Милый ежик солнца

День спешит по улицам города, наполняя их суетой необычной расторопности автомобильного движения. Ритм жизни неуклонно ускоряется неизбежным насилием растущей урбанизации.
Крошечные щенки ветра слабо покачивают недоспевшую листву чудной фантазии бесконечности теплой осени, застрявшей в лифте солнечного света, исполненного жизнерадостности и коротких мгновений иллюзорного счастья.
Я марширую вслед за днем, прячась в его обширной жаркой тени, зажигающей сковороду раскаленного асфальта своей сухостью и амбициозностью пустынного своей чистой голубизной неба. Воздух густеет в ранних лучах пробуждения, наполняясь запахом тлеющей от времени рыбной плоти, плывущей в жестяные объятия консервных банок…
Солнце плавит меня своим неугасаемым взглядом, чувствуя впереди зимний отпуск, который несомненно должен привнести холодность в его жаркую испепеляющую жизнь, заполненную бесконечными вспышками и пятнами.
А если серьезно задуматься, что такое солнце?
И думать нечего, протянул руку, взял его осторожно и положил на ладонь, прежде погладив пятнистую спину. И все. Глядит оно на тебя, жжет лицо и руки, задорно смеется, что тошно становится от этого жуткого оптимизма в его улыбке. Волосы торчком, улыбочка до ушей – мерзкий тип неугасающей радости, но ничего не поделаешь. Отпускаешь ежика солнца, и он проворно возвращается в свою небесную норку чистых просторов, что где-то ближе к горизонту раскрывает свои двери уставшему после работы ежику солнца, ежику света, ежику тепла…
Ежик прячет свой хвост в нору. Закат вспыхивает кровавым жаром, разливаясь лужами агрессии и зла насилия среди улиц города, садящихся в пыльную завесу вечернего убожества широты душевной скупости. Кошечки разврата наполняют своей ограниченностью парки и тротуары, натачивая каблучки об искореженный кубизм бордюров, поглаживая скользкую черноту нейлона на ножках и неустанно стреляя и улыбаясь в прохожих тяжестью падающих в грязь ресниц и губ.
Ежик солнца обиженно пожимает плечами и захлопывает за собой дверь в ночь, роняя вниз пару золотых слезинок листвы… Какая-то кошечка трется о мою ногу своей шерсткой, изрядно политой дешевыми духами и заведено мурлычет, царапая каблучками уроненные на пол ежикины слезы.
Я отталкиваю кошку ударом сапога уверенности, и шерстка моментально превращается в грязь сквернословия. Подобно теплому улыбчивому типу, захлопываю дверь и возвращаюсь в тускло освещенную келью своих ожиданий, где прохладно и уютно, где я могу обо всем серьезно поразмыслить, погружаясь в идейные искания разума, даже о милом ежике солнца, что тихо спит в кроватке ночи…

30 сентября 2004 года.