Письмо несуществующему

Этот город переменчив и постоянен, облака, которые здесь никогда не плывут, но каким-то неописуемым призрачным образом переплавляют свои формы. Этот город не приемлет высоких температур, не приемлет тишины, презирает размытые линии. Но он любит солнце и игру светотени, и он обожает ветер, покрывающий все его реки и каналы легкими волнами заставляющий трепетать все его многочисленные флаги.

Я уже третий день брожу без всякой цели по этому городу. Он принимает меня благосклонно, но без особой теплоты – как очаровательного ребенка в светском обществе. Он позволяет мне переплетать его переулки и мосты, нарушать строгость его парков беспечными улыбками, играть в прятки в лабиринтах его колонн, карабкаться вверх (всегда вверх!) по лестницам и зданиям, соборам и валам. Мне большего и не надо, я благодарна за такой прием.

Мне нужна одна свобода: идти куда вздумается, и не заботиться ни о ком в целом свете. И я гуляю одна, повсюду сразу: по шумному Невскому, и в серых улицах, по простору мостов и по камням Петропавловской крепости, по покрытым гравием дорожкам площадей и скверов с неизменно белыми скамейками, по узким набережным речек, рассматривая фасады, которые перетекают один в другой.

А когда я устаю от солнца и ветра, и толпы, я ухожу в какой-нибудь садик – мой любимый Михайловский, например – и ем парадоксальный сладкий миндаль, жадно (как всегда!) перелистывая страницы книги, и слышу, как редкие капли дождя из ватно-серой тучи падают на мою куртку.

Книга на день, на два – те странные, давно предчувствуемые книги, случайно попадающиеся под руку, когда заходишь в книжный совсем за другим. И так каждое утро! А каждый вечер – бережно собирать мелочи среди толпы иностранных туристов и архитектурных памятников: маленькие, задорные желтые цветы на Марсовом поле; лица людей и неумелые крестные знаменья у входа в Казанский собор, движения руки сестры, делающей набросок к портрету маслом; одинокое воспоминание о весне – меленькая веточка сирени на запыленном кусте, непременно с пятилистником!... и вкус этого маленького кусочка весны, как и вкус загадываемого желания – еле-сладкий и уже не свежий.

Странно думать о случайностях. Странно ходить по большому городу и ожидать, что знакомое лицо вдруг появится из-за угла, просто потому, что знаешь, что могло бы, и что так хочется, чтобы так и было. Мысли о тебе не наскучивают, только расстраивают. Желание видеть тебя рядом, чтобы поделиться с тобой той улыбкой, которую мне дает ветер северного залива, почти непреодолимо. Оно наполняет и развлекает мои дни, желание снова быть вместе с тобой, забыв о том, что предательство не прощается, о том, что ты убил часть меня.

Но я заставляю себя вспомнить – это единственная мысль, которая должна помочь мне дожить до осени, и дожить без надежды увидеть тебя снова. Ты превратил в черную пустоту еще одну часть моей веры, веры в этот мир и в этих людей, в эту землю и в эту воду. Ты, еще даже не получив моего доверия, предал его.

Так странно и страшно думать о тебе так, как думаю о тебе я. Я уверена, что ты никого не знал прежде, похожего на меня. Я уверена, что и не узнаешь. В этом есть своя логика – так рассуждаю я, урывками между Спасом на Крови и Исакием. Так думаю я о том, что случилось со мной, и с нами, и со всеми. О том, как я меняюсь. Меняюсь из-за тебя и вопреки тебе, потому что деятельная природа жизни (и смерти) противостоит бездейственной природе влюбленности.

Я боюсь подумать о том, что двигало тобой, потому что я знаю, что двигало мной, потому что трагические ошибки слишком дорого обходятся в этой жизни. Просто потому, что ты задел мою гордость, оскорбив меня так, как не мог оскорбить прикосновеньем. Прикосновениями, которые – я знаю! – тебе сейчас хочется забыть так же, как и мне.

Теперь меня снова обнимает лишь ветер, и охраняет этот город, в котором бульвары и площади, пруды и даже станции метро не напоминают о тебе. Здесь болезнь внутри меня, а значит, поддается насилию. Насилие над собой – это одно из тех искусств, которые нам удаются лучше всего. Будем же перфекционистами, и сделаем из частного абсолютное! И дай Бог тебе никогда не вспомнить, как я могла бы тебя любить. Прощай.


20.06.2007
Санкт-Петербург