1958 г. Радиолюбительство. Несуны

Радиолюбительство

Меня всегда влекли, как я теперь сказал бы, «сложные системы». Что же было в то время в моей жизни самым сложным? Бабушкина швейная машинка еще конца 19 века, будильник, патефон. А вокруг ездили «сложные системы» – автомобили. Да еще мы жили в мастерских при гараже с тремя машинами. Все это и определило выбор будущей профессии – буду шофером. На это мама говорила, что шофер – это не обязательно профессия, будешь иметь свою машину и будешь для себя шофером (всю жизнь мечтал иметь свою машину, но… так и ее никогда у меня и не было!).

Чуть повзрослев, прислушиваясь к словам мамы, присматриваясь к курортникам, я скорректировал свой «вектор цели» – я решил стать инженером, проектировщиком автомобилей.

Однако скоро «вектор цели» повернулся еще резче. Меня заинтересовала радиотехника. У нас дома из радиоаппаратуры был только черный бумажный громкоговоритель-терелка, а мне хотелось слушать радиостанции, а не проводное радио.

В продаже появились наушники, которые стали предметом моего вожделения. Что я собирался с ними делать, было не очень понятно, но очень хотелось их иметь! И тут появилась возможность реализовать свою мечту. У нас отдыхала женщина из Ленинграда с двумя сыновьями, которых воспитывала без мужа. Она пережила блокаду, где приучилась курить. Сыновья, один – мой ровесник, другой – года на три младше нас, вели «смертный» (но безуспешный) бой с ее привычкой.

В то время в Евпатории в районе Курзала, на том месте, где сейчас стоит санаторий «Родина», был прокат велосипедов. Он существовал довольно долго: мне мама брала велосипед на прокат еще в младших классах, а последнее, что я помню – я брал напрокат велосипеды после третьего курса института, для поездки на дачу бывшего главврача санатория (у него был сад и он приглашать помочь освободить его сад от урожая).

Повзрослев, я уже сам брал велосипед напрокат, сдавая мамин паспорт в залог. В то лето мы брали велосипеды напрокат со старшим сыном курортницы, а младший страдал, так как не умел кататься. Старшего сына я зажег великой идей заиметь наушники, что дало бы нам возможность, соединившись проводом, разговаривать на далеком расстоянии.

Мало кто помнит способ общаться на расстоянии, который был популярен в то время. Брались две части от коробочки из-под зубного порошка. В центре коробочки делалась дырочка, куда вставлялась нитка и закреплялась внутри на спичку. Вот и весь «телефон». Нужно было отойти на расстояние, которое позволяли нитка, натянуть ее, и можно было разговаривать: один подносил коробочку во рту («микрофон»), другой к уху («наушник»). Но меня такой способ общения уже не устраивал. Где-то я вычитал, что можно разговаривать с помощью наушников, в цепь которых включена батарейка. Вот отсюда и возникло желание иметь наушники и попробовать новую «технологию».

Курортница поставила перед нами задачу: научить младшего сына кататься на велосипеде, за что обещала дать нам деньги на наушники. С задачей мы успешно справились и получили необходимые 25 рублей (дореформенных) на брата.

Наушники были куплены и что …. Разговаривать на расстоянии с помощью наушников не очень получалась. Когда уехали курортники, я остался один со своей парой наушников. Что же одному с ними делать? Их, конечно можно было вставить в радиорозетку и слушать проводное вещание. И все? Малова-то. И тут я стал мечтать о радиоприеме! Когда я прикасался вилкой наушников к плоской батарейке, то слышал треск! Это было уже интересно: откуда там берется треск? Я знал, что для приема радиопередач необходима антенна и стал присоединять к наушникам в качестве «антенны» кусок провода. Треск при прикасании к батарейке продолжался, но радиостанции упорно не ловились.

На помощь мне пришел … конюх. Гаражи наши к тому времени опустели: все три санаторские машины передали в «колхоз» – в курортное управление, в котором санатории могли заказывать нужные автомобили (ну чисто коллективизация!). Как и при коллективизации все очень страдали, лишившись своих «любимцев», начали заводить альтернативный транспорт. Так у нас во дворе появилась лошадь по кличке Ракета, которая оправдывала буйным нравом свое имя. Во дворе также появилась конюшня и стог сена, в котором я иногда ночевал.

