В поисках Демиурга 1

Весёлое завиральное фэнтези для подростков и взрослых: первым - забавный сюжет, вторым - литературная игра...


1.

– Фантастика! – выдохнула Маша, остолбенело изучая совершенно невероятный для Подмосковья пейзаж.
Они стояли по щиколотку в прозрачнейшей бирюзовой океанской воде, мелкими волнами накатывавшей на белый песок, похожий на щедро рассыпанный сахар. Из этого песка, застывшего в длинные пологие дюны с синеватыми тенями, торчали высоченные деревья незнакомых пород, которые с непривычки можно было бы принять за пальмы – только память подсказывала, что таких пальм не бывает: виделось в них нечто неправильное: ветви росли почему-то кругами…
Небо над головой сияло густой и неистовой ляпис-лазурью. А за спиной до странности низко висело огромное, но притом ослепительно белое солнце.
– Ни фига себе!... – ошарашенно пробормотал Денис, протирая очки. – Это… как?
– Неважно! Здесь так здорово! – засмеялась от восторга Маша. – Скажи теперь, что чудес не бывает!

2.

Именно об этом они говорили, идя лесом к песчаному карьеру, в котором собирались искупаться, поскольку на месте добычи песка давно уже, на радость дачникам и деревенским жителям, находился огромный пруд с чистейшей водой.
Всё утро они провели над учебниками и тетрадями. Закончившая одиннадцатый класс Маша готовилась к госэкзаменам, а с математикой у нее, как у многих девчонок, всегда было неважно – вот и попросили второкурсника Дениса приехать по-родственному помочь, а заодно и немного отдохнуть на тёткиной даче. У Дениса в университете тоже была сессия, но следующим экзаменом стоял английский, а его за три дня не выучишь, – так что можно было и расслабиться. В прежние годы он тоже иногда приезжал в Коловратово, но обычно с родителями, и всё было не так, как теперь: длинные общие застолья, пьяноватые разговоры взрослых, футбол-волейбол с местными пацанами… На Машу Ярцеву он тогда особого внимания не обращал: ну, девчонка, ну, сестренка троюродная… О чем говорить-то?
На сей раз нашлось, о чем говорить. Они оба любили фантастику. Только Денису нравились книжки о космических путешествиях, и чтобы техника поподробнее описывалась, – а Маша обожала фэнтези с драконами, принцессами и чародеями. И вот, идучи по еле заметной во мху тропинке, они спорили о том, какой жанр дает больше пищи уму и воображению. «В космической фантастике никаких чудес, по сути, и нет, – уверял Денис, – это вроде прогноза, который сбывается где-то на сто процентов, где-то на семьдесят, а где-то на пятьдесят, – весь Жюль Верн уже сбылся, Азимов – отчасти, скоро дойдет очередь до Лема и Кларка»… Маша возражала, резко отмахиваясь веткой от злых июньских комаров, но как будто и от Дениса тоже: «Ой, не могу! Бред какой-то – они летают в иные миры на ржавых керосинках, а сами не додумались даже до элементарной сотовой связи! У твоих хваленых фантастов мозги как у мастодонтов – описывают какую-нибудь юпитерианскую станцию, а у них там вместо компьютеров – «ундервуды»! И залежи перфолент! Нет уж, лучше – про магов и рыцарей, там хоть всё натуральное, и чувства, и чудеса!» – «Да сколько тебе говорить, не бывает никаких чудес!»…
На этой Денисовой фразе перед ними вдруг возникло препятствие: едва заметную тропинку перегородил толстый ствол упавшей сосны. Видимо, дерево рухнуло совсем недавно, во время последней майской бури, когда в области объявляли штормовое предупреждение, и на даче Ярцевых молния угодила в старую грушу.
Они с Машей переглянулись. Обходить сосну было лень –тогда пришлось бы продираться через густой кустарник. Теперь понятно, почему по тропинке перестали ходить. Там, за стволом, следы человеческих ног вообще не просматривались. Старики и люди с детишками, шедшие на карьер, вероятно, просто поворачивали назад, благо, расстояние до нормальной дороги невелико. А грибникам в лесу пока делать нечего.
«Ну чё, перелезем?» – предложил Денис, подавая Маше руку. Они вдвоем забрались на сосну. Сели верхом на тёплый бронзовый ствол, вкусно пахший свежей смолой. Свесили ноги на другую сторону. Дружно оттолкнулись. И…
Очутились в ином мире.

3.

– Это, кажется, был портал, – уверенно заявила Маша.
– Какой… портал?
– Книжки надо читать! Магический.
– Да ну тебя…
Денис хотел было снова поиронизировать над ее девчоночьей верой во всякую колдовскую бредятину, но реальность, в которой они очутились, не позволяла отвергать никакие, даже самые идиотские, гипотезы.
Иной мир был абсолютно материален. Вода, заполнившая их кроссовки, была солёной, тёплой и кристально чистой. Водоросли и моллюски, просвечивавшие сквозь живую бирюзу чуть дальше от берега, ничем не напоминали растительность и живность из подмосковных прудов. Ветер, дувший в спину, обладал почти телесной упругостью – он властно и ласково гнал гостей на белый приветливый берег. Хватит, мол, стоять на пороге, проходите, будьте как дома… Про таких хозяев обычно говорят – мягко стелет, да жёстко спать.
– Слушай, надо попробовать вернуться назад, пока не поздно! – встревожился Денис, пытаясь нащупать в воздухе ствол, на котором они только что сидели, свесив ноги. Ему даже показалось, что он что-то такое почуял, но…
– Ой, давай немного побродим, тут как потрясно! – потянула его Маша вперёд.
– Дура! – ругнулся он. – Не соображаешь, во что мы вляпались? Это тебе не путевка в какой-нибудь Таиланд!
– Так тем лучше! – норовисто встряхнула она длинным хвостом своих светлых волос. – Уж сюда попадёт не всякий! Дениска, нам повезло – нас выбрали!!...
– А может быть – заманили?
Она слегка призадумалась. И решительно фыркнула:
– Выясним!

4.

Портал, конечно, отыскать уже не удалось.
Как объяснила начитавшаяся фэнтези Маша, подобные сооружения, как правило, не отличаются долговечностью, поскольку на их сооружение уходит слишком много энергии. «Порталы обычно строят несколько сильных магов, образовав меж собою цепь, и потом на некоторое время они теряют все свои способности»…
Денис предпочитал поискать другие объяснения, хотя суть их оказывалась примерно той же. Некоторые вполне серьезные физики не отвергают существования параллельных миров, поскольку никто в точности не знает, что такое время и пространство. А если кто говорит, что знает, смело киньте в него камнем – он шарлатан. Видимо, есть, условно говоря, точки, где при определенных условиях пересекаются разные пространства и времена, или одно может перейти в другое. Более или менее доказано это лишь в теории, экспериментально – в какой-то мере в квантовой физике, но, по крайней мере, никакой магии тут нет, одна наука. А то, что портал исчезает – ну, кто не видел радугу? Она же не висит в небе часами. Изменяются условия преломления световых волн – радуга тускнеет и исчезает… То же самое – звук и его резонанс, или след самолёта в небе. Вещь совершенно реальная, и обладающая собственной турбулентностью, однако – поди, поймай!
Отсюда следовало три вывода.
Первый: возможно, в прежний мир не удастся вернуться никогда. Или удастся так же случайно, как угодили в этот. Надеяться на счастливый случай можно, рассчитывать – ни в коем разе.
Второй: впадать в панику – последнее дело. Тогда уж точно шансы на выживание – минимальные.
Третий: если не рассчитывать на скорое возвращение, но и не поддаваться отчаянию, остаётся одно: выбрать наиболее разумную линию поведения.
«А что ты считаешь разумной линией поведения?» – спросила посерьёзневшая Маша, когда Денис, суша снятые кроссовки на горячем белом песке, изложил ей три только что обдуманных тезиса.
Как это – что? Разве не очевидно?
Попытаться понять, где мы. Что это за мир и каковы его свойства.
Трезво прикинуть, каковы наши ресурсы. Или, короче, что мы имеем на первое время, чтобы уцелеть до того, как поймём, где мы.
И, наконец, выработать план действий на самое ближайшее время.
«Ага», – покорно кивнула Маша, как будто почувствовав себя маленькой девочкой, находящейся под защитой мудрого и опытного взрослого брата. – «Ладно, так и сделаем. Только… давай сперва искупаемся, а?»…

5.

Денису и самому безумно хотелось хоть раз окунуться в эти тёплые мелкие волны. Хорошо толстосумам морщить нос при упоминании популярных тропических курортов, но Денис никогда там не был. Впрочем, как и Маша, хоть семья Ярцевых была чуть-чуть побогаче, чем семья Орловых: Машин папа вовремя занялся мелким бизнесом. В олигархи не выбился, но из киоска видеопроката у него со временем вырос солидный бизнес: телефоны, компьютеры, студия звукозаписи... Машу возили в Турцию и Египет, а Денис только несколько раз был в Крыму. На Черном и на Азовском море. Не океан, конечно…
Сбросив шорты и майки, они полезли в воду – собственно, для этого ведь и шли на карьер.
Плескаться на мелководье, где они вошли в этот мир, было неинтересно. Соблюдая необходимую осторожность, они постепенно отдалялись от берега. Дно плавно опускалось вниз, вода оставалась прозрачной, на песке под ногами не было видно ни кораллов, ни морских ежей, ни каких-нибудь хищных актиний…
Ух! Поплыли! Кайф-то какой!
Маша закрыла глаза и застонала от восторга, растянувшись на плавно колыхающихся невысоких волнах.
Денис нырнул, на всякий случай оставив глаза широко открытыми, хоть вода была куда солёнее черноморской.
И явственно увидел, как чуть дальше, на глубине, мелькнуло огромное, как субмарина, темное и длинное тело…
«Машка, к берегу!» – рявкнул, вынырнув, он и, ничего не объясняя, быстро потащил опешившую девчонку на безопасную, – как ему думалось, – отмель.
Встав на ноги, они поспешно пошлёпали туда, где нелепо высвечивались на солнце пёстрые лоскуты одежды.
Добежав, оглянулись.
Там, где они только что плавали, явственно мелькнул острый длинный хребет.
– Это… что? – в первый раз испугалась Маша. – Акула?...
– Хуже. Ихтиозавр, – хладнокровно ответил Денис.
Итак, возвращаемся к пункту первому.
Кое-что прояснилось.
Мы на земле. И, возможно, действительно в Подмосковье. Но только – в иную эпоху.
Это, кажется, Мезозой.

