Усы

По дороге на работу сырым сентябрьским утром майору Тополёву повстречалась собака. Ничего себе так, собака да и собака, обычная дворняга. Но что-то в ее виде показалось майору подозрительным и даже устрашающим. А именно, решил Тополёв: усы. Да, точно, усы, да еще у собаки. Ладно бы козел с бородой, а тут усатая собака. Майор хмыкнул и поспешил на службу.
Прапорщик Свистунов обнял жену, потрепал по голове приемного сына, взял дипломат и с видом радости на лице пошел на работу.
В начале дня намечалась планерка. Нужно было поставить задачи коллективу, обнадежить насчет зарплаты и сообщить, что в эти выходные все будут работать. Хмурый Тополёв встретил в коридоре идиотски улыбающегося Свистунова и задумался.
После планерки, когда все с гулом возмущения протопали на свои места, Тополёв голосом Мюллера (Броневого) веско произнес для Свистунова «а вас я попрошу остаться…» и, крутанувшись на офицерских туфлях без каблуков, сел за свой стол.
- Так, товарищ Свистунов, - вымолвил, глядя в сторону, Тополёв, - так-так-так и закурил.
Свистунов молчал по стойке смирно, моргал и только нос посвистывал в тревожной тишине кабинета начальника.
- Знаете что, товарищ прапорщик,- Тополёв затоптал пальцами окурок в какую-то бумажку. – Я намерен сообщить вам, что мне не нравятся ваши усы.
- Как не нравятся? – встрепенулся было Свистунов, но понял, что смолол глупость и попал в ловушку. А с чего бы это начальнику должны нравится его собственно усы? Все, бит козырь. Но майор в этот день совершенно был сам не свой, отсутствующий в нашем мире.
- Я ждал этого вопроса, - спокойно ответил он.- И я вам скажу.
Он помолчал, посмотрел, поискал что-то в окне, повернулся и четко сказал:
- Не нравятся и все! Чтобы усов завтра не было! Ступайте!
С предобморочным видом Свистунов вывалился из кабинета майора Тополёва.
- Воды? – испугалась секретарша Раечка.
Свистунов впал в состояние солнечного удара, сотрясения мозга, психического и электрического шока одновременно. Как же так? Ведь я – потомственный казак, думал Свистунов. Ведь мои родители все носили усы, мужская половина точно. Ведь мы на конях скакали по степи, пели раздольные удалые песни. Ведь мы били, шашка уставала махать.
Прапорщик думал весь день, мимо него кто-то проходил, пожимал руку, хлопал по плечу, отдавал воинскую честь, но очнулся Свистунов только в пивной «Три устрицы», которых там отродясь не видали, а некоторые особы даже и не слышали про таких.
Наш прапорщик сидел за грязным пластиковым столиком один. Зарплаты, как счастья не видать, друзей, следовательно, тоже. Перед ним, кивая узкой непокрытой башкой стояла бутылочка пива, первая. И такая она была добрая, пузатая, приветливая и тупая, и так улыбалась своей этикеткой, что выпил Свистунов подряд три пластиковых пузыря и пришел домой. Навзрыд рассказывал он жене свой день, треснул любопытного приемного сына по голове, и тот удрал в постель.
Потом на кухне пошла зернистая брань, которая быстро заполнила всю посуду, рассыпалась по полу и затопила жену по колено в сидячем положении. Потом опять слезы, мольба к господу, обнимая колени супруги. Подробный рассказ о казаках, попытка застрелиться из газового пистолета в наполненной ванне.
- Что-то ты Свистунов расхныкался? – после длительного молчания спросила жена. – Почему ты не решил все в кабинете у начальника, а простоял и глазами прохлопал? А теперь «после драки» кулаками машешь.
- Я шашкой махал,- в хмельном остекленении всхлипывал Свистунов. – Мой дед и прадед…
- Господи, да где ты махал? Какой шашкой? Витька принес как-то чаки китайские, вот тогда помахали, вазу мою разбили. И сами чуть не убились.
Жена сделала попытку уйти спать, но Свистунов метнулся в ванную и прибежал на подгибающихся ногах назад с бритвой и широко раскрытыми глазами.
- На, Маша, режь меня, - театрально сказал пьяный муж, - а то нам квартиру не дадут, разжалуют и все остальное. Режь!
Маша спорить больше не стала, устало усадила Свистунова на табурет, застегнула пуговку халатика у груди, зашла сзади… и стала брить. Свистунов сидел не шелохнувшись. Напоследок жена набрала в рот из чайника воды, прыснула на голову Свистунова и вытерла кухонным полотенцем.
- Иди спать,- категорично произнесла она последние слова.
Голова ныла, своим потрескиванием заставляя хозяина проснуться. Она многого не помнила из вчерашнего, но подсказывала про усы. Свистунов прошел в ванную комнату попрощаться со своей казачьей гордостью или на работе распрощаться с редкой милостью начальника, как вдруг врос в плитку на полу и почернел. Чужая лысая голова моргала глазами, а родные усы шевелились от ужаса. Руки Свистунова добрили оставшуюся растительность на лице, а ноги довели до работы.
На планерке Тополёв говорил мало, поскорее всех отправил, а Свистунова попросил остаться. Прапорщик стоял по стойке смирно, молчал и ждал нового приговора. Майор посмотрел в окно. Видно было, что сегодня Тополёв в мире настоящем присутствовал. «Дурак», подумалось майору.
Действительно, дурак.