Как я раньше дружил с шоферами, теперь стал дружить с конюхом. Как я писал ранее, мы жили во дворе одни, а вокруг не было других дворов, поэтому свободное время после смерти сестры я проводил в одиночестве. Дворник был очень интересным человеком, начитанным, рисующим картины. Когда-то он жил в Ленинграде, где был контужен: он плохо слышал (за ушными раковинами у него были проделаны дырочки). Года через два мои наушники перешли к нему: сначала временно, потом навсегда.

 Когда я поделился с конюхом своей проблемой, то он сказал, что надо делать радиоприемник. Хороший совет! Я к тому времени еще не разобрал ни одного радиоприемника – это все впереди. А пока я видел его только снаружи в других квартирах или на картинке и не подозревал даже, из чего он состоит. У меня была «своя» библиотека – библиотека в санатории «Прибой», где я был «внештатным работником»: помогал библиотекарше, за что и имел доступ в комнату с книгами, куда посторонних не пускали. Я перерыл всю библиотеку и нашел единственную книгу по радиотехнике за 1949 год на украинском языке «Як збудувати детекторний приймач» («Как построить детекторный приемник»). Странное комплектование санаторной библиотеки: неужели кто-то думал, что больные в санатории начнут строить детекторные приемники?

Для начала, советовала книга, надо сделать прибор под названием детектор. Я не могу ручаться за точность, но рецепт был приблизительно таков: поместить ртуть, серу и цинк в пробирку. Эту смесь нагревать на огне до образования кристаллической массы, Пробирку разбить, а к кристаллу приделать контакты, один из которых должен быть из остроконечной проволоки (в вольной трактовке: для того, чтобы электроны бежали только в одну сторону и не могли бежать обратно!). Итак, дело за малым: ртуть, сера, цинк, пробирка. Хорошо мама работала старшей медсестрой и имела в своем хозяйстве ртуть для пополнения ртутных тонометров для измерения кровяного давления (были такие очень точны приборы). Она принесла мне половину пузырька ртути (где-то грамм 200). У нее же нашлась сера, лепешечки цинка и пробирка.

Но для начала мне нужна была мастерская – не в квартире ведь заниматься такими вещами. И я занялся «строительством». Я сделал пристройку к сараю размером 1х2 метра, где и начались мои занятия радиотехникой.
Я начал занятие радиотехникой с химии, о которой ничего толком не знал (я ведь закончил только четыре класса). Для начала создавал детектор. Что-то у меня спеклось, пробирку я разбил, вытащил черный кристалл.
 
 Далее следовало сделать антенну и заземление. Это уже просто: вбил в землю металлический штырь – «земля» и забросил на крышу сарая кусок проволоки – антенна. Собрал конструкцию и … услышал … радиопередачу. Честно говоря, я не помню, что я услышал: музыку или речь. Да это и было неважно – главное, «услышал». Далее я отсоединяю свой детектор, а в наушниках продолжается радиопередача… Оказывается радиоприемник можно было сделать из наушников, антенны и заземления!

 Дальше надо было учиться. Где? Соответствующих книг не было (почему-то не сообразил пойти в городскую библиотеку?). Но существуют кружки. В нашей восьмилетней школе кружков не было. Пошел в городскую станцию юных техников, где мне сказали, что в радиокружок мне рано – приходи через год. А пока можно походить в кружок радиотелеграфистов. Я уговорил еще нескольких ребят из нашего класса, и мы целый год ходили в этот кружок. Там мы изучили азбуку Морзе, научились работать с ключом: передавать и принимать радиосообщения. К концу я мог передавать и принимать сообщения со скоростью где-то около 60 знаков в минуту.

 На следующий год мы стали полноправными членами уже радиокружка. Занятия в кружке проходили бессистемно. В основном мы занимались своими поделками, иногда разбирали радиооборудование с военных самолетов, поставляемое нам евпаторийскими авиамастерскими. Очень редко у нас были бессистемные лекции по радиотехнике. Но мы с радостью ходили в этот кружок. Там, кстати, я впервые поработал на токарном станке: мы вытачивали себе кольца на пальцы из обрезка бронзовой трубы.

 Большую роль сыграла моя первая книга по радиолюбительству – книга Борисова "Юный радиолюбитель". Это была первая мною купленная книга, на которую еще необходимо было выпросить денег у мамы, доказав ее крайнюю необходимость. При нашей бедности, книги дома любили, и не только брали в библиотеке, но и покупали. Потом я куплю несколько тысяч книг, но первой была эта.

