Звездная река

 
 
 В этот субботний августовский день мы решили закончить работу пораньше, что бы сходить на танцы в ближнюю станицу, которая находилась от нашей стройплощадки километрах в десяти. Надо сказать, за пол месяца каторжной работы на строительстве двух кошар, когда рабочий день начинался с пяти утра и тянулся до глубокого вечера, мы порядком под устали, двадцатилетние ребята изнеженные учебным процессом. Одно дело дискутировать на семинарах по поводу теории господина Ломброзо можно ли определить преступника по его внешним данным, и другое дело по десять часов месить раствор, под палящими лучами степного солнца. Первые дни были самыми трудными и не все смогли выдержать такого накала. Отсеялось человек пять, и нас осталось тридцать три человека.

 С утра настроение у всех было приподнятое, работа шла легко и быстро. Я работал в команде Василия Ивановича, это доподлинное его имя и отчество, Чапаев тут ни причем. А зовут его так уважительно, потому что ему двадцать девять лет, а это , согласитесь, для студента возраст, потому что до поступления в юридический институт, он 5 лет работал шахтером в забое ни где-нибудь, а в Воркуте, и ,наконец, потому что, он богатырского телосложения, кулаки как кувалды, косая сажень в плечах, одним словом шахтер – Василий Иванович. В сентябре у него свадьба, а свадьба требует больших денег. Единственное место, где студент может прилично заработать, так это в стройотряде. Да здравствует тот, кто придумал это денежное мероприятие. За строительство двух кошар нам обещали по 1,5 тысячи рублей на брата. Лично я таких деньжищ в руках не держал, а вот Василий Иванович к такой сумме относился спокойно, на шахте он зарабатывал не меньше и эта сумма не кружила его голову так, как наши. Впрочем, я зря так нажимаю на эти 1,5 тысячи, ведь мы ехали не только за ними. Но это я говорю лично о себе.

 К пяти часам мы решили закругляться и всей гурьбой пошли к нашему бараку, где стояла канистра с водой. Сбросив рабочую одежду, состоявшую из шорт и плавок, мы стали окатывать себя водой из ведра, вода была теплая. И все же пара ведер сразу принесла облегчение.

-Ну, что, Петр, покажем класс здешним аборигенам ?- обратился ко мне Валера Анастасов, наш красавец мужчина и сердцеед.
- Приду попозже, - уклончиво ответил я, потому как решил перед танцами пойти на реку. Она находилась в часе ходьбы. Мне хотелось побыть одному, хотелось поплавать и снять напряжение и усталость. Плавал я хорошо, лет с десяти ходил на тренировки почти ежедневно, и как бы сложилась моя спортивная карьера не знаю, но я неожиданно влюбился в девчонку из нашей спортивной группы. Чувства мои оказались безответными, и я забросил бассейн. Но это не повлияло на мою любовь к плаванию.
 Тем временем, возле барака ребята наводили марафет, готовились к танцам. Я натянул джинсы и футболку и по едва заметной тропинке, которая змеилась в невысокой пожухлой траве, направился в сторону реки.
 
 Место, где находился наш стройотряд, возвышалось над всей округой. Слева от нас пылилась грунтовая дорога, уходящая под уклон. Дорога пропадала в низине, а затем вновь, объявлялась, и поднимаясь вверх исчезала на околице станицы. Справа возвышались высокие бугры, на склонах паслись отары овец. Издали они казались серыми движущимися пятнами. Слышался лай собак, гнавший отары. Я шел ровным шагом около получаса, когда тропинка резко оборвалась, будто ее срезали ножом, .Я стоял на краю обрыва и передо мной открылась излучина реки – это был Дон, Батюшка Великий Дон. Здесь, на излучине реки, ширина ее была наиболее внушительной и достигала примерно километр. Я продолжал стоять на обрыве, вдыхая свежий воздух реки, перемешанный с травяными запахами степи На той стороне берег был пологий и песчаный, густой зеленой щеткой возвышался лес, в кронах которого путались заходящие лучи солнца. С моей стороны берег был обрывист, метров трех-четырех, и по резко опускающейся тропке я быстро сбежал вниз. Я сбросил кеды, закатал штанины и пошел по краю берега вверх по реке. Узкая песчаная кромка берега выходила к косе, которая представляла собой песчаный треугольник острый угол, которого как бы перегораживал реку.
 
 Сразу за косой, где вода была особенно бурной, покачивался красный конус бакена. Я сбросил себя остатки вещей и в плавках пошел по мелководью к бакену.
Вода была прохладной, освежающей, тело мое покрылось гусиной кожей, и я сразу окунулся и проплыл быстрым кролем метров десять. Плыл я к бакену, но быстрое течение, словно соломинку подхватило меня и понесло вниз. Вначале я растерялся, не ожидая такого мощного напора, но преодолев испуг, я перешел на брас. Огляделся по сторонам, до берега было метров триста, а до косы и того больше. Решение было одно - плыть к берегу. Я потихоньку продвигался к нему, ибо течение все сносило и сносило меня куду-то вдаль.. Последние метры моего заплыва дались особенно тяжело. Я вылез из воды, было прохладно и чтобы окончательно не замерзнуть, в припрыжку побежал в сторону косы, где остались мои вещи. Быстро темнело.

