На пашне

Через неделю я оторвался от погони и ушел довольно далеко от места встречи с Призраком Сна. Теперь дикий пес ветра собирал стаю на востоке, и прохладными сентябрьскими вечерами я мог слышать этот ужасный вой, леденящий томатную кровь сводящей с ума тоской плача по Пустоте. За неделю я прошел путь от сна до Надежды и вполне горжусь своим поступком…
Убегая от разъяренного пса ветра, я спустился с холма. Ставшего пристанищем того парня, что подсказал мне путь, и очутился на пашне любви. И здесь увидел я, вдыхая запах паранойи и безнадежности, миллионы людей, придавленных ядовитой резиной колес любви, глядящих на меня в исступлении холодного отчаяния вечной чуждости и боли. Большинство из них было живо, но лишено настоящей жизни, их глаза были полны свинца слез, застывшего в их разбитых и растоптанных сердцах хрусталя сорок пятого размера, таких огромных лишь для того, чтоб любить.
Среди этого живого могильника увидел я окровавленное тоской сомнение, у которого во рту все еще дымилась сигарета, до краев наполненная галлюцинациями и смехом марихуаны. Череп сомнения дребезжал своей глупостью от смеха и подпрыгивал на камнях, напевая под пустоту носа мотив марсельезы. Я плюнул в его сторону смелостью и двинулся дальше между ровно разрыхленных лапами Механика грядок, переливающихся его потом и кровью…
Я, конечно, не видел самого Механика любви, исправно проверяющего на прочность свои колеса, но у виселицы Брака в пашню была крепко посажена изгородь Гордости и Высокомерия, окружающая дымящую от любви мастерскую. Механик был всегда очень занят и поэтому все время проводил в Мастерской, где и спал на настенных часах. Оттого заржавевшая кукушка постоянно торопилась и преждевременно будила Механика любви, не давая ему хорошо выспаться. Хозяин был рассеянный и вместо того, чтобы делать людей счастливыми, разбивал своим молоточком юные и не очень сердца. И можно сказать, что он был глуп, будучи мастером своего дела, не догадываясь заменить старую кукушку и соорудить себе какую-нибудь постель. Но он был пожилой джентльмен, которому удавалось только создавать новые колеса любви, безжалостно давящие всех без разбора.
Старик был слеп и глуховат немного. Выходя на пашню, он разрыхлял землю, сажая в нее ростки любви, и улыбался, замечая что-то на грядках. Ему казалось, что это благоухают цветы своим дивным ароматом и красотой, глядя на жертв колес, а их крики представлялись ему пением райских птичек.
И по вине этого добродушного, но старого и глупого Механика и, отчасти, фермера, страдали миллионы.
Старик был глуп…
Южный пес догонял меня печалью сиренево-косматой шерсти и лаем остывшего неба, эволюционируя в оскаленную пасть злобы. Я убегал от него по распаханным грядкам, цепляясь ногами за любовные ростки и вырывая их с корнем.
Дождь начинал свою тихую симфонию, орошая землю слезами забытых песен, в то время, как Смерть и Стражник Темницы Одиночества и Раскаяния собирали выращенный урожай своими сухими руками. Плоды любви поспели и налились кровью. Узенькими вереницами души уходили с пашни вслед за работящими сборщиками, оставляя за собой тропы опустошения и грязи…
Я падал в грязь, но тут же поднимался, замечая, что воздух легче грязи. Я бежал, глотая губами стаканы дождя, чтобы почувствовать вкус жизни. Капли баклажаново-сиреневых туч не давали ничего нового, кроме нарастающего в погоне лая пса ветра, догоняющего мои волосы.
Пашням не было конца, они простирались далеко за горизонт, исчезая в тумане обреченности. Мастерская Механика любви таяла в пелене осеннего дождя, становясь холодным призраком остывших полей, но работа внутри кипела, как обычно, и пожилой джентльмен проверял надежность своих колес. Стоило ему задремать, как кукушка сразу будила его, возвращая к необходимой работе.
Маленький неловкий карлик Страха бежал рядом со мной, в точности повторяя мои действия.
Симфония нарастала, подхватывая меня своими волнами жестокого упорства. В суматохе грома и молний пес ветра терял мои следы, врезаясь пастью в ограждение мастерской любви. Он хватал лапами грязь и бросал в дождь. Но я уплывал на ладонях перезвона осенних страданий вдоль засаженных грядок любви в густых шторах холодного дождя и его рыданий на север, прочь от хищных клыков пса ветра и его неудержимой ненависти, вплетенной в короткий, запачканный местью хвост…

26-27 сентября 2004 года.