в строфе можно увидеть намёки на фетовский параллелизм двух стихотворных рядов – душевного (первые две строки) и природного (вторые две строки), которые по соотношению друг к другу должны, по мнению поэта, дать ощущение общности жизни природного целого и личной жизни человеческого частного. Но получилось ли у поэта А.Матвеева соединить природное с душевным, и достиг ли он параллелизма А.Фета? Сравните строки А.Матвеева со строками А.Фета – «Что звало жить, что силы горячило –\Далёко за горой\Как призрак дня, ты, бледное светило\Восходишь над землёй.».
В строфе А.Фета две первые строки слиты с двумя вторыми воедино. Вторая часть о бледном светиле только дополняет первую часть о потере того, что «силы горячило», так как «бледное светило» - это то же потеря части света светилом, которое раньше было горячо. Параллелизм налицо. В четверостишие А.Матвеева такой слитности двух его частей не наблюдается – первые две строки - о музыке пенья птиц, вторые две - о чернозёмах. Параллелизм отсутствует, строки разбегаются.
Четверостишие А.Матвеева является копией ёрнического четверостишия В Гундарева, где так же две его части не сливаются в одно целое. Фетовского параллелизма не получается.
Строки – «Чернозёмы сдобой тёплой пышут – Запахами буйного цветенья», как клякса на строфе; читатель, приготовившийся услышать музыку «птичьего лирического пенья», вдруг ощущает вместо пенья буйный запах зацветших чернозёмов. Поэт, не подобрав эпитетов к словосочетанию «такую музыку», начинает говорить о тёплой сдобе чернозёмов. Причём, как видно из текста стиха, в чернозёмах поэт разбирается куда лучше, чем в лирическом пенье птиц, так как чернозёмы у него не «такие», безликие, как музыка, а «сдобой тёплой пышут» и с «запахами буйного цветенья». Как могут пахнуть чернозёмы «запахами буйного цветенья», не понятно. Но, вникая в смысл двух последних строк строфы, понимаешь, что сами чернозёмы зацвели буйным запахом цветенья, то есть что-то не в порядке с почвой. Как видим, поэт опять после первых возвышенных поэтических строк впал в стихотворную абракадабру. А какая «такая музыка птичьего лирического пенья» можно только догадываться.
Во второй строфе стихотворения, как и у поэта Б.Канапьянова, чувствуется какой-то насильственный смысловой разрыв стиха.
В третьей строфе поэт восклицает:
О, моя родимая природа!
Мы невест водили в эти кущи:
Запастись избытком кислорода,
Целоваться искренне и жгуче.
Интересна мысль поэта о том, что они водили невест в черёмуховые кущи для того, чтобы «Запастись избытком кислорода» и искренне целоваться. Какая-то скрытая, еле уловимая ложь в этом утверждении. Неужели для того, чтобы искренне целоваться, надо убегать с невестами в заросли черёмухи? И какой избыток кислорода может быть в цветущих кущах черёмухи?; скорее голова заболит от переизбытка запаха черёмухи, чем запасёшься там избытком кислорода. И вообще, поэт хочет запастись не кислородом или его избытком? И где он будет в себе хранить этот избыток кислорода?
Безликое слово «искренне» не убеждает, а страстное - «жгуче» раскрывает истинную причину увода невест в черёмуховые кущи. Рифма - (кущи – жгуче) - относится к разряду акустических рифм, чуждых русскому стиху.
Рассмотрим четвёртую строфу:
Умоляя, заклинали тучи,
Чтоб не нависали грозной тенью
И, стихии не желанный случай,
Не сгубил черёмухи цветенья.
Строки «Умоляя, заклинали тучи,\Чтоб не нависали грозной тенью» не убеждают в истинных намерениях деревенских парней по отношению к невестам. Та же невыразительность и поэтический примитивизм в раскрытии образа черёмухового колока в период вешнего цветения. Представьте себе парней и девушек в кущах черёмухи, заклинающих тучи не проливаться дождём. Им, что там больше делать нечего как, воздев к небу руки или став на колени, заклинать тучи.