 Когда, наконец, закончились мои приключения, я вспомнил поговорку о том, что не зная броду не суйся в воду. Я всем телом ощутил усталость и прилег на теплый песок. Окончательно стемнело, и первые звездочки проклюнулись на небосводе. Их мирный и далекий свет успокоил меня.

 Не помню, сколько времени я пролежал, но вдруг из-за поворота послышалась громкая музыка и женский смех, и возле меня весь в огнях прошел пароход, он светился изнутри, излучая веселость и беспечность туристов. Трехпалубный и величавый он словно случайно заплыл сюда, из какого-то другого праздничного мира и потому поспешно ретировался в темноту. Через некоторое время появилась баржа, груженная каким-то сыпучим грузом, в темноте были видны лишь три горбатых силуэта и длинная палуба, подав сигнал у самой кромки косы, она тоже растворилась, подсвечивая себя бортовыми огнями. В нескольких километрах вниз по реке, находился Волго-Донской канал, это я узнал попозже, от местных жителей. Потом вдруг все
затихло, и я остался наедине с рекой. С одной стороны чернела щетка леса, с другой, где-то там за косой, высокой стеной стояла тень обрыва. Вода в реке потемнела, загустела, словно ее покрыли пленкой мазута, на котором отразилось звездное небо, оно словно упало в реку или наоборот река опрокинулась, и отразилась в черном небе, и было трудно понять, где собственно река, а где небо. На мгновение я будто попал в сердцевину самого мироздания, где не существовало ни верха, ни низа, а я был маленькой песчинкой. И я, эта маленькая песчинка, парил в этом звездном пространстве, звездное небо и звездная река, словно соединились, между ними не было границы – был единый звездный мир. И я ощутил небывалую сопричастность с ним. Звездный мир, его бездонная бесконечность и я были одно целое – Я в нем, в этом мире, или он во мне - это было не важно. Главное было другое - Бесконечность и Я были тождественны, и эта мысль пронзила меня на самую малую йоту мгновения, но и этого было достаточно. Мурашки покрыли мои руки, но страха не было, не было ничего, было лишь озарение и легкость.