6.

– О! Парк Юрского периода! – округлились Машины голубые глаза.
– Ага. Именно так. Юрский период Мезозойской эры. И нас, как киношных героев, ожидает множество интересных встреч. «Плутонию» Обручева в детстве не читала? Нет? Зря. Советская классика. Сюжетец – туфта, конечно, но доисторическая флора и фауна там описана вполне компетентно. До сих пор кое-что помню.
Денис, произнося эту речь, время от времени поглядывал по сторонам, словно бы ожидая увидеть там стадо пасущихся диплодоков.
Как ни странно, обнаружение хоть какой-то зацепки во времени немного его успокоило. Ведь в средних широтах в эру Мезозоя действительно росли леса из хвощей и папоротников, плескались тёплые моря и бродили разные звероящеры. Следовательно, сдвиг произошел только во времени, а не в пространстве. Чем это лучше двойного сдвига, Денис не знал, но хотя бы одним неизвестным стало меньше.
– Послушай, – вдруг вскрикнула Маша. – Значит, мы – не первые!!
– Что?...
– Не первые угодили в этот портал!
– С чего ты взяла?
– А как же мифы и сказки про драконов? Если верить ученым, первобытный человек никак не мог с ними встретиться – когда появился гомо сапиенс, те уже вымерли! Понимаешь?! Сюда попадали вполне разумные и даже очень грамотные люди, которые смогли вернуться и всё описать!
– Чушь какая-то…
– Да? А как иначе ты объяснишь, что классификация драконов совпадает с классификацией динозавров?
– Ты еще Змея Горыныча вспомни…
– Может, он был мутант! Рождаются же телята с двумя головами и всякие сиамские близнецы!
Денис засмеялся. Однако не стал возражать. Если ей нравится называть динозавров драконами – пусть называет, разница в самом деле невелика. Только лучше от них держаться подальше.
Однако некое здравое зерно в ее рассуждениях есть.
Если сюда попали мы, то могли попасть и другие.
Интересно, кто?
Лохи из дачников вроде нас нам не страшны. Вместе было бы даже веселее. Зажили бы племенем, как в передаче «Последний герой». Только жрать бы друг друга не стали: это самый неэффективный из методов выживания.
А вот если сюда угодили типы с дурными наклонностями, надо быть начеку.

7.

Значит, так.
С чем мы пришли в этот мир?
На каждом – майка и шорты. Кроссовки с носками. Бейсболки. Купальные костюмы. В рюкзаке – сухое бельишко на смену. Два полотенца. Старое байковое одеяло – на подстилку. Между слоями одеяла – учебник математики. В целлофановом пакете – термос с чаем и литровая бутылка минералки. Два пластмассовых стаканчика. Два апельсина (до урожая яблок еще далеко). Четыре бутерброда с сыром. Два варёных яйца. Плитка шоколада. Пакет с печеньем… А мы еще отбивались от тёти Милы, пихавшей нам это «на дорожку»: что мы, дескать, ночевать там будем? «А проплаваетесь – знаете, как есть захочется!» – улыбалась она. Ох, спасибо!
Далее. В одном карманах рюкзака – мои личные вещички. Часы. Складной ножик с двумя лезвиями, шилом, штопором, открывалкой и даже ножницами. Очень кстати! Телефонная книжка с шариковой ручкой. Пачка бумажных платочков. Без платочков в Мезозое, конечно, не жизнь... Маленький моток скотча. Шесть пластинок пластыря. Упаковка таблеток от головной боли. Футляр для очков.
Чёрт! В кои-то веки пожалеешь, что не курящий! Ни зажигалки, ни спичек.
Зато есть сотовый.
Ну, и куда будем звонить? В МЧС? Господу Богу?
На всякий случай набрали номера обоих родителей.
Ничего.
Как и следовало ожидать.
Ладно, Машка, не вешай нос. Посмотрим, что в другом кармане.
О! Целый клад: расческа, пудреница с зеркальцем, спрей от комаров, крем для загара, резинка для волос, еще одна пачка бумажных платочков… Цивилизованные мы люди, однако… А вот это и впрямь очень ценно: иголка и нитка, замотанные в целлофанчик, щипчики и пилочка для ногтей. И… еще один сотовый? Надо же, я уж обрадовался, думал, вдруг зажигалка, маленький такой…
«Дай , еще раз попробую», – сказала Маша, раскрывая крохотный девичий мобильничек.
– «ПЕРЕЗВОНИТЕ ПОЗЖЕ», – вдруг откликнулся механический голос из трубки.
Они ошарашенно переглянулись.
Но больше сотовый не издавал ни звука.
Что же. Будем позванивать. Пока батарейки не сядут.



8.

Солнце медленно опускалось в море. Цвет его приобретал густую желтизну, переходящую в винный пурпур.
Они долго не могли решить, что безопаснее – искать укрытия на побережье или подальше от него. Ведь ночью из воды могли выползать какие-нибудь чудовища. С другой стороны, в лесу из хвощей и папоротников наверняка водилась весьма немирная живность.
Соорудив на всякий случай приметный знак из камней, ракушек и прочего подручного материала на том месте, где вышли на берег, хотя и не сильно надеясь на его сохранность, Маша с Денисом пошли вдоль дюн, то и дело проваливаясь по колено в песок. Они искали какой-нибудь холм, скалу или горку – на высоком месте можно было хотя бы вовремя заметить опасность.
– А еще хорошо, чтобы на этой горке что-то росло, или была бы пещера, – заметила Маша.
– Помечтай! – усмехнулся Денис. – Это только в книжках бывает. Выбрасывает героя на пустынный берег – а там ему и стол, и дом…
Как ни странно, нечто похожее все же нашлось. Одна из дюн, слегка отдаленных от моря, завершалась известняковой скалой с небольшим гротом, обращенным в сторону суши – то есть к северу. Видимо, оттуда иногда дули сильные ветры. Но сейчас было тихо. Сторона, смотревшая на море, была довольно крутой, и вряд ли какая-нибудь доисторическая тварь решила бы заняться скалолазанием из спортивного интереса.
– Хорошо, что здесь тепло, – вымученно улыбнулась Маша, усаживаясь на пористый известняк.
– Да. Костер мы всё равно зажечь не могли бы.
– Но… древние ведь как-то добывали огонь?
– Трением. Ты пробовала?
– Ага. В детстве.
– Ну, и как?
– Никак. Видно, руки не оттуда растут. Наверное, тут надо немного владеть огненной магией. Они ведь, скорее всего, заклинания знали.
– Не унывай, Машк. Мы попробуем другой способ. Более передовой. И вполне научный.
– Какой?
– Ты забыла, что я очкарик? И часы у меня есть. Фокусировка луча – мощная вещь! Доказано стариком Архимедом. Завтра сделаем. Клочок бумажки, сухой папоротник… Кстати, надо продумать, как мы будем огонь поддерживать. Если вдруг дожди или туман – фига с два я чего разожгу. Даже с помощью заклинаний.
– Интересно, а глина тут есть? Слепить бы горшок. Или так: сплести из веточек, а обмазать глиной, и внутри хранить угли – это, кажется, в книжке про приключения доисторического мальчика было…
– Ну вот и попробуем. А сейчас давай по бутерброду – и спать.
– Денис…
И она расплакалась.
Маленькая девочка, потерявшаяся в чужом мире.
Он прикрыл ее плечи одеялом, обнял и прижал к себе.
Будучи мужчиной, он не имел права плакать.
«Спи, Машутка. Я буду на страже».


9.