 Это была и первая научно-техническая книга, которую я подробно изучал. Благодаря этому в среде одноклассников-радиолюбителей я был лучшим «теоретиком», лучшим практиком, пожалуй, был Валера Гарбузов.


Изучив в первом приближении книгу, я понял, что для занятия радиотехникой необходимо много вещей: паяльник, припой, канифоль, измерительный приборы, провода, и конечно, радиодетали.

 Где это все достать? Не купить, а именно – достать. Паяльник я купил, а радиодетали в нашем городе вообще не продавались. Однажды у нас сломался наш первый телевизор «Неман». Этот телевизор был куплен в 1959 г. на деньги от сдачи жилья летом курортникам (как и много другое в нашей семье, в том числе и последующая финансовая поддержка моей учебы в институте).

 Я, конечно, совал свой нос в телевизор вместе с мастером и в дальнейшем почти все ремонты этого телевизора я выполнял уже сам. Заикнувшись телемастеру о моей проблеме с радиодеталями, спросил, не поможет ли он мне. Мастер просил назвать номиналы радиодеталей, и мы договорились, что я приду к нему на работу. Он работал мастером при главпочтамте. Когда я пришел, то получил требуемые детали, кажется за два рубля, а еще мастер предложил купить измерительный прибор за 6 рублей. Это для меня были большие деньги, но в магазине прибор «нашей мечты» Ц-20 стоил немыслимо дорого – 19 рублей. Прибор был трофейный – немецкий. Видимо, это был полевой прибор, потому что помещался в железную коробочку с кожаной ручкой для переноски.

 Так я прибрел свой первый измерительный прибор. Потом я его сжег, затем сам же и отремонтировал. Всю жизнь мечтал о новом приборе. Сделал, в конце концов, свой самодельный, не очень уклюжий, но очень точный: сам все рассчитал, сам мотал проволочные резисторы. Заводской прибор, китайской сборки, смог себе позволить купить только в 42 года.

 В последующем радиодетали мы добывали из старых выброшенных радиоустройств, из откуда-то взявшихся военных радиоустройств. К 55 годам у меня скопилось много радиодеталей, полученных из разных «источников», и я их, с одной стороны, с облегчением, а с другой стороны, с грустью подарил школьнику.
 А тогда – любая деталь «на вес золота».
 
Я начал собирать первые ламповые приемники. Сначала батарейные. Мало кто помнит, что когда-то были «батарейки» на 80 вольт! Если не ошибаюсь, марки БАС (батарея анодная сухая).
 
По своей невнимательности я подсоединил две такие батарее к ламповому радиоприемнику, чем сжег лампу, подав на нить накаливания 80 вольт (!) вместо 1,2 вольта. Этого я сразу не заметил. Я включил приемник и в наушниках услышал радиопередачи. Потом увидел, что не горит нить накаливания лампы, а радиоприемник работал. Начал отсоединять батареи, он работал… На самом деле, это быт тот же эффект, что и в детекторном приемнике – прием на антенну и наушники.
 
Позже я сделал уже трехламповый сетевой приемник, на котором слушал много радиопередач. В частности, на нем я услышал первые передачи радиостанции «Юность».
 
Наше радиолюбительство вдруг дало «дивиденды» – в восьмом классе, когда проходили по физике электричество, мы (это я, Валера Гарбузов, Саша Пясецкий и Гена Зимогляд) полностью, весь год, были освобождены от посещения уроков физики. Чем мы занимались? Ремонтировали радиопроводку к наружному громкоговорителю, установленному во дворе школы, ездили закупать радиодетали для школы, чем-то занимались в комнате с радио и электроприборами, чинили электропроводку. В частности, сделали скрытую электропроводку уборщице нашей школы – она жила на территории. И тут я совершил первое производственное «хищение» – я забрал домой кусок провода для скрытой проводки, который остался после завершения работы. Уже имея опыт, дома я применил это кусок электропровода для замены наружной проводке в нашей большой комнате: провода хватило только для участка от потолка до выключателя. Через много лет в квартире поменяется вся наружная электропроводка на внутреннюю, но мой первый вмурованный кусочек провода «жив» до сих пор.
 
В конце года мы получили свои пятерки по физике, не посетив ни одного урока.
 
В девятом классе я еще по инерции занимался радиолюбительством, но меня затягивала учеба. Я перешел в математический класс, где мне поначалу было трудно с некоторыми предметами, а потом надо было готовиться к поступлению в вуз.
Возобновил я свое радиолюбительство уже после окончания института в Туле, но вскоре поступил в аспирантуру, и опят было не до радио. Затем активно стал заниматься радиолюбительством после окончания аспирантуры, но когда перешел работать в Москву, свободного времени совсем не оставалось.
 
