Сережка

1.
Этой истории много лет. И началась она еще тогда, когда мы жили с родителями в деревне. Я так была счастлива, что дождалась Гену из армии, что мы решили больше не испытывать свои чувства, а немедленно идти в ЗАГС.
Сыграли свадьбу. Помню, еще была жива бабушка Лена, которая все беспокоилась, узнав, что я в положении. Она то и дело советовала:
- Ты, Светка, радуйся жизни-то! И воду не таскай, пусть Генка таскает, он у тебя дюжий…
А я в ответ смеялась, но слушалась. Тогда было лето, август в разгаре. Гена съездил в город, коляску привез, пеленки разные, распашонки. Я тоже в город просилась, но он запретил: вдруг что в дороге случится. Да уж чего случится-то, всего на третьем месяце была.
В феврале Гена опять съездил в город, чтобы, как он говорил, «насчет больницы узнать». А как вернулся - снова засобирался в дорогу. И тут я почувствовала: пришло время. Хорошо, дядя Коля еще не уехал. Гена побежал договариваться с ним. Постелили сена в «Рафике», матрац сверху положили.
Приехали вовремя, родила мальчика. Гена прыгал под окнами роддома, тер рука об руку от мороза, смеялся, когда я ему ребеночка показывала. Через четыре дня он приехал на такси, на белой «Волге» с цветами, шампанским и конфетами. Видно было, что он уже немного отметил рождение сына.
Гена, сидя на переднем сидении, кивнул таксисту, и мы поехали. Только не в сторону дома, а в центр города.
- Куда это? – спрашиваю. А самой все равно, лишь бы малыш не замерз.
- Сама сейчас увидишь, - успокаивал муж, а сам торопил таксиста.
Машина остановилась у новой пятиэтажки. Гена распахнул дверцу и галантным жестом пригласил:
- Пойдем, хозяюшка.
На третьем этаже он открыл квартиру. Светлая, еще не до конца обставленная комната, казалась огромной.
- Ну, как хоромы? – спросил сияющий муж, и по комнате пробежало эхо.
Я сначала ничего не понимала, но вскоре увидела на стене у двери наш с ним портрет, который висел дома у мамы. А Гена объяснял, что это теперь наша квартира, что я здесь полноправная хозяйка и что нашему малышу приготовлена своя комната.
2.
Прошло двадцать три года. Квартиру мы давно обставили, давно в ней не гуляет эхо. Исчез запах побелки, а вместе с ним – и атмосфера беззаботной молодости. Сережка вырос, но также живет с нами. Мы с отцом ему ни в чем не тказываем: купили «Волгу», квартиру в родном районе, рядом со школой, где он учился. Одет он хорошо. Однажды был случай в школе, пришкл домой весь в синяках.
- Что случилось, - спрашиваю.
Он молчит. Отец потом поговорил с ним, узнал, что его за старый, перешитый пиджак поколотили. Разбираться я не пошла, но твердо решила, что на одежде сына мы больше экономить не будем.
Помню, накануне 8 Марта Сережка никого не пускал к себе в комнату. До позднего вечера у него горел свет. Что-то он там делал. А утром, подкравшись к кровати, положил у моего изголовья досочку. «Маме в честь 8 Марта», и цветы на ней выжжены.. Очень любил выжигать по дереву. Эта досочка для резки до сих пор у меня висит в кухне. А на день моего рождения где-то денег раздобыл и подарил настоящие цветы. И это в восемь-то лет!
Дни бежали за днями, радости и горести разделяли вместе. Ездили по выходным к маме, отец к тому времени уже десять лет как умер от инфаркта. И сейчас помогаем ей, а она души не чает в Сережке, целует его, подарки дарит, кормит, как на убой. Все говорит мне, что дочку бы еще не мешало завести. Но врачи сказали, что больше я детей не смогу завести. Мол, берегите, что есть. Я и стала беречь: любую прихоть выполню, только бы с тобой ничего не случилось, сынок…
3.
Гена еще не вернулся с работы, Сережка где-то пропадал с друзьями. И тут – телефонный звонок. Следователь деликатно осведомился:
- Светлана Павловна Каверина? Пожалуйста, придите в отделение милиции, чтобы мы могли отпустить вашего сына.