 Наваждение прошло, если это было наваждение, и я опять вернулся на землю и ощутил холод вечера.
 Я быстро оделся, и пошел вверх по тропинке, которая серпантином поднималась вверх. Кстати, объявилась луна и каждый камушек, и травинка были видны как на ладони. Я вышел задами к станице, немного поплутав, я все же оказался на освещенной улице, и пошел на звуки музыки, это была «Червона Рута», шлягер тех лет. Я подошел к танцплощадке, это была ярко освещенная часть площади возле клуба, на котором десятка два молодых людей самозабвенно твистовали под мелодию модной песни. Среди них особенно выделялся Валерка Анастасов, его ловкое тренированное тело выдавало такие коленца, что поневоле танцующие стали уступать ему место. Он царил на площадке. Рядом стояла высокая чернявая дивчина. Она, будто обжигала Валеру взглядом, видя такое внимание, он еще пуще ударился в пляс, блестя своими карими глазищами. В этот момент он был, не отразим. Танцы были в самом разгаре. Но я был переполнен другими чувствами, и мне не хотелось их растерять. Мне хотелось с кем-то поделиться пережитым там, на реке. Я покинул танцы, и пошел в сторону нашего временного жилища. Обратный путь я одолел, не замечая ни дороги, ни времени. Свет в бараке еще горел, и я вошел в длинную комнату, служившею нам спальной. Раскладушки стояли в ряд, как в казарме. Те из ребят, кто не пошел на танцы, давно спали. Моя постель находилась у окна, рядом была кровать Василия Ивановича, он лежал спиной ко мне.
- Ну и как танцы? - спросил он, разворачиваясь лицом в мою сторону. Раскладушка при этом жалобно заскрипела, в любой момент готовая развалиться под его могучим телом.
- Как обычно, музыка на всю катушку и пыль до неба, - ответил я и повалился на кровать.
- Ты я вижу не в настроении, братец, что случилось? –
- Да ничего не случилось, - уклончиво ответил я.
- - Брось ты, я тебя знаю, лучше рассказывай, - попросил он.
- - Да нечего рассказывать, - и неожиданно для себя спросил его. - Ты в Бога веришь?
- - Что это тебя вдруг к Богу потянуло? Но если заговорил о нем, что ж скажу, что вопрос не из простых, - и он стал приглаживать свои короткие светлые
- волосы. - Если исходить из научного материализма, то отвечу коротко, не верю я ни в Бога, ни в черта. А если по существу, скажу, вот бабуля моя верит, и верила всегда - это точно, но меня своей набожностью не тревожила, боялась, что жизнь мне комсомольскую испортит. А вот всякие крестики и в армию мне давала, чтобы значит, Бог меня защитил, и я брал, не хотел ее обижать. - Он присел на постель, воспоминания взволновали его и, не зная куда деть руки, начал снова приглаживать волосы. - Вот представь себе забой, это над тобой сколько тонн земли висит. А там всякое бывало. Завалы пусть не часто, но были. И от этих завалов страха натерпишься такого, не приведи Господи. А со мной бабушкин крестик. Не знаю, спасал ли он меня от беды, но я ведь брал его собой, значит, во что-то верил и надеялся, – он вдруг замолчал и предложил мне выйти покурить.
- Курилка находилась за бараком, мы присели на лавочку и задымили. Пред нами предстала вся ночная панорама окрестности. Слева, вдали возвышалась станица. Оттуда еще доносилась музыка, танцы продолжались. Впереди раскинулась степь, уходящая в звездную даль. Эта безмерная гладь неба, утыканная россыпью мерцающих точек, где мы могли опознать только лишь Большую и Малую Медведицу ,крупную как яблоко Венеру, низко висевшую над горизонтом. А если задрать голову, то над нами уходил куда-то в даль Млечный Путь, он был похож именно на широченный Шлях, усыпанный крупной солью звезд. Прошло некоторое время, и Василий Иванович не выдержал: -
- И где еще такое увидишь, чтобы звезды перед тобой как на ладони, протяни руку и, кажется, коснешься этого звездного потолка, -и он как бы в подтверждение своих слов, развел руками по сторонам. – В городе разве это увидишь? Там нам некогда, там мы спешим, а куда собственно спешим?
- - Я ведь не случайно тебя о Боге спросил, - как бы подхватывая его мысль, продолжил я. - Там на реке, я увидел, как звезды плещутся в воде. Мне на миг показалось, что я плыву в этом звездном потоке, я был звездой, крупинкой чего-то огромного и бесконечного - можешь смеяться, вот тогда и почувствовал прикосновение Бога. Он был во мне и был везде – это не передать словами. – От своего восторженного монолога я устал. Но мне надо было выговориться, и я сделал это.
- - Вот даже как! Что ж, спорить не буду, кто все « ЭТО» создал – природа или действительно Бог. И вообще тебе не кажется, Петька, что в такую ночь, в твои годы надо бы о другом мечтать, а то с такими мыслями быстро в монастырь угодишь, - он впервые улыбнулся и опять обратился ко мне, - Ну, что скажешь на это ,Петька?
- - Ты чего улыбаешься , Василий Иванович?
- - Смешно стало - Василий Иванович и Петька размышляют и философствуют о мироздании. Нам еще для большей убедительности Анки не хватает. Как
- тебе эта картинка со стороны?
- -Сто процентная шиза.
- - Да и я о том же! - Он встал, сладко потянулся до хруста костей и добавил, -
- -Тебе сейчас бы в обнимку с хорошенькой барышней о звездах и о любви мурлыкать на сеновале. А мы здесь какие-то умные речи завели, как два интеллигента в очках. Смех, да и только. – Затем покровительственным тоном добавил: - Нам бы кошары к сроку сдать. Как думаешь, успеем?
- - Отгрохаем их, за милую душу, - заверил я. - Председатель колхоза обещал, что все материалы будут, работайте только. Вон уже и бревна под стропила подвезли. Так что за нами не заржавеет, мы их сделаем - эти чертовы кошары!
- -Но если мой подсобный так рассуждает, то значит точно управимся, - повеселел он . – Ладно Петька, пошел я опочивать и тебе советую. Завтра опять в бой, покой нам только снится.
- Я остался один, размышляя о том, что мой командир ,не так то прост, как кажется на первый взгляд. А кто прост? Любого из нас зацепи за живое, тронь за струны и запоет. Был бы только подходящий случай.
- По полю запрыгали огни фар, и послышался рев мотора – это на тракторе возвращались ребята. Возле барака трактор затих, из прицепа шумно высыпались наши танцоры. Громче всех возмущался Валерка : « Девчата здесь, конечно, ничего, но больно строгие, не то, что городские! Порядки у них старорежимные !» Они гуськом зашли в барак, погомонели и затихли. Свет в окнах погас, и я тоже пошел отдыхать. Мне не спалось - моя постель находилась у окна, в которое смотрело ночное небо, переполненное звездами. Некоторые из них, пикировали вниз. Август - пора звездопада, надо бы загадать желание, подумал я, и стал проваливаться в сон. И снилась мне звездная река ночного неба, и Василий Иванович ловко орудующий мастерком, и Валера Анастасов и я с ним, замешивающие раствор в огромном корыте. Мы строили высоченный белый мост в виде радуги, один конец которого упирался в землю, а другой убегал - в черное небо, туда, где звездная река уходила в провал бесконечности…