С улыбкой через годы...

Эти записи подтолкнули меня сделать два, в общем-то банальных, события. Во-первых, я прочел перед отъездом множество забавных заметок по случаю надвигающегося первого сентября, а во вторых... кто-то меня спросил куда я планирую поехать в будущем году? Я сказал, что, наверное, в Гималаи, а потом вдруг вспомнил, что в следующем году будет 30 лет окнчания школы. Наверное, кто-то что-то организует, и, возможно, захочется поехать в Киев хотя бы не надолго. Честно сказать, я не любил ни саму школу, ни ее обитателей, и потому с 1978 года ни разу ни с кем не встречался, и ни разу не заглянул в выпускной альбом, который, по-моему, до сих пор так и пылится у мамы в шкафу. Однако, это не мешает мне время от времени предаваться воспоминаниям .
Наиболее яркими, и в тоже время совершенно непохожими друг на друга, были два учителя, которые, собственно, и делали нашу школу "физ-мат". Математик - Исаак Кушнир. Невероятно яркая личность, умница, блестящий педагог, прекрасный математик и при этом он как-то на учителя похож не был. Он был элегантен, блистал остроумием и эрудицией. Он давал какое-то бешенное количество безумно дорогих частных уроков, и в этой связи у него была возможность ежедневно приезжать в школу исключительно на такси. Что он и делал, наживая, разумеется, себе врагов среди прочих учителей и дирекции. Этот штрих его поведения, видимо, и был причиной того, что Исаак более двух лет ни в одной школе не задерживался. Кроме того, от остальных учителей, изрядно вымученных жизнью, Исаака отличало то, что он обладал настолько блестящим чувством юмора, что цитировать его перлы в курилках и кулуарах считалось хорошим тоном:
- Что вы (он со всеми был только на "вы") так выделяете "Дано"(заглавие любой теоремы)? Выделение - это не область эстетики!
 - Вы что думаете, что если вы нарисуете гиппотенузу под линеечку, ее квадрат перестанет быть равным сумме квадратов катетов?
Потом, когда я поступил в политех, Исаак посчитал, что я его предал, и больше со мной не здоровался... Почему? Что "почему"? Почему не здоровался? Или почему поступил в политех? Впрочем, и то и другое - отдельные истории.

Совсем другой человек - физик Яша. Ну, вообще, конечно, Яков Семеныч, но звали его промеж собой только Яшей. Так вот, несмотря на рост где-то около метр шестьдесяти, и тщедушное телосложение, он умудрялся наводить леденящий ужас, как нам казалось, даже на учителей. Его начинали бояться примерно класса с третьего абсолютно все. Про него ходили страшные легенды, которые, кстати, по большей части оказывались правдивыми. Яша, например, мог запроста выкинуть чей-нибудь портфель в окно по случаю несделанной задачи. Если кто-то что-то забывал взять к доске, а у Яши в этом отношении был уставной порядок, он щурился как Чингиз-хан, замышляющий уничтожение Бухары, и далее следовала тирада:
- Что надо брать с собой к доскЭ, зараза?
Вообще, слово "зараза" было у него просто как артикль.
- Ты где была, девочка? (По имени и фамилии он никого никогда не называл. Вернее, называл, но только своих личных врагов)
- Я болела, вот справка!
- А я плюю на это! - говорит Яша и ставит в журнал жирную словно дождевой червь двойку.

- Где твои задачи, Саша? (личный враг №1)
- Вот, Яков Семеныч! - протягивает тетрадку, в которой одной задачи нет.
Яша берет ее за листок и резко подбрасывает до потолка:
- Чтоб ты сдурел, Саша!
Я его обаял тем, что починил спектрограф и даже получил на нем спектр натрия. Яша меня не трогал и разрешал находиться в кабинете в его отсутствие, что вообще говоря, было немыслимо. Кроме того, Яша трепетно относился к астрономии, которую не знал, но преподавал. А, поскольку на имя школы приходили всякие бумаги о моих победах на этом поприще (один раз даже из ЦК ВЛКСМ), Яшу, естественно считали соучастником. Мы, понятно, никого в этом не разубеждали. В общем, у меня с ним проблем не было, и я подчас с ужасом созерцал происходящее в классе, как, наверное, наблюдали крестьяне откуда-нибудь из леса разграбление своей деревни опричниками Ивана Грозного.

Совсем другое дело классный руководитель - биологиня - Армик Сократовна, по прозвищу Домкратовна. Сегодня я понимаю, что она была, видимо, неплохим человеком, но совершенно подорванная педагогикой. Больше всего мне нравилось фраза, которая у нее была на все случаи жизни. Например, когда она ловила какого-то третьеклашку бегающим в коридоре, Армик несколько преображалась, и с важностью питона Каа произносила:
- Кто тобой руковОдит?
А еще у нее в кабинете был скилет, который все считали своим долгом как-нибудь мимоходом стукнуть. У него были уже давно сломаны ребра и челюсть. У него не хватало пальцев и одной ключицы. Армик боролась, как могла, и, видимо, окончательно отчаявшись, и нисколько не смутясь тем, что скилет был гипсовый, повесила на его многострадальной шее жалобную табличку:
«Не бей меня! Когда-то я был таким как ты!»
Курилки потом несколько дней сотрясались от смеха.
А еще была украинка. Парадоксальнее личности, пожалуй, в школе не было. Это был, с одной стороны, школьный клоун №1, и при этом ее и побаивались. С другой же стороны, она действительно очень хорошо знала предмет и, иногда, когда у нее было лирическое настроение, она уходила от школьной программы в невероятные дебри украинской словесности, и вот тогда ее было по-настоящему интересно слушать. У нее был нескончаемый арсенал украинских эпитетов, предназначенных для обозначения нашей внешности и происхождения, но шедевром была такая тирада, произносимая по особым случаям, под грозное размахивание указкой:
- Зараз як дам, так голова рэпнэ, як гарбуз! Тай по срацi, тай по срацi!!!

Майор - военрук, был, видимо, очень добрый человек. Дело свое он любил и отдавался ему полностью. Но особенный кайф ему доставляли часы, когда девченки уходили на сан.подготовку! Тогда он расслаблялся, сразу снимался кителек, майор рассказывал множество историй из своей армейской жизни, через слово перемежая речь солдатскими призказками, самой приличной из которых была "жопа без шнурка затягивается!". Как я уже говорил, дело он свое любил и считал очевидно наиболее важным во всей школьной программе. И потому, когда мой друг Женька вдруг забыл как разобрать автомат, майор с какой-то даже обидой в голосе и на лице выдал: "Совсем ох&&ел!". Потом спохватился, но класс уже лежал под партами. В общем, его даже любили, хотя, естественно, серьезно не воспринимали.
 Спустя же много лет, я побывал в армии и не встретил там ни одного человека похожего на нашего майора. А потом, когда я узнал, что он умер, то словно бы почувствовал некую потерю, как будто ветер сдул с ладони что-то маленькое, но очень важное, что я по глупости так и не успел рассмотреть...

Флорес. Гватемала
Сентябрь 2007.