Конечно, он тоже заснул: слишком устал. Но спал чутко, время от времени вздрагивая, приоткрывая глаза и озираясь. Почему-то ночью было почти светло, и от этого становилось еще более жутко. За порог пещеры выглядывать не хотелось. Издалека доносились страшноватые звуки – глухой низкий рёв, утробный вой, шум леса. Однако вокруг их убежища никто не сопел и не топал.
На рассвете, когда лежать на камне стало прохладно, Маша проснулась.
«Ой, где мы?», – растерянно спросила она и нехотя вспомнила обо всём, что случилось вчера: «Господи, прям не верится, что такое возможно»…
Они оба старались не думать о родителях, которые, наверное, с ума сходят, разыскивая их в лесу у карьера с помощью местной ничему не дивящейся милиции, хмурого пьяноватого лесника дяди Саши и отряда спасателей в красивой МЧСовской форме.
– Знаешь, Денис, а ведь в этих местах и раньше люди пропадали, – задумчиво проговорила Маша, расчёсывая свои длинные волосы.
– Как? Совсем?
– Ну да. Я теперь припоминаю, как баба Катя, из деревни, рассказывала. Она нам много лет молоко носит. Вы, говорила, девчонку-то в лесок одну не пускайте, там леший шалит. Наши – «ха, ха, ха», – знаем мы, дескать, этих леших. Ну, подумали, там парни местные безобразничают. А баба Катя: «Да нет, не то – люди совсем теряются. Лесок вроде маленький, а уйдут – не вернутся. Пугать, –говорит, – не хочу, давно такого не бывало, да только отчим мой так пропал, лет уж двадцать минуло – ни слуху ни духу, а у Медведевых, у которых дом трехэтажный, бабка по ягоды пошла – и канула. Кому ее убивать-грабить, коли у нее ничего, кроме корзинки, с собою не было?»...
– И давно та бабулька пропала?
– По слухам – лет десять назад. Потому мои не особенно забеспокоились. Мало ли! Старики, бывает, впадают в беспамятство и уходят из дома невесть куда. Не помнят ни имени, ни адреса. А меня одну никуда и не отпускали, но, сам понимаешь, уже по другим причинам. С тобою вот – да…
Денис осмысливал услышанное. Почему-то на ум пришло название деревни, возле которой был дачный поселок и лес: Коловратово. Странное какое-то слово.
– Маш. А откуда название – Коловратово?
– Да бог его знает. Может, помещик тут раньше жил такой? Помнишь, у Есенина есть песня про Евпатия Коловрата? Я понятия не имею, о чем это, ни разу не удосужилась прочитать, только название в оглавлении видела.
– А само слово тебе ни о чем не говорит? Напряги-ка свои гуманитарные мозги. Коловрат – может, это кол у ворот?
– Да нет, что ты! В славянских языках «коло» – круг, хоровод… Помнишь – колобок? Круглый хлебец…
Они с запоздалым прозрением уставились друг на друга.
Коловрат. Круговорот. Вот что это такое.
Воронка во времени.
Древние – знали.


10.

Выглянув из пещеры, они обнаружили, что ночью-таки был прилив, и, останься они на берегу, их бы заведомо смыло.
Между тем их скудные припасы ощутимо таяли. Бутерброды были съедены вчера. На завтрак пошли яйца – всё равно на жаре они бы скоро протухли. Чай в термосе почти остыл и приобрел противный привкус, но по полстакана каждому набралось.
– Маш, не хочу тебя сильно пугать, но пора браться за дело. Чтобы физически выжить, нам нужна пресная вода и какая-то пища. На печенье и двух апельсинах мы долго не протянем. Шоколадка пока пусть будет в заначке на самый черный день.
– Что ж, превратимся в первобытных людей! – с залихватским отчаянием встряхнула заплетенной косой Маша. – Как добыть огонь, мы теоретически знаем. Воду надо искать там, где пышная растительность. А пища… Займемся собирательством и охотой.
– Собирательством чего и охотой на кого? – усмехнулся Денис. – Будь мы в обычном лесу, сгодился бы мой походный опыт. А здесь я не знаю, какие растения можно есть. Охотиться же мне ни разу в жизни не доводилось. Разве что мальчишкой – на ящерок.
Кстати, почему бы и нет? Кажется, относительно небольшие ящеры были и в Мезозое. Не с брахиозавров же начинать, которые ростом с троллейбус.
– Ой, Дениска, смотри!! – взвизнула Маша.
Легки на помине. Из видневшегося в отдалении леса вышли четыре чудовища.
– Не бойся, они травоядные. И к тому же непроходимо тупые, – успокоил ее Денис. – Мозги у этих туш – чуть больше куриных. Потому, похоже, и вымерли. Если мы не будем нарочно дразнить их, они нас и не заметят. Будь мы членами большого племени, могли бы дружненько вырыть яму, пугнуть как следует, и ящер наш. Но вдвоем мы не справимся. Да и куда нам столько мяса? Пусть пока поживет!
Он говорил это, сам не веря, сможет ли он вообще убить живое существо и разделать кровоточащую плоть. Наверное, все-таки сможет, если голод станет невыносимым. Говорят, цивилизованность из человека выветривается на третьи сутки нечеловеческой жизни. Проверим!
– Так что будем делать? – спросила Маша.
Теперь, по негласно установившемуся между ними порядку, он был Вождем. Тем, кто принимает решения. А она – его верной помощницей и советчицей.
– Поищем добычу попроще. Во-первых, на берегу после прилива могли остаться моллюски. Вероятно, их можно есть. Причем даже сырыми. Устриц не пробовала?
– Ты чё?! Откуда?...
– Вот и попробуешь. Шампанского, правда, не обещаю.
– А… другое что-нибудь?
– В этом ресторане, Машук, не я шеф-повар. Если повезет, поймаем ящерицу. Они тут тоже должны водиться. Ростом с бультерьера. Реликтовые твари – дожили до нашего времени. Где-то в тропиках сохранились.
– Ага. Я даже знаю, как называются.
– Как?
– Крокодилы.
– Да ну тебя! Нет. Не так. Я забыл.
– Игуаны.
– Ну, может быть.
– Есть еще комодорские вараны.
– Сильна ты, мать!
– А я передачу «В мире животных» с пеленок смотрю.
– Вундеркинд! Один глаз – в экран, другой – в книжку Чуковского…
Не в меру развеселившись, они вдруг дружно загорланили: «Не ходите, дети, в Африку гулять!»…
Брахиозавры недоуменно повернули головы в их сторону.
– Туатары. Вот как назывались те ящерицы, – внезапно вспомнил Денис.


11.

Они в самом деле набрали на берегу пакет морских гребешков.
– Надо же, – удивилась Маша, – а я раньше думала, откуда в нашем карьере столько ракушек…
– Отсюда, из Мезозоя, – покровительственно усмехнулся Денис. – Уж это процесс совершенно естественный. Хвощи и папоротники в бору – тоже остатки доисторических джунглей.
– Ну да, вроде бы знаешь, а не помнишь, что откуда пошло – слишком всё привычно. Лес и лес, трава и трава…
– И воронка времени посреди затоптанной рощицы. Кстати, Маш, ты не помнишь, твоя баба Катя о других таких историях не рассказывала?
– Да… Только это не она говорила, а родители. Был еще случай – мальчик пропал. Малыш. Лет шести. Отошел в лесочек покакать.
– И давно?
– Давно! Это было, когда наш дачный поселок только начали строить. Лет… дай посчитать… да, тридцать тому назад. Дачу ту продали, я не знаю, что с ними стало. Мальчика жаль. Думали, маньяк утащил. Но следов – никаких. Меня в детстве этой историей очень напугали.
Денис думал.
Двадцать лет назад – деревенский дедок. Тридцать – шестилетний малыш. Десять – бабулька-ягодница. Теперь – мы. И неважно, пропадал ли кто-то до этого. Закономерность была налицо.
– Знаешь, Маш, похоже, твой портал или, по-другому, воронка времени, работает не всегда, а с определенной цикличностью. Все описанные случаи происходили не чаще, чем раз в десять лет. И все – летом. Не в июне ли?...
– Боже мой! – ахнула Маша. – Как я забыла! Великое солнцестояние!
Двадцать второе число.
В России эту дату не празднуют даже те, у кого на нее приходится день рождения.
Влипли.


12.

«Так значит… нам ждать… десять лет?»…
Губы Маши задрожали от слез.
Ждать? Чего? У моря погоды?
Денис не стал показывать ей человеческий череп, обнаруженный под корягой на берегу. Аккуратно присыпал песочком и отошел. Он разбирался в анатомии ровно настолько, чтобы понять, что это останки собрата по разуму, но определить, был ли покойный мужчиной или женщиной, он не мог. Что не ребенком – точно, череп был довольно большим.
– Маш. Послушай. Не ждать, а – жить. Теперь это – наш мир. И наша жизнь. Сидеть тут под пальмой… пардон, плауном… и десять лет тосковать по родной деревне – глупо. Либо сами скоро подохнем, либо нами кто-то позавтракает. Значит, надо осваивать здешнюю реальность.
– Но мы к ней никак не приспособлены!
– Кто-то, кажется, мечтал о тропических странах?
– Только без тиранозавров и саблезубых тигров!
– Тигров в Юрском периоде не было. Насчет тиранозавров точно не помню. И вообще, Машук, как известно, самый страшный хищник – человек.
– Я – не хищник!
– Но от шашлычка не откажешься?
– Прекрати!!...
– Я серьезно. Чем психовать, давай собирай сушняк для костра. А я начну чистить гребешков. Нанижем на щепку, зажарим. Сырыми, пожалуй, и я с непривычки побрезгую. Но придется учиться и этому.
Маша, всхлипывая, встала и принялась за работу.
Денису и самому хотелось заплакать.
Ему было всего девятнадцать лет, и мама все еще называла его «лапсиком».
Господи, мама, как же ты там?!...
В отчаянии он вставил лезвие ножа между крепкими створками и раскромсал свою первую жертву.
Дальше пошло уже по привычке.
На растопку костра пошла страница из учебника математики.
Учебник был толстый.
Но на десять лет его не хватило бы.


13.