У меня словно что-то оборвалось внутри. Некоторое время сидела, словно парализованная. Потом бросилась звонить мужу. Пока ждала его, то и дело впадала в истерику. Да, я давно стала замечать: что-то неладное творится с Сережкой. Он замкнулся, много гулял с друзьями, про которых по двору ходили сплетни, что они наркоманы. Но я поверила ему, когда он сказал, что просто с ними общается, а сам не наркоманит. Но неужели? Господи! А новые кроссовки? Куда они девались! А магнитофон? Друг слушает? Как же! Да что же это?
Гена открыл дверь сам, и я рухнула в его обьятия:
- Гена, Геночка, наш Серенький… - я дальше не могла говорить.
Он даже не спросил меня, куда мы идем. Просто понял, что в дом пришла беда.
В кабинете следователя был только стол да два стула. Высокие, только что побеленные потолки пахли известкой, бродило эхо.
Сережка, ссутулившись, сидел молча и исподлобья смотрел на нас с отцом. Следователь попросил взять под контроль его периодические посещения милиции, где он взят на учет.
- Я уже пять повесток присылал вам, - заметил следователь, молодой парень, наверное, ровесник Сережки.
Я обомлела. Гена стоял, прислонившись к стене, молчал. И тут я не выдержала.
- Ах ты, тварь! Ты что же это с нами делаешь? А? Не наркоманишь, да? Общаешься только? Ну и дрянь! А магнитофон твой где? А кроссовки? Отвечай, мразь ты эдакая!
Следователь прервал меня.
- Слушайте, у меня и так голова болит, а вы тут кричите!
Сережка тоже добавил:
- Че ты орешь? Думаешь это интересно следователю?
- Да, а кому это интересно? Кому? Чего тебе не хватало? – я почувствовала, что меня душат слезы, голос задрожал, - машину тебе купили, квартиру, одеваешься с шиком. Чего же еще-то?! Денег-то сколько на тебя истратила, когда лечила!
- Когда ты меня лечила? – тихо пробасил Сережа, и я его еле услышала.
- Да когда ты из армии пришел с гепатитом и гастритом. Забыл? Да, в армии не сахар, но не становиться же из-за этого наркоманом! Господи, Боже мой!
Нас отпустили, я вся дрожала, глотая слезы. Гена мрачный и задумчивый, поддерживал меня, сын брел впереди, опустив голову.
Гена и Сережа легли спать, а я села у окна и думала, почему же так получилось. Может, права была мама, что еще сестренку ему бы надо, чтоб не скучно было. Но я старалась возместить эту нехватку своим вниманием: он же как сыр в масле катался. Или, может, время такое, может, предложили попробовать, а он и отказать не сумел. Все может быть. У меня стоял ком в горле и такой же ком в душе.
4.
Неслышными шагами я подошла к детской, прислушалась. За дверью было тихо, и я вошла. Сынок спал, на тумбочке стояла пепельница с окурками. Я присела на край кровати и стала слушать, как он дышит. И вдруг вспомнила, как в роддоме суетились нянечки, а я смотрела в окно и смеялась, держа на руках Сережу, над «нашим папой». Вспомнила и кузов с подушками, где пахло соломой, травой и махоркой дяди Коли, который помогал нам заготавливать сено для козы Ирки. Промелькнула в мыслях бабка Лена со своими предостережениями, промчались подруги, садик, школа, техникум, где учился Сережа, армия. Все это мое. Я с ним шла всюду. Лечила его синяки, сначала маленькие, потом большие, улыбалась, говорила, что до свадьбы заживет, а ночами плакала, переживая его боль в коленке или «фингал под глазом».
Я тихо встала и вытерла подолом ночнушки глаза, тихо подошла к окну, закрыла форточку. Ночью поднялся ветер, и снег летел на подушку сына. Я наклонилась к его голове и почувствовала его запах, запах моего ребенка, смешанный с куревом. Тихо поцеловала, чтобы не разбудить, поправила одеяло.
5.
Утром я проснулась совсем разбитая, глаза были красные, точно их разъело кислотой. Гена уже убежал на работу, я встала и снова пошл к Сережке в комнату. Его не было, опять из форточки сквозило, кровать была заправлена. Тут у меня возникло какое-то щемящее чувство, предчувствие, что ли. Я побежала в большую комнату, схватила трубку телефона, но не знала, куда звонить, метнулась в кухню и прильнула к окну – нет ли Сережки во дворе. Нет, не было. Шел снег и укрывал своими хлопьями балкон, скамейки, машины, деревья. Звонок телефона нарушил тишину.
- Светлана Павловна Каверина? Это следователь. Мы вчера с вами встречались. С Сергеем случилось несчастье. Мы вызываем вас для опознания тела…