Строки о черёмуховой куще, об искренних поцелуях, невестах и парнях приобретают смысл, когда мы обратимся к слову «заклинать». В старых народных представлениях «заклинать», значит подчинить себе, произнося магические слова, издавая магические звуки. После прочтения строфы, ощущение, что в черёмуховых кущах возле языческого капища собрались молодые люди и произносят заклинания перед своими божествами Ярило-Весень, Дева-Лада, а может быть и перед самим Сварогом о том, чтобы они не послали дождь.
Если так, то стихотворение вовсе не примитивно и в нём только изредка присутствует стихотворная абракадабра, а в целом оно повествует о совершении языческих обрядов на деревне. На эту мысль подталкивает слово «шалели», то есть становились безрассудными, которое имеется в третьем стихе пятой строфы стихотворения – «Запах! – от которого шалели…\Тем озоном – снова б захлебнуться.». От кислорода (воздуха) не пошалеешь.
Шалеть можно только чего-то необычного, например, от наркотиков или какого-либо опиумного зелья. Известно, что ещё до установления на Руси христианства языческие жрецы следили за тем, чтобы в общинах не было злоупотребления наркотическими средствами и чтобы они использовались строго в лечебных целях. Таких препаратов, получаемых из различных трав, мхов, ягод и грибов, было известно свыше ста наименований. Если боролись, значит - злоупотребление было.
Что написано пером, не вырубишь топором – Littera scripta manet, как говорили древние. Своим стихотворением А.Матвеев дал наглядное объяснение смысла терминов поэтического примитивизма и стихотворной абракадабры. Спасибо ему.
На этом я, пожалуй, и остановлюсь. Разбирать далее стихи А.Матвеева, значит терять драгоценное время. Но приведу примеры примитивизма из других стихов А. Матвеева:
«Жизнь протекала несколько иная\От милых мне родных алтайских мест». Здесь стилистическая ошибка, меняющая задуманный поэтом смысл в строках. Правильнее будет так – «Жизнь протекала несколько иная,\Чем в милых и родных местах».
«Мой скромный адрес в старенькой тетради». «Скромный адрес», а что может быть и нескромный адрес?
«Стихи строчить, пока не надоест». Оказывается, стихи уже строчат, как очередями из пулемёта.
«Страна послевоенная в напряге». Вульгаризм «напряг» отдаёт тюремным жаргоном.
«Имён приметы: Любы, Веры, Нади…» Как объяснить словосочетание - «имён приметы»?
«Формировали образ работяги». «Работяга» - вульгаризм, презрительная кличка рабочих.
«Крещённого лишь праведным трудом». «Праведный труд» – то есть труд безгрешный, благочестивый, соответствующий религиозным правилам, то есть «работяги», представленные в стихотворении, трудились прислужниками в церкви.
«Сколько ж может тягомотина длиться». «Тягомотина» - о чём-нибудь нудном, надоедливом. Это слово меняет весь смысл и идею, заложенные поэтом в стихотворении «Всё пройдёт».
«Вот уж где оттянусь и сполна». «Оттянусь» - вульгаризм.
После всех вульгаризмов и жаргонизмов хочется спросить поэта А.Матвеева – вы не тянули срок на зоне?
Я не говорю, что стихотворения рассмотренных поэтов «плохая поэзия». «Плохая» и «хорошая» поэзия принадлежит к категориям личностным, субъективным и поэтому спорным. Я говорю о том, что разобранные стихи данных поэтов относятся к поэтическому примитивизму и стихотворной абракадабре. А это споров не вызывает.
В конце хочется спросить главного редактора журнала «Нива» словами Горация – а где «mens divinior», где «os magna sonaturum»? – где «божественный разум, поэтическое одушевление», где «уста, возвещающие великое»?