Закусив шашлычок из морских гребешков парой долек апельсина и запив глотком воды, они немного приободрились. Впрочем, оба прекрасно понимали, что падать духом в этих условиях – равносильно самоубийству.
– Видишь ли, Маш, – рассуждал, растянувшись на горячем песке, Денис, – мы, конечно, физически намного слабей каких-нибудь неандертальцев или там кроманьонцев. Зато знаем гораздо больше.
– И к чему нам здесь наши знания? Вот так зубришь себе всякую муть, интегралы да функции, а попадаешь в иной мир и выясняешь, что это тут на фиг не нужно… Разве что костерок развести из всей нашей премудрости… Ну на кой черт нам в Мезозое формулы неорганической химии, система времен английских глаголов, история древней Руси или образ Анны Карениной?!...
– Посмотрим. Бесполезных знаний не бывает, как мы уже начали выяснять. Видишь, даже сведения из телевизора и ненаучной фантастики пригодились. А твоя филологическая и фольклорная эрудиция помогла нам понять темпоральную аномалию близ деревни Коловратово.
– А толку?...
– Знание, как известно – сила. По крайней мере мы знаем, что на этом месте нам в ближайшие десять лет ничего не светит. Отсчет времени мы вести умеем: батарейка у меня в часах свежая, как минимум на год хватит, а там перейдем на подручный календарь. Зарубки будем делать или узелочки вязать. Как древние инки. Огонь, когда нужно, добудем. Еду найдем. С одеждой хуже, но, если завалим крупняка, будет шкура. Гром и молния не внушат нам суеверного страха. Оружие у нас, правда, хилое, но, имея швейцарский нож, сообразим, как изготовить что-нибудь более внушительное. Хотя бы жердину остроконечную.
Он говорил так уверенно, что Маша вновь прониклась пионерской решимостью во что бы то ни было выжить в их немыслимой авантюре. Она по-хозяйски собрала недоеденных гребешков в целлофановый мешочек из-под бутербродов: «Долго хранить их нельзя, но часок-другой пролежат»…
– Всё! Привал завершен! – скомандовал Вождь. – Вперёд!
– Куда?...
– А как в сказке. Куда глаза глядят. Ать-два!
Он взвалил на плечи рюкзак и пошел, постепенно отдаляясь от берега.
– Погоди! – крикнула Маша и бросилась что-то искать в рюкзачном кармане.
– Что такое?
– Давай сфотографируем это место! У меня на сотовом есть цифровик!
– Зачем? Ты думаешь, за углом – фотолавочка? Напечатать снимки нам все равно не удастся, а батарейка долго не выдержит.
– Всё равно. Пусть будет.
Женская логика.
Ладно. Пусть.
Вот он, остановленный кадр: белый берег. Бирюзовый прибой. Вдалеке – змеиная головенка плезиозавра.
И дата: «22.06.2006».
В повторении чисел и впрямь сквозило нечто мистическое.

14.

Углубляться в лес они не решились. От чащи огромных стволов, густо переплетенных лианами, исходил слишком явственный запах опасности, уловимый на уровне прачеловеческого инстинкта. Разум же подсказывал, что такие влажные леса несомненно должны расти на болотистой почве, и с дачно-пляжной экипировкой соваться туда – безумие.
Продолжать путь вдоль берега тоже не было особого смысла. Всё те же дюны и редкие отдельные хвощи и плауны, которые они называли попросту пальмами. Кое-где эти «пальмы» были повалены – то ли какой риноцеропс испытывал силушку, то ли прилив подмыл корни, то ли буря побуйствовала…
Маша и Денис двинулись на северо-запад, понемногу отдаляясь от моря, но стараясь не входить в джунгли. Пару раз им попадались небольшие болотца, по берегам которых кишела разная, но, по счастью, не очень крупная, живность. Денису даже померешилось, будто мелькнула пресловутая ящерица туатара, однако толком ее разглядеть не удалось, не говоря о том, чтобы на нее поохотиться. Пить мутную зеленистую воду они тоже пока не решились, боясь подхватить заразу – а скипятить было не в чем. Впрочем, в бутылке еще оставалось чуть больше поллитра минералки. Тёплой, да, и не очень свежей, но все-таки привычной желудку. Они ее экономили. Когда сильно сох рот, жевали апельсинную корку. Тоже по чуть-чуть, ровно столько, чтобы выступила слюна.
К середине дня Маша начала выбиваться из сил. Денис не мог ее поддержать, поскольку пробивал тропу, проверяя прочность чавкающей почвы, раздвигая стебли гигантских растений и распугивая здешних обитателей – большинство из них он даже не видел, а только слышал шум и треск, сопровождавший их бегство сквозь заросли.
– Держись, старушка, как только выберемся из этой зелени, сделаем привал, – обещал он, когда она в очередной раз поскользнулась и упала коленкой в грязь.
– Я… ничего, – прохрипела она.
У него ёкнуло сердце. На какую-то долю секунду воображение показало ему весь ужас вполне возможной ситуации: а вдруг с Машей что-то случится – и он останется в доисторическом мире совсем один…
Или она – одна?...
Господи.
Неужели…
Неважно, как это следует называть. Но у него нет никого роднее, дороже и ближе Маши. И никогда не будет.
Даже если они вернутся в былую – нормальную – жизнь.

15.

Выбрались.
За последним болотцем почва поднималась вверх. Небольшой косогор увенчивался зубчатыми скалами. Там вполне можно было укрыться или даже переночевать.
– Ну, Машунь, еще одно маленькое усилие – и мы дома, – попытался пошутить Денис, сам едва державшийся на ногах. Рюкзак, казавшийся утром пустяковой поклажей, оттягивал плечи.
– Можно, я тут чуть-чуть посижу? – жалобно спросила Маша, опускаясь на каменистый склон в редких пучках жёсткой незнакомой травы.
– Хорошо. Я схожу на разведку, – сказал он, бросив рядом с нею рюкзак и на всякий случай взяв в руку нож.
Стараясь по возможности не шуметь и не выпрямляться в полный рост, Денис медленно полез вверх. Нельзя было исключать того, что убежище в скалах уже присмотрел себе другой жилец, куда более приспособленный к здешним обычаям.
Так и есть.
На солнышке, почти слившись цветом шкуры с бугристым камнем, грелась жирная ящерица.
Туатара, варан, игуана – не важно.
Добыча. Мясо.
Дениса она то ли не замечала, то ли не принимала всерьез.
Он понял, что у него есть шанс.
Вынул самое длинное лезвие.
И, высчитав про себя – «раз, два, три!» – упал всем телом на извивавшуюся рептилию, стараясь увернуться от ее укусов, не обращая внимания на отчаянно колотящий по ногам хвост и пытаясь всадить ей нож в горло.
 Подоспевшая Маша с отчаянным визгом бросилась в бой.
«Закрой глаза!!» – завопила она, и Денис инстинктивно послушался.
Пш-ш-ш! – струя репеллента ударила в морду ящерицы.
Улучив нужный миг, Денис сделал свое дело.
Рептилия пару раз дёрнулась и затихла.
Первый экзамен на звание охотника и мужчины он выдержал.
Его женщина была им горда.
Но прежде, чем разделать добычу, она опустилась перед ящерицей на колени и сказала магические слова:
«Прости нас, дитя земли. Мы забрали твою жизнь не ради смерти, а ради жизни. Мы благодарны тебе. Пребудь с миром».
Он кивнул.
Наверное, так будет правильнее.
Жизнь – ради жизни.

16.

Если бы у них в желудках сохранилось что-нибудь, кроме едкой желчи, их бы, конечно, вырвало, когда они разделывали теплую тушу рептилии. Но, раз уж они совершили убийство и придали ему ритуальный смысл, нужно было использовать всё, что жертва могла им дать. Шкуру – постараться снять аккуратно, дабы потом из нее что-нибудь сделать. Мясо отделить от костей. Кости тоже пустить в дело – из маленьких сделать шильца и иголки, более крупные и длинные постараться превратить потом в ножи или наконечники для каких-нибудь орудий…
Еще до начала всех этих операций они решили, что оставшуюся воду надо перелить в опустевший термос, а в бутылку набрать болотной водицы, какая ни есть. Так что, расправившись с туатарой (они условились называть ее этим именем), Денис и Маша смогли немного привести себя в порядок – хотя бы вымыть руки и освежить лицо перед тем, как заниматься стряпнёй. Голод к тому времени стал таким кусачим, что было не до брезгливости. Наломав болотного «тростника» и использовав для растопки следующие полстранички учебника, Денис по уже привычному методу вызвал линзой огонь, благо, солнце ярилось как в тропиках – а Маша тем временем насадила на самую длинную кость ломтики покромсанного мяса. Конечно, сверху оно подгорело, а снизу толком не прожарилось, но они съели первую порцию, даже не поперхнувшись, и Маша нанизала второй шампур, а потом и третий…
– Ну вот и обещанное барбекю, – пошутил Денис. – А то тётя Мила грозилась…
– Господи! – снова ужаснулась Маша. – Знала бы мама, где мы!
И, будто не понимая всей абсурдности своих действий, бросилась к рюкзаку, вытащила из кармана свой игрушечного вида мобильничек и начала яростно жать на кнопки.
Денис не мешал и не возражал. Пусть сама убедится в безсполезности всех трепыханий.
«АБОНЕНТ ВРЕМЕННО НЕДОСТУПЕН», – внезапно произнес металлический женский голос из трубки.
И вновь – ничего.
Ни гудков, ни шумов.

17.

