Человек, который мне снится

"Вы когда-нибудь снились кому-то?..
Оказывается, это невероятное ощущение... голова немножко кружится, и воздух становится сладким. И тепло-тепло в груди слева..."

Из чужого дайрика



Я прихожу на работу раньше всех. Ухожу позже всех. Езжу по делам, заполняю отчеты в кабинете, выслушиваю рассказы коллеги о дочке, засиживаюсь в перерывах с кроссвордами. Жизнь моя в общем наполнена самыми обычными заботами, и только одну заботу я прячу даже от самого себя.
Мне очень нужно не вздрогнуть однажды у всех на глазах – тогда, когда навстречу мне попадется в коридоре всего один человек.
Человек, который мне снится.
Почти каждой ночью он приходит в мои сны, как к себе домой; он заглядывает в них и говорит, лукаво подмигивая: "Привет, что новенького? А я скучал по тебе…" И я сразу понимаю, что это сон. Потому что в реальности он никогда не говорит со мной так. Никогда не зовет меня по имени. Только по фамилии или "босс". Или "сэр" – когда обидится на меня за что-то. Скажет и отворачивается в сторонку, пряча смешно надутую физиономию. Мне хочется обхватить его за плечи, уткнуться лбом в его несусветные лохмы и сказать, как маленькому: "Ну прости меня, старого дурака. Ну пожалуйста!" А вместо этого я сухо говорю: "Иди работай; чтобы через час все было готово!" И ухожу, проклиная себя за это. Лишь краем глаза замечая, как он шутливо вытягивается в струнку, рапортуя мне в спину: "Есть, сэр!" И, кажется, показывает мне язык, думая, что я не вижу.
А во сне мы просто сидим и болтаем о всяких пустяках – о метеоритных дождях, о высоком обрыве на озере Мид, о бабочках в утренней пустыне, о восходе солнца в Красных скалах... В последний раз он рассказывал мне о своем детстве. О дедушке, который купил ему велосипед, и о маме, которая дедушку за это ругала, потому что не успевала замазывать сыну ссадины на коленках. Он во сне сидит со мной рядом, и я невольно смотрю на его острые колени, обтянутые модными джинсами; мне хочется провести по этим коленкам ладонью – чтобы навсегда, навсегда сошли те старые ссадины. Чтобы навсегда забылась эта детская боль. И вообще любая боль, когда он со мной рядом.
Он такой ласковый и смешной – там, в моих снах. Он кладет свою ладошку на мою руку и рассказывает новый анекдот, который еще вчера в комнате отдыха рассказывал двум своим приятелям. Тогда еще они втроем громко смеялись, а когда вошел я – смех сразу затих. Я понял, что они просто хохочут над какой-то шуткой, но все равно стало не по себе. Словно бы я чужой. Да, я намного старше их всех – в особенности старше его. Когда он родился, мне было уже девятнадцать. И я не помню, какие тогда видел сны. Может быть, уже в те годы он приходил ночами ко мне – человек, который мне снится?
Я не знаю, как избавиться от этого. И еще не знаю – хочу ли вообще избавляться. Потому что хотя бы во сне могу держать в своей руке эту теплую мальчишескую ладонь. Хотя бы во сне я хочу, не боясь ни пересудов, ни служебных неприятностей, сидеть с ним рядом и смеяться, чувствуя, как вздрагивают его плечи от громкого хохота. Я хочу видеть, как он смотрит на меня – восхищенно и доверчиво, когда я рассказываю ему очередную научную байку или случай из своей практики, а он кивает молча – и лишь потом разражается потоком вопросов... В общем-то, у меня во сне он такой же, как и в реальности. Почему мне и дороги эти сны. Просто в них он не боится меня. Он не называет меня "сэр". Он доверчиво льнет ко мне теплым плечом и что-то шепчет мне на ухо, и я чувствую его дыхание – возбужденное и прерывистое. Но наверное, это неудивительно – ведь он издалека прибежал в мой сон. Потому что я... я звал его туда.
Каждую ночь звал. Молча.
Мне в голову на этот счет приходят сотни цитат, но все они – об одном. "Да ты просто любишь его..." Я отказываюсь этому верить. И так отчаянно хочу поверить в это.
На свете нет ни одного человека, которому я мог бы об этом рассказать. Потому что считается: так - неправильно. Так – нельзя. Особенно мне нельзя. И все-таки есть на земле тот, которому я могу сказать об этом. Не сейчас. Когда-нибудь потом. Может быть.
Это человек, который мне снится.