Последняя попытка заниматься радиолюбительством была уже в Мурманске в 41 год, но переход через четыре года на преподавательскую работу лишило меня остатков свободного времени – с радио было покончено окончательно. Я долго не решался расстаться со своими запасами радиодеталей, надеялся, что кто-то из детей продолжит мое дело. Но пришло другое время, время компьютеров, с появлением микросхем и микропроцессоров радиолюбительство окончательно потеряло свой смысл. Я собрал целый рюкзак своих «богатств» и отдал школьнику, который все еще находит интерес в занятии радиотехникой. При этом кое-какие детали оставил себе, не до конца понимая, зачем они мне нужны… видимо, на память.


«Несуны»

 В предыдущей части я писал, как совершил первое воровство с рабочего места – взял домой кусок провода, оставшийся после того, как мы сделали электропроводку школьной уборщице.
 
Признаюсь откровенно, что я был «несуном» долгие годы. Это сейчас я ношу из дома на работу отдельные канцтовары, книги, а раньше…
 
Мои «хищения» были, в первую очередь связаны с радиодеталями. Слово «хищение» я буру в кавыки, потому что не отношу это явление к настоящим хищениям из-за обогащения. Анализируя истоки «хищения» в нашей жизни, я пришел к двум главным причинам: а) бедность; б) дефицит (а иногда и полное отсутствие) некоторых вещей в продаже.
 
«Хищение» окружало нас с детства: все знали и видели, что родители, соседи, знакомые что-то приносят с работы (своей, а часто и чужой). Работники столовой, магазина, медсестры никогда не прокормили бы своих детей, не смогли бы улучшить жилищные условия путем построения сараев и пристроек, если бы не несли с работы, не воровали на стройках или хоздворах: продукты, медпрепараты, белье посуду, мебель, строительные материалы и пр.
 
Сестры-хозяйки приносили из дома старое постельное белье, одеяла, ведра и посуду, чтобы поменять на работе в санатории на новое, только что купленное, белье, одеяла, ведра и посуду, и отнести это домой, подарить или продать знакомым или соседям. Я уж не говорю о работниках пищеблока, которые подкармливали свои семьи. Поэтому мы, дети, считали в порядке вещей, что с работы, при необходимости, можно кое-что унести. Это крепко вкоренялось в наше сознание: у кого меньше, у кого больше. Рассказывают, что сейчас иногда происходят такие вещи: хозяин кафе или ресторана нанимает поваров, хорошо им платит, а повара по инерции, несмотря на угрозу потерять хорошую работу, «несут».
 
Я думаю, грех «хищения» или покупки похищенного лежит на всех радиолюбителях. У меня перед глазами стоит вещевой рынок в Новосибирске, где было два радиозавода (новосибирский и бердский). Длинный ряд продавцов радиотоваров и постоянные объявления по радио о том, что радиодеталями торговать запрещено. С одного края к ряду подходят два милиционера, и давай штрафовать и прогонять продавцов. Те собирают свои манатки и через минуту снова становятся «в строй» – торгую, как ни в чем не бывало. На этой барахолке я купил много радиодеталей. Здесь были крайне дефицитные вещи и не очень дорого. Польские тихоходные двигатели от проигрывателей высшего класса продавались по 2 рубля(!).
 
А еще вспоминаю, как мы поехали с тетушкой и дядей в Одессу и заночевали у родных, которых мы увидели первый раз в жизни. В полдвенадцатого ночи нас разбудил хозяин, вернувшийся с работы. Он зачем-то залез на стул и стал снимать с гардероба газетные сверстки с гвоздями, которые показывал нам. Таких больших гвоздей я никогда ни до, ни после не видел. Но дело не в этом – это были гвозди с работы (работал он на одесском металлургическом комбинате). Люди с гордостью демонстрировали то, что они умудрились вынести из стен родного предприятия. Такое хвастовство я наблюдал не один раз в жизни.
 
О первом хищении куска провода для электропроводки я писал выше. Этот кусок провода явно уже был обречен где-то валятся в школьном сарае. Но формально я совершил воровство – ведь не мое – чужое.
 
После восьмого класса я поехал в Челябинск к родственникам. О самой поездке я расскажу в другом месте. Здесь же продолжу разговор о радиодеталях.
Мои родственники жили в браках, в которых поселились после раскулачивания и ссылки. Эти бараки стояли недалеко от радиозавода, где и работали мои дядя и тетя.
 