– Ч… чт-то это?...
Машины губы тряслись от обиды и страха.
– Боги шутят, – хладнокровно заметил Денис.
Но невероятность случившегося заставила его призадуматься. Ибо он всегда предпочитал искать рациональные объяснения всяким странностям, считая, что необъяснимого нет, а есть лишь непознанное.
Факт: Машкин телефон дважды подавал голос, пусть даже транслируя технические тексты. Боги тут, видимо, были совершенно ни при чем. Но если версия насчет темпоральной спирали внутри одного и того же пространства верна, то, видимо, в определенных точках некоторые волны способны пробиться через все искривления.
– Дай-ка мой сотовый, – попросил он Машу.
Набрал номер московской квартиры. Молчание. Номер службы технической поддержки. Ничего. Номер тёти Милы. Опять ничего.
– Тут может быть лишь одно объяснение, – сказал, наконец, Денис. – Видимо, у вас тут новая трасляционная станция.
– Да, с этого лета, раньше плохо ловилось…
– Поэтому твои звонки иногда пробиваются.
– Но ведь сигнал должен идти сперва на Москву, а оттуда – сюда!
– Не знаю, как это выходит. Похоже, ваша местная вышка работает как мощный маяк. У нее же тут нет конкурентов. А в Москве передатчиков – целый лес. Заметь: твой телефон оживал у моря, где большая отражающая поверхность – и здесь, на пригорке, где нет помех для распространения волн. Впрочем, я в радиофизике мало смыслю.
– Может, напрасно мы удалились от берега?
– Один чёрт. Ведь связи-то по-настоящему нет. Другое дело, что в этом мире могут отыскаться какие-то «дыры». Вроде той, в какую мы провалились. И там, как знать, связь, возможно, появится. По крайней мере слабенький шанс, я думаю, остаётся. Давай сделаем так: я свой сотовый выключу, поберегу батарейки. А ты свой пока оставь включенным. Зарядка-то полная?
– Да. Вче… нет, позавчера на ночь ставила. В режиме ожидания он может работать полтора месяца. Если верить рекламе.
– Дивно. А теперь давай приберем тут и двинемся дальше.
– Куда?
– Это я хотел спросить у тебя. Ты лучше знаешь окрестности. Попробуй сообразить, примерно где мы.
– Не знаю, Денис. Мы плутали, плутали…
– Мы прошли не так уж много, если мерить по прямой. И двигались почти строго на северо-восток.
– Дай подумать… Возможно, мы в районе железнодорожной станции.
– А дальше?
– Бумага и ручка у нас есть?
Денис протянул ей свою записную книжку. Маша начала вспоминать, мелкими штришками рисуя проступавшую в памяти карту.
– Вот. За станцией – переезд и шоссе, ведущее в Углегорск. Это наш райцентр, там – всё, администрация, магазины, рынок, транслятор… Железка подходит к городу с другой стороны, где товарные склады. Там до революции уголь добывали.
– Немудрено. Леса из папоротников и кладбища динозавров –залежи ископаемых…
– Но какой нам прок? Ведь сейчас тут города нет. Папоротники – зелёные, динозавры – живёхонькие…
– Просто не худо бы сориентироваться. Город – есть. Здесь и сейчас. Но в другом измерении. Мы же заняты поиском «лаза».
– Портала.
– Неважно. Один наш маяк – транслятор. Может быть, если мы найдём то самое место, где он стоит, связь заработает. Но, поскольку искать придётся методом «тыка», надежд на это очень немного. Значит, надо попробовать обнаружить и другие, как ты выражаешься, «места силы».
– Какие?
– Не знаю. Припомни, не судачили ли ваши бабульки еще про какие-нибудь аномалии. За пределами Коловратова.
У обоих в голове одновременно мелькнуло название – «Курская магнитная аномалия»…
– Да! Было! – вскочила Маша. – Один заядлый грибник, дядя Толя, поехал за Углегорск – там леса погуще, чем наши… И он рассказывал, что еле выбрался – компас взбесился, а солнца, как на грех, на небе не было – день выпал дождливый…
– Разумеется, точных координат того места он не назвал, – усмехнулся Денис. – Всё это лишь косвенно подтверждает наши догадки, но не сулит особых надежд на успех.
– Есть еще кое-что, – вспомнила Маша. – Те леса, где дядя Толя блуждал – они за рекой. Она почти заросла, летом ее и не видно. Змеиха называется – гадюк, говорят, там много. Не знаю, я никогда в тех краях не была, только мимо по мосту проезжала. Но когда у нашей соседки дочка сильно болела, ей деревенские советовали съездить к бабке Акулине на Змеиху – дескать, та слывет ведьмой, но целительство знает, и деткам никогда не вредила…
– Опять ты за мистику?
– Реалист несчастный! Мне всё равно, ведьма, не ведьма – лишь бы вырваться отсюда! Ведьмы черпают силу – у самой земли! Потому что – ведают! Знают – где брать!
– Хорошо. Убедила. Пойдем в ту сторону, где должна протекать хвалёная Змеиха. Возможно, в доисторические времена речка была не слабей Амазонки. По крайней мере, пресная вода там найдется. А пока что давай наберём в бутылку ту, что есть тут в болоте.
Когда Денис вскарабкался с полной бутылкой противно мутной водицы на горку, все остатки их трапезы были прибраны. Мясо, кости и шкура спрятаны в отдельные пакеты. На плоском камне виднелись лишь склизкие внутренности, а поверх них – два скрещенных сломанных стебля и пучок жесткой, как щётка, травы.
«А это… кому?» – удивился Денис.
«Богам-покровителям», – на полном серьёзе ответила Маша.
И он опять не стал возражать.
Похоже, так было нужно.


18.

Они брели часа четыре, то перескакивая с камня на камень, то чавкая по грязи, то перелезая через стволы полусгнивших хвощей. Динозавры попадались не то что бы на каждом шагу, но раза два – издали, и один раз – почти нос к носу. Это был молодой игуанодон, похожий на крокодила, вставшего на пуанты. Выйдя прямо на него из очередных зарослей, Маша завизжала столь оглушительно, что звероящер с перепугу опорожнил желудок и ринулся прочь, вереща нечеловеческим тенором и круша на своем пути равнодушную флору.
– Ну, вы – прямо Фредди Меркьюри и Монтсеррат Кабалье! – фыркнул Денис, когда след игуанодона простыл.
– Юморист! Будто сам не перепугался! – обиженно возразила Маша.
– Было немного, – признался он.
– Так уж немного? – прищурилась она.
– Игуанодоны – не хищники. Если верить палеонтологам.
– А откуда им знать?
– По зубкам, детка. У хищников зубки иначе устроены. Хищники раздирают добычу, у них зубки острые. Травоядные – перетирают, у них – плоские и широкие. А мы с тобой – универсалы. И травку можем, и ящерку, и даже… друг друга.
– Да ну тебя!
– Нет, Машук, хорошо в самом деле, что дикарей в Мезозое быть не должно. Иначе мы стали бы легкой добычей. Гуляем себе такие беленькие, свеженькие, пока что не очень тощие… А на нас из кустов – племя: бац, бац, хвать, хвать – улю-лю!
Денис ёрничал и острил изо всех сил, стараясь не выдать собственной паники. Ибо вовсе не был уверен в том, что им встретился именно игуанодон. Зато был точно уверен в том, что лишь по счастливой случайности они пока еще не натолкнулись на какого-нибудь кровожадного хищника.


19.

Путь, который в реальной подмосковной местности уложился бы часика в два, отнял у них здесь все силы и почти всю светлую часть длинного июньского дня.
Но все-таки к вечеру они выбрались из болотистого полулеса к реке.
Змеиха была, конечно, неузнаваема. Спутать ее с Амазонкой вряд ли было бы можно, но соперничать с какой-нибудь Темзой или Окой она вполне бы могла. Полноводная, целеустремленно-неторопливая, она несла свои воды на юг, совершая поворот заметно восточнее того места, где начали свое странствие Маша с Денисом. В принципе они могли бы оказаться в дельте реки, если бы пошли берегом моря в другую сторону – но кто же знал!
– Красота! – восхитилась Маша, едва ли не на четвереньках выползя из прибрежных зарослей на золотистый песок.
– М-да, впечатляет, – согласился, рухнув рядом, Денис. – Редкая птица, как говорится, долетит до середины…
– Ой, смотри, вправду – птицы! – вскрикнула Маша, показывая на черные силуэты в яркорозовом закатном небе.
– Не птицы. Птиц еще нет, – поправил Денис. – Это птерозавры. Не знаю, какие именно. Явно не птеродактили – те совсем маленькие, с голубя или скворца. Крылатых рептилий тоже ведь было много, я тут не спец. Но, кажется, эти – не самые крупные, так что можем их не сильно бояться.
– Денис, – застенчиво улыбнулась Маша. – Я бы ополоснулась, а?...
– Нелишне. Но только по-быстрому, – согласился он. – И по очереди. Один принимает ванну, другой – отгоняет тиранозавров.
– Типун тебе на язык!
– Давай, давай, не тяни время, у нас его мало…
Купание, даже наспех, не только помогло смыть болотную грязь, пот и усталость, но и прибавило им душевных сил. Появилось даже безумное ощущение естественности происходящего – ну, чем не вылазка тёплым вечером на речной бережок где-нибудь под Коломной? Искупавшись, разложить костерок…
Стоп. Костерка никакого не будет. Солнце почти уже село, и линзой ничего тут не сделаешь. А соорудить переносную жаровню они так и не сподобились.
И бог с ней. Климат тёплый, еда пока есть, воды – хоть топись.
День второй, считай, прожили.
Он нисколько не удивился, когда Маша после ужина вознесла благодарность реке, величая ее Великой Змеихой и прося у нее приюта и доброй защиты на ближайшую ночь.

20.