***

Каждый раз, когда я прихожу на работу, мне приходится делать беззаботное лицо. Думаете, это легко все время? Еще на подходе я надеваю на физиономию раздолбайскую улыбочку и шествую по коридору этаким танцующим шагом, слыша иногда за спиной: "О, вот и наш умник пришел. Вот уж у кого никогда проблем не бывает!" Наверное, это мой сменщик ворчит – кому же еще? Знал бы он, какая у меня проблема – от смеха бы лопнул. Только я ему не доставлю такого удовольствия.
В общем-то, мне двадцать пять – самое время для разных там... как выражается мой дедушка, "сердечных привязанностей". Но мама всегда говорила: "Тебя, сынок, вечно угораздит из всех обыкновенных возможностей выбрать самую необычную..." Ну, кто-то, а уж мама знает меня как облупленного. Вот и здесь она права: только я мог во всей организации с ее многочисленными сотрудниками найти себе такую... привязанность.
Я ведь на самом деле хожу – и боюсь, как бы кто меня не раскрыл. Вот сегодня специально просил одного приятеля – познакомь меня, мол, со своей подружкой. Какие-то пошлые шутки про ее грудь еще отвешивал. А на самом деле мне не нужна никакая его подружка, да и грудь ее, и прочие прелести тоже... параллельны. Мне совсем другое нужно. Но мне просто некому рассказать – ЧТО.
Можно подумать, вокруг меня мало девушек. Ровесниц. Не моих начальников. Не научных сухарей. Но мне же вечно надо соригинальничать? И потом – сердцу, говорят, не прикажешь. Это оно как раз будет тобой вертеть и тебе приказывать. А приказы у него большей частью глупые. "Обернись! Обернись немедленно! Скажи "привет"! Сядь рядом!"
А я не могу. Субординация мне не позволяет. И общество тоже. Ты поняло, сердце?! Вот и заткнись. Я допустим, сейчас тебя послушаюсь – обернусь, сяду рядом, скажу "привет" – и ты представляешь хоть немножко, что дальше будет?! Дальше будет вселенский скандал. "Что это с тобой, ты часом не заболел?!" А когда выяснится, что физически я здоров, а больной только на всю голову - то могу и вылететь с работы под зад коленом. Поэтому, сердце, ты лучше помалкивай. Ведь это для тебя – привязанность, а для самой этой привязанности – скорее всего, несусветная глупость. Мы же не хотим, чтобы прямо на работе человек от удивления помер, правда?
Вот и приходится помалкивать. Хотя очень трудно.
Очень трудно не оборачиваться, когда прямо за спиной ощущается знакомое тепло, и хочется откинуться назад – чтобы почувствовать его всем телом… Очень трудно вместо "привет" и желанного имени произнести казенное "Слушаю! Будет сделано!" И очень трудно делать вид, что обиделся, когда хочется совсем другого: чтобы тебя взяли за плечи, взлохматили тебе волосы и сказали негромко: "Ну прости меня, малыш. Ну не дуйся, не надо…"
И я бы тогда сказал в ответ, что я совсем не дуюсь. Или нет: дуюсь, но не потому, что я обиделся. А потому что я...
А, ладно. Все равно этому никогда не бывать.
Хотя надеяться мне никто не запретит, это верно.
Ну все, хватит мечтать, пора и за работу браться. А то – глянул сейчас через стеклянную дверь в коридор, и чувствую, что надо готовиться. Надевать на лицо привычную бесшабашную улыбочку. Брать себя в руки крепко-крепко, чтобы не дернуться навстречу, не прижаться, не коснуться щеки щекой...
Надо просто собраться. Чтобы себя не выдать. Потому что пройдет несколько минут, откроется дверь – и он войдет сюда.
Он.
Человек, который мне снится.