Ночь выдалась беспокойной. Они снова решили спать по очереди: сначала часа четыре – Маша, потом – Денис, потом опять – Маша. Не привыкшая к таким физическим нагрузкам Маша побрызгалась спреем от кровососов, закуталась в одеяло, свернулась калачиком и мгновенно уснула. А Денис изнывал от тревоги и страха, вслушиваясь в странные звуки, доносившиеся из береговых зарослей. Там кто-то топотал, вскрикивал, урчал и, возможно, дрался. Возможно, хищники терзали добычу. «Ничего, – утешал себя Денис, – если они заняты делёжкой туши, до нас они вряд ли доберутся».
Через некоторое время нажравшиеся звероящеры потянулись на водопой. К счастью, их тропа проходила чуть правее, и Денис смутно видел лишь чьи-то длинные тела, копошившиеся на плёсе. Сходить и посмотреть, кто это, не было ни малейшего желания.
Взошла огромная ярко-красная луна. Она была не совсем полной, что усиливало ощущение фантасмагории. Как будто кто-то отпилил тупым ножом кусок и схарчил.
На плёсе продолжалась бурная ночная жизнь доисторической элиты. Плелись интриги, развивались пылкие романы, вспыхивали короткие дуэли.
Этот мир совершенно не нуждался в человеке.
Природе было хорошо и без царя.
От этой мысли Денису стало совсем неуютно.

21.

Он разбудил Машу гораздо позже, чем они договаривались. Когда начало светать, звероящеры снова удалились в заросли, и Денис вздохнул с некоторым облегчением. По крайней мере, Машке не будет так страшно.
«Ты… чё?» – недоуменно бормотнула она спросони и застонала как от зубной боли, вспомнив, «чё» это «он».
Уступив Денису нагретое одеяло и укутав голые руки и ноги двумя полотенцами, она уселась нести вахту.
Ему показалось, что он даже заснуть не успел, когда Маша вдруг затеребила его, возбужденно шипя: «Денис! Просыпайся скорее! Смотри, что там!»…
Он по-собачьи встряхнулся и протер глаза, в которые будто песку насыпали.
Дрожащий Машин палец был уставлен на противоположный берег Змеихи.
Там сквозь утренний нежный туман явственно пробивался мирный сизый дымок.
Денис присвистнул.
Такого быть не могло.
Костёр – в Мезозое?!...


22.

– Братья по разуму, – констатировал, оклемавшись, Денис. – Динозавры чаю не пьют и добычу не жарят.
– Кто… там может быть? – по-прежнему шепотом спросила Маша.
– Да хрен его знает. Заблудшие дедка с бабкой – вряд ли, слишком много лет прошло. Пацаненок… трудно сказать, но вряд ли шестилетка тут выжил. Если да – он теперь солидный дядище. Но могли быть другие, о ком мы не знаем. Или твоя хваленая ведьма, как бишь ее…
– Акулина.
– Вот-вот. Силёнки подпитывает.
– Денис, что будем делать?...
– Я заведомо знаю, чего мы делать точно не будем. А именно: орать, бегая по берегу и размахивая полотенцами: «Люди-и! Ау-у!»… Лучше соблюдать осторожность. Мы их засекли, они нас – пока нет. Надо выяснить, кто там и чего от них можно ждать.
– Но как? Когда туман рассеется, мы в лучшем случае увидим, сколько их.
– И то хорошо. В экстремальных условиях один человек, скорее всего, одичает или сбрендит, а группа – превратится в хищную стаю.
– А… мы?
– Мы – не группа. Мы – пара. Это немного другая модель отношений.
Маша вдруг покраснела. Хотя до этого между ними не было даже намека на какой-либо флирт. Приятельство, шуточки, все-таки – брат и сестра, пусть троюродные…
– Я боюсь за тебя, – сказал он серьёзно.
Любой матёрый самец увидит в ней молодую здоровую самку.
Красивую, между прочим.
Но более – ничего.
Хоть бы там и впрямь оказалась лишь старая ведьма!


23.

– Послушай, Денис, но ведь этот.. или эти… неведомо кто не могут попасть к нам сюда, как и мы к ним.
– Почему?
– Мостов-то здесь нет.
– Образцовые путешественники в таких случаях валили деревья и сооружали плоты.
– Смеёшься? Чем будем валить? Этим ножичком?
– Ну, техническое решение отыскать, наверное, можно. Если там не какой-нибудь робинзонистый бомж, а хотя бы несколько человек, у них было время скумекать. Подпалить, скажем, корни.
– А скреплять брёвна чем?
– Лианами какими-нибудь.
– А спускать их на воду?
– Использовать подневольный труд бронтозавров.
– Кончай издеваться!!...
– Не знаю, я, Маш! Чтобы переправиться через речку, достаточно и одного бревна – сел верхом, оттолкнулся шестом, и – вперёд!
 – У нас этого бревна пока еще нет.
– А у них, может, есть. В том-то и дело. Дошло?... Или ты всё-таки хочешь пригласить их на завтрак?
При мысли о завтраке спор сам собою утих.
Посовещавшись, они решили, не разводя огня, доесть остатки вчерашнего рептильного мяса, закусив его долькой апельсина и парой печенюшек.
Другую еду предстояло добывать, как и прежде, путем охоты и собирательства.


24.

Доисторический Эдем продолжал посылать своим поселенцам мелкие радости.
Один из видов местного тростника оказался съедобным – его можно было жевать, наполняя рот сладким соком и постепенно выплёвывая волокнистую мякоть. В прибрежном песке обнаружились яйца мелких динозавриков, которые то и дело порскали из-под ног – смешные, вроде тушканчиков. Название этих тварёшек ни Маша, ни Денис вспомнить не могли. Охотиться на них было невозможно – слишком прыткие, да и очень уж симпатичные. Зато Денис сумел выследить и убить очередную ящерицу – не такую крупную, как вчерашняя, всего лишь с человеческий локоть длиной. Возможно, это был глупый неосторожный детёныш.
К обеду они все-таки развели костёр, но подальше от того места, где ночевали, и не на самом берегу.
Маша по уже сложившемуся между ними обычаю вознесла велеречивую благодарность духам этого мира за ниспосланное угощение и сервировала экзотический стол – запечённые яйца и зажаренную рептилию – как вдруг заросли высоченных трав зашуршали…
Едва не подавившись, Денис схватил Машу за руку и оттащил от расстеленного одеяла, на котором лежали все их пожитки.
«Гха-гха-гха-гха!» – раздался вслед за треском ломаемых стеблей басовитый смех или кашель.

25.

И через пару мгновений на одеяло вывалился Бармалей.
Ну, или Карабас-Барабас.
Ибо явившийся к ним на пикник персонаж больше всего походил на разбойника из детской сказки. Высокий, плотный, заросший седовато-черными космами, с бородой до пояса, с длинными зеленовато-черными ногтями, с кирпичным от загара лицом и телом, фиолетовыми губами, одетый в набедренную повязку из шкур, с сучковатой дубиной в руке…
– Ой! – только и пискнула Маша.
– Гр-ры-ы!! – зарычал пришелец, не обращая на них внимания и жадно набросившись на аккуратно разложенные на бумажных платочках яйца и куски ароматно пахнувшего мяса.
Яйца он жрал прямо со скорлупой, перемежая их мясом. К счастью, пакет с печеньем еще лежал в рюкзаке. Денис осторожно потянул рюкзак за лямки к себе и сумел спасти эту часть их имущества. Попутно он вытащил спрятанный было нож и выдал Маше ее коронное оружие – баллон с репеллентом. В другой руке у нее была судорожно зажата половинка недоеденного апельсина.
«Кидай ему апельсин!» – тихо скомандовал Денис.
Не задавая вопросов, Маша кинула.
Пришелец, покончив с мясом и яйцами, недоуменно уставился на странный оранжевый плод. Он источал дразнящий запах. Отбросив дубину, дикарь опустился на четвереньки и потянулся за лакомством.
«Брызгай!» – приказал Денис.
Маша пшикнула струёй репеллента в глаза незваному гостю. В это время Денис одним рывком схватил его дубину и изо всей силы обрушил ему на голову.
Бармалей завалился навзничь, изумленно закатив глаза в небо.
Глаза у него были синие.

26.

– Зачем ты его… убил? – дрожа от слез, спросила Маша.
– Посмотрим. Может, и не убил, – хмуро отозвался Денис.
Ему было жутко не по себе. Он никогда еще не поднимал руку на себе подобного с душегубскими целями.
– Подумаешь, съел наш обед… Он же голодный был, – продолжала причитать уже рыдавшая Маша.
– А если бы он потом попёр на тебя?! – взъярился Денис.
– Нас же двое! Нельзя так! Нечестно!
– Вытри сопли! – рявкнул Денис. – И пойми: в этом мире кто сильней – тот и прав!
– Кто подлей, ты хочешь сказать!
Он прочел в ее глазах почти ненависть.
Обида спазмом сдавила ему горло:
– Я же… дура ты набитая… я же… ради тебя… Он был дик и опасен…
– Всё равно. Он был – человек! Господи!... Третий день – и мы… озверели… Господи, прости нас!...
Тут Денис и сам ужаснулся. Он, хороший домашний мальчик из интеллигентной московской семьи, студент-отличник, над которым бывалые однокурсники даже подтрунивали за его старомодные понятия – он взял и убил человека!
А может быть… не убил?


27.

– Денис, Денис, погляди, он, кажется, дышит! – истерически заверещала Маша, склонившись над телом пришельца.
Он опустился на колени, взял ручищу дикого мужика. Да, пульс прощупывался. Наверное, обошлось сотрясением мозга. Слава те, господи…
– Он в обмороке, – заметил Денис. – При сотрясении это обычное дело. Но вскоре очнётся. И начнет куролесить. Давай-ка свяжем его.
– И бросим?!...
– С ума сошла? Я что, так похож на садиста?.. Подкормим. Подлечим. Попробуем установить контакт. Все-таки – гомо сапиенс. Пусть одичавший.
– Свяжем? А чем? Полотенцами?
– Жалко. Их рвать придется. А других у нас нет. Давай сюда скотч – то, что надо!
Кто бы знал, что моток обычного скотча сослужит такую службу! Его хватило на то, чтобы примотать друг к другу сперва ручищи, потом ножищи. Для надежности тело закрутили в одеяло, завязав узлы под подбородком и в районе щиколоток.
– Всё. Пока он продрыхнется, давай все же покушаем, – примирительно предложил Денис.
Сырые яйца еще оставались: они их набрали с запасом.
Они снова запалили костёр, с опаской поглядывая на болотные заросли.
Но больше никто к ним на огонек не явился.


28.

Бармалей, – так они его меж собою прозвали, – спал долго.
Денис даже склонялся к тому, что его следует развязать и тихонько уйти. Но высказать эту мысль щепетильной Маше он не решался. В конце концов, Машу делала Машей именно ее честность и доброта – качества, которых в этом мире явно ни у кого больше не было. Все ее совершенно непрактичные поступки вроде благодарственных и покаянных молитв духам здешних земель имели какой-то высший смысл, пока еще не доступный пониманию Дениса, но ощущаемый им как вполне серьёзный и правильный.
– Слушай, – сказала задумчиво Маша, ковыряя тростинкой в зубах. – А ведь это мог быть тот самый потерявшийся мальчик.
– Да, возможно, – согласился Денис. – Этому… Бармалею… вполне может быть тридцать шесть… То, что много седых волос – естественно, тут и мы с тобой, если так и дальше пойдет, поседеем…
– Он помнит, что такое одежда. Знает, что такое оружие. И…
Машкины голубые озёра-глаза до краёв наполнились слезами:
– Дениска… Он же маленький был, когда потерялся… Он помнит запах апельсина!… Тогда, тридцать лет назад, это было редкое лакомство, мне мама рассказывала… Это сейчас – в любое время года в любом ларьке, даже в деревенском, а тогда – только в Москве, на Новый год, по штучке-другой на ребёнка… Родители в очередях стояли, не всем доставалось… Корки не выбрасывали, из них варенье варили…
– Ага, у меня тоже запах мандаринов всегда ассоциируется в Новым годом…
– С мандаринами было проще, они же у нас на Кавказе растут, а апельсины – из тропиков! Бабушка, когда жива была, семечки проращивала…
От внезапно пришедшей в голову мысли Маша перестала плакать.
– Слушай, Денис, если мы тут застрянем – попробуем посадить апельсиновый сад, – предложила она. – Я косточки сохранила. И те, что останутся, сохраним. Как ты думаешь, вырастет? Климат вроде подходит.
Перед глазами Дениса проплыла идиллическая картинка: уютная хижина из стволов древовидных хвощей, окруженная частоколом из трехметрового тростника. Загон для выпаса одомашненных динозавров. Гнездящиеся под застрехой птеродактили. И они, Денис и Маша, рвущие золотые плоды в собственной апельсиновой роще… Ну, Адам и Ева, как пить дать…
А куда, скажите, девать Бармалея?...


29.

Денис сам не заметил, как задремал. Сказалась почти бессонная ночь и переполненный приключениями день.
Когда он проснулся, он увидел, как Маша, сидя на корточках, заботливо поила из пластиковой бутылки завернутого в одеяло детину, придерживая другой рукой его страшную косматую голову.
– Осторожнее! – цыкнул он, опасаясь какой-нибудь неожиданной выходки пленника.
– Я дала ему таблетку от головы, – деловито и спокойно сообщила Маша. – И повязку влажную наложила. Там у него гематома изрядная.
«Тоже мне, мать Тереза», – буркнул про себя Денис.
Застонав, детина замотал шевелюрой.
– Хватит, да? – улыбнулась Маша и бережно опустила его голову на охапку травы, служившую вместо подушки. – Лежи, отдыхай…
Как ни странно, пленник не буйствовал. А изумленно разглядывал Машу и Денису. Глаза у него и впрямь были почти детские: в них не светилось ни коварства, ни злобы, ни особенно сложных мыслей.
– Надо бы выяснить, как его зовут, – обратилась Маша к Денису. – А то как-то неловко называть человека Бармалеем.
– Ну, спроси, может, скажет, – ухмыльнулся Денис.
– Дурак ты, – сокрушенно покачала головой Маша. – Сказать он ничего не может. Но есть ведь другой метод.
– Какой? Позвонить в милицию и запросить список пропавших без вести за последние лет тридцать-сорок?
– Не ёрничай. Мы прошлой зимой у нас на Преображенке нашли на улице собаку. Она сидела и плакала. Потерялась. Знаешь, на Новый год все петарды пускают, а собаки пугаются и убегают сами не знают, куда. Пёс был симпатичный, ухоженный, явно не брошенный. Но, как назло, без ошейника. Хотя там мог быть и телефон хозяина. Так знаешь, что папа придумал? Мы начали перебирать все известные нам собачьи имена. Вообрази, на какое он отозвался!
– Какое?
– Баксик! Наверное, его когда-то купили за доллар – метис он, таких отдают, лишь бы взяли…
– И что потом?
– Нашли хозяйку. Я сама клеила по району объявления, что обнаружен пёс Баксик. С такими-то приметами. На другой же день прибежала бабулька. Уж как она его обнимала-тетешкала!
– Хэппи-энд, все рыдают…
Произнеся эту фразочку, Денис еще раз взглянул на лежащего Бармалея. Тот явно пытался вслушиваться в их речи, хотя вряд ли что понимал.


30.

– Ладно, давай попробуем. Во здравие раба божия… Начинай! – предложил он Маше.
– Денис!
– Что?
– Денис – имя такое, – пояснила, смутившись она.
Значит, это первое, что пришло ей на ум?... Ему стало приятно и радостно, и даже непутевый детина не внушал прежних досадливых чувств. Однако на имя «Денис» никакой реакции не последовало.
– Иван! – продолжил Денис.
– Надо сразу со всеми уменьшительными, – предложила Маша. – Ведь ребенка редко зовут полным именем. Ваня, Ванечка, Ванчик…
Ни малейшего шевеления.
– Пётр, Петечка, Петька, Петруша, – вступил Денис, вспомнив сакраментальное «Иванов, Петров, Сидоров».
– Послушай, а какие имена тогда были в моде? – спросила Маша. – Ведь не те, что сейчас? Вани, кажется, относительно недавно пошли… Тогда Юр, кажется, было много, в честь Гагарина… Юра, Юрочка… Нет, молчит… Женя, Женька… Паша, Павлик, Павлуша…
– Этак мы до темноты не закончим. Вразброс – неэффективно. Лучше двигаться по алфавиту, систематически, – предложил Денис.
– Александр. Алик. Саша. Шура. Санёк…
– Алексей. Алёша.
– Антон. Антоша.
– Акакий Акакиевич!
– Да ну тебя, Денис, давай серьёзно!
– А что, у грузин до сих пор в ходу и Акакии, и Амвросии…
– Адрей. Андрюша.
– Аркадий. Аркаша. Аркашка-какашка…
– Прекрати, злыдень!.. Артём. Артёмушка. Тёма.
– Авель. Аарон. Авраам. Абрам. Авессалом.
– Кончай загибать!
– А что? Вполне возможные имена, у нас препод по матанализу – Аарон Абрамович…
– Тридцать лет назад таких имен всё-таки старались не давать. Времена были другие.
– А вдруг? Кстати, тогда мальчика могли назвать каким-нибудь Альбертом. Например, в честь Эйнштейна. Эй, Альбертик! Альфредик! Альф! Альфонс! Адольф, черт тебя побери!
– Денис, я серьёзно…
– Я тоже. Родители всякие бывают, восточные люди, например, уважают экзотику. У моего приятеля Арташеса, попросту Арика, маму Венерой Теодоровной зовут. Может, этот тоже Арташес? Алишер? Али-Баба?
– Артур…
– Аполлон! Аполлинарий!
– Денис, ну прекрати же!
– А что такого? Русская классика – поэт Аполлон Григорьев и живописец Аполлинарий Васнецов!
– В XX веке так уже не называли.
– Есть еще болгарское имя Ангел. Нашему протеже как раз подойдёт.
– Нет, так нельзя… Это же эксперимент, а ты издеваешься…
– Хорошо. Букву А мы почти исчерпали. Там остались редкости вроде Афиногена, Афанасия, Африкана или Аскольда. Лично у меня нет знакомых с такими именами. Давай перейдем к букве Б. Там имен гораздо меньше.
– Борис, Боря, Боренька…
– Бармалей!…
Маша с истерическим хохотом шлёпнула Дениса по плечу так, что тот от неожиданности завалился на бок.
«Гхы-гхы-гхы», – послышалось из одеяла.
Бармалей, как умел, смеялся.
Всё-таки он был человеком.
Они продолжили. И дошли до буквы В.
И тут глаза пленника приобрели мучительно-осмысленное выражение. Голова приподнялась. Непокорные губы что-то залепетали. Язык, конечно, не слушался. «Ик… Ить»…
– Дай ему воды, икает, – сказал Денис.
– Это не икота, – с несказанным счастьем изрекла Маша. – Это имя. «Ик» – значит Виктор. Витя. Вика. Викуся. Его звали Виктором.
– Ик!.. – зычно и требовательно рявкнул Бармалей.
А из его широко открытых глаз покатились крупные чистые слёзы.


31.

Ничего себе положеньице.
Из-за Машкиного гуманизма у них на руках оказался дебиловатый тридцатишестилетний верзила. Этакий Илья Муромец с богатырской силищей и интеллектом младенца. Бросить его на произвол судьбы было уже нельзя, хотя Денисов удар большого вреда Викусиной черепушке не нанёс – мужик, видимо, бывал в переделках покруче.
Реакции у него тоже были отчасти совсем детские, отчасти звериные. Огня он добывать не умел, но сколь опасно открытое пламя, знал. Поэтому, когда на его глазах Денис разжег костерок при помощи линзы, преисполнился прямо-таки суеверного ужаса и почтения. А увидев, как Денис вновь водружает магический инструмент вызывания огня к себе на переносицу, изобразил крайнюю степень благоговейного смирения.
Они освободили его от пут, вновь смотав в клубок уцелевший скотч. Это простое действие также вселило в мохнатого Витю немалый трепет. Зенки его округлились, голова вжалась в плечи.
Дубинку они у него отобрали и спрятали, но было ясно, что покушений на свою жизнь они могут пока что не бояться. Витя-Викуся взирал на них как на высшие существа.
– Знаешь, мы для него как боги, – заметила Маша. – Ты – бог-громовержец, которого надо чтить и бояться.
– Еще бы, шарахнул по кумполу так, что звенит до сих пор!... А ты – богиня-мать, милосердная и сострадательная…
– Может быть, – легко согласилась она. – В именах, которые нам дают, что-то есть. Наверное, недаром я – Мария.
– М-м-м-м! – замычал всё еще валявшийся на подстилке Викуся.
– Чего ему еще надо? – спросил Денис. – Накормлен, напоен, в меру обласкан…
– Наверное, хочет что-то сказать, – догадалась Маша. – Ведь он говорил… когда-то.
– Боюсь, с тех пор в его интеллекте произошли необратимые изменения.
– Не знаю. Эмоционально он – не дебил. По крайней мере чувство благодарности ему совсем не чуждо.
– Маугли – это всего лишь красивая сказка. На самом деле одичавших детей, выросших в чаще среди зверей, невозможно вернуть к нормальной человеческой жизни. Теперь за нами везде будет плестись идиотище ростом с игуанодона.
– Не надо быть злым, Денис. Мы же – боги!.. Разумеется, по сравнению с ним. Может быть, не всё безнадежно. Он потерялся на седьмом году жизни – я слышала, что к этому времени у ребенка уже формируется личность. То, что он вообще уцелел, говорит о том, что интеллект у него уже тогда был незаурядный. Он многое позабыл, но, возможно, кое-что нам удастся восстановить. Ведь два воспоминания мы уже у него выудили – запах апельсина и собственное имя. Как ты думаешь, на что он еще отозвался бы?
Денис задумался. Любой земной ученый, биолог или психолог, отдал бы полжизни за творческое участие в таком эксперименте. Но Денис – технарь, пусть с довольно широкими интересами. Что он, собственно, знает о закономерностях человеческой психики, в том числе – детской, ибо Викуся – это, как ни странно признать – всего лишь заматеревший ребёнок?
– Давай подумаем, что мы сами помним из раннего детства, – предложила Маша. – У тебя – какое самое первое воспоминание?
– Не знаю. Наверное, мама – но мама была со мною всегда, и я не помню, когда и как я понял, что она – моя мама.
– М-м-м-мы-ы! – вновь подал голос Викуся.
– Может, он хочет сказать – «мама»? – предположила Маша.
– М-м-м-мы-ы-ы! – взревел он благим матом.
Маша подсела к нему и лучезарно улыбаясь, медленно сказала:
– Вика. Ма-ма.
Дикарь жадно слушал. Маша старательно раскрывала рот, со старательностью говорящей куклы демонстрируя образцовую артикуляцию:
– Ма-ма. Ма-ма. Ма-ма…
– Мама мыла раму, – фыркнул Денис.
Но его реплика потонула в гортанном Викусином рёве:
– Мм-га… мга!!...
В кустах кто-то шарахнулся прочь. Видимо, к ним подкрадывался какой-то хищник, и вопли Викуси дико перепугали его.
«Мга-мга!!... Мга-м-ма!» – продолжал неистово горланить одичавший гомо сапиенс, внезапно осознавший себя частью человеческого рода.


32.

– Ну, и что ты наделала? – принялся отчитывать ее Денис. – Тебе нравится, что этот недоумок теперь будет называть тебя «мамой»? Знаешь, что такое импринтинг?
– Это… вроде инцеста?
– Нет, образованная ты моя! Не путай с имбридингом, который означает близкородственное скрещивание! Импринтинг – это закон впечатывания в память первого зримого образа! Когда детёныш признает матерью любое существо, впервые попавшееся ему на глаза! И если утенок, вылупившись из яйца, вместо утки видит кошку – он считает мамой кошку!
– Пусть так. Другого выхода у нас нет, – заявила Маша. – Зато теперь мы можем его не бояться.
– Почему это?
– Мать – абсолютное табу на генетическом уровне. Вспомни миф об Оресте.
– Ага. Или Эдипов комплекс.
– Трагическая судьба обоих героев лишь доказывает общий закон: на мать покушаться нельзя. И, между прочим, некоторые католики поношение Богородицы считают куда более страшным грехом, чем обыкновенное богохульство: Иисус, дескать, способен понять и помиловать грешника, бранящего его самого, но никогда не простит оскорбившего Мать…
– Помечтай. Ты газеты вообще читаешь? Телевизор смотришь?
– Последние трое суток, как ты понимаешь, нет.
– Неважно. В криминальных новостях то и дело мелькает: сынок порешил родительницу, мамаша удавила младенца…
– Это… патология. А Викуся – нормален.
Денис давно так не ржал. «Ой, ой, ой!... Не могу!... Дитя природы!... Благородный дикарь!... Пай-мальчик!»…
Мальчик-с-пальчик.
Мальчишище с палицей.
«Гхы-гхы-гхы!» – присоединился к его хохоту сам Викуся.
Чувство юмора у него явно было.

33.

Разросшуюся семью надо было кормить.
На их счастье, Викуся-Бармалей ближе к вечеру почувствовал себя совершенно здоровым и начал активно помогать им искать еду. В отличие от Маши и Дениса, он знал, какие растения, кроме сладкого тростника, можно есть. И в его увесистом теле было достаточно ловкости, чтобы выследить и завалить на водопое молодого аллозавра. Викуся был готов сожрать его прямо свеженьким, но Маша и Денис дали ему понять, что так не пойдёт. Они втроем оттащили тушу подальше, разделали (Викуся с прежней смесью ужаса и восхищения следил за движениями остро наточенного лезвия), выпотрошили, вымыли в речке длинные кости, намереваясь приспособить их под орудия труда и охоты. И вечером они наслаждались очередным шашлыком – теперь уже втроем, почти по-семейному. Кстати, череп аллозавра Маша догадалась использовать как чашу или миску. Скипятить воду по-настоящему они не рискнули, поскольку кость могла запросто сгореть, но все-таки у них появилась хоть какая-то посуда помимо двух пластмассовых стаканчиков, термоса и бутылки.
Набив живот до отвала, Викуся удовлетворенно рыгнул и присел опорожниться. Маша едва успела отогнать его в сторону.
– Знаешь, если Адам и Ева обладали столь же непринужденными повадками, я не удивляюсь, что старик со скандалом выставил их из своего заповедника, – заметил Денис.
– У нас нет такой возможности, – мягко возразила Маша. – И потом: в этом заповеднике гости – мы, а не он. Ему, может, наши повадки тоже кажутся странными.
– Чувствую, при твоем благотворном влиянии он через месяц будет требовать отдельный прибор и салфетку.
– Скорее, нам придется привыкнуть обходиться без них. Так что сближение будет взаимным, – усмехнулась она.
– Хоть бы он не вернулся из этих кустов! – вздохнул Денис.
– Не надо так говорить, – прервала его Маша. – Однажды он уже не вернулся. Может быть, кто-нибудь… сказанул нечто вроде такого. Слово – вещь вполне материальная. И к тому же магическая.
Вопреки обыкновению, Денис не стал иронизировать над ее завиральными утверждениями. Ему самому стало жутковато. Он вдруг представил себя самого тем шестилеткой, который, наверное, изводил родных своим хныканьем – «пить хочу, есть хочу, какать хочу!» – пока кто-то не рявкнул: «Да провались ты!»…
И он – провалился.


34.

Викуся вернулся с диким шумом и треском, волоча с собою огромную охапку двухметровых стеблей тростника.
Это был его очередной взнос в их домашнее благополучие.
Он заботливо разложил тростник, жестами предложив Маше – «Мга-мма!» – и Денису опробовать новое ложе. А сам, как можно было понять, собирался их сторожить – отоспался он днем и, видимо, чувствовал себя совершенно бодрым и свежим.
Немыслимая еще нынешним утром ситуация спокойного ночлега под присмотром ручного дикаря так развеселила Дениса и Машу, что они, дурачась, запели песенку «Спят усталые игрушки».
Дойдя до слов «за день мы устали очень», Маша вдруг остановилась и толкнула Дениса: «Смотри!»…
Викуся сидел, обхватив голову руками и покачиваясь явно в такт мелодии.
Он – узнал?!...
А почему бы и нет? Это сейчас Денис иронически именует любимую всеми малышами передачу «Бай-бай, дебильчики!», а в свое время и сам не пропускал ни одного выпуска «Спокушек»… И прощальная песенка осталась той же самой. Симпатичная песенка, добрая, ласковая…
«Давай еще раз, с начала», – предложила Маша.
И они спели все куплеты, какие помнили.
Викуся пытался подвывать.
И по его заросшему лицу вновь катились огромные слезы, отливавшие багрецом в лучах восходящей луны.
«Хватит. «В лесу родилась елочка» оставим на завтра», – изрек Денис.
По крайней мере в одном они убедились.
Это был тот самый мальчик.