Дядя, узнав, что я увлекаюсь радиолюбительством, решил меня одарить своими запасами радиодеталей. Когда мы пришли к нему домой, в маленьком подполе были свалены кучи деталей, и инструментов: коловорот, сверла, метчики, тиски, штангенциркуль (большинство из того инструмента до сих пор я использую). Набралось «добра целый ящик». Конечно, это все не было куплено в магазине. Еще запомнилось, что на территории завод можно было купить большую профессиональную ручную электродрель (большой дефицит) за 80 р. (инженер получал около 100 р.). Я очень пожалел, что у меня не было таких денег.
 
Работая в тульском конструкторском бюро, я наблюдал, как выбрасывались в мусор радиодетали, реле и целые блоки. А выносить, конечно, ничего было нельзя – закрытое КБ, при входе в которое оставляешь личные вещи в камере хранения. Выносил радиодетали в карманах, а когда потребовался измерительный прибор, то выносил его под ремнем, но потом прибор возвращал назад (опять же под ремнем). Последнее мое «преступление» в этом КБ – когда я уже там не работал, а учился в аспирантуре, то вынес под ремнем том нашего отчета по автоматизации химического производства в Нижнем Тагиле – нужно было для написания диссертации.
 
Потом, работая в институте бумаги, выносил радиодетали, которые выпрашивал в лаборатории автоматизации, также выносил из нашего сектора вычислительной техники детали, которые выписывал заведующий сектором специально для нашего с ним радиолюбительства – эти детали уж точно не были нужны для ремонта нашей ЕС-1020.
 
Кроме радиодеталей приходилось выносить и канцтовары. Это сегодня магазины канцтоваров завалены всем, что необходимо и даже больше (я до сих пор не могу спокойно ходить в такие магазины – меня все удивляет это изобилии; то, что было так в свое время необходимо – сегодня уже и не нужно). В магазине нельзя было купить пачку писчей бумаги, копирку, хорошие ластики и карандаши, и еще много и много чего нельзя было купить! Поэтому те, кому приходилось что-то печатать дома, при каждом удобном случае «тырили» бумагу, копирку, папки, скрепки.
 
Машинистка, которая перепечатывала мне диссертация, конечно, делала это на ворованной бумаге. Я бы рад был бы купить такую бумагу, но где. А она «носила» бумагу из министерства, где работала.
 
А как мне копировали диссертацию! Я встречаюсь с неким человеком у метро. Он берет текст моей диссертации и где-то в закрытом учреждении делает мне три экземпляра ксерокопии на великолепнейшей финской бумаге. Здесь потянет уже на несколько статей уголовного кодекса: воровство бумаги, воровство ресурсов дорогостоящей техники, внос-вынос непозволительных вещей, и наконец, самое страшное, ксерокопирование! Категорически запрещалось ксерокопировать для личных нужд. Когда требовалось ксерокопировать какой либо документ, то на приеме стоял сотрудник КГБ и сортировал: «А вот это копировать я вам не буду – нельзя». В ленинской библиотеке отказывались делать ксерокопии страниц из книг без цены(!) – книги то из их же библиотеки! Вот был маразм! А тут целая диссертация неизвестно кого и о чем. Да, сильно рисковал человек. А я-то – «скупщик краденного»!
В те времена у людей на работе были такие вещи, предметы, которые в принципе не продавались в магазинах. Их выносили, продавали.
 
Вот так формировалось наше сознание. И меня удивляет ректор, который удивляется: выдали на кафедру бумагу, а ее всю растащили по домам преподаватели. Конечно, сегодня можно купить любую бумагу, но… привычка, да и не для личных нужд берется эта бумага, а чтобы готовить лекции, раздаточный материал студентам и пр. Ведь надо учитывать еще нищенскую заплату преподавателей.
 
У меня перед глазами стоит компьютерный класс в финском городе Кеми (это было 10 лет назад): у стола преподавателя мощный лазерный принтер и гора из пачек писчей (финской!) бумаги. В классе нет дежурных, не то, что преподавателя. Студенты приходят и уходят (когда нет в классе занятий) когда хотят. Печатай – не хочу! И никто не уносит эту бумагу домой и не печатает всякую ерунду.
 
Глядя на сегодняшних руководителей, в частности, регионов, которые покапают за средства госбюджета (за наши с вами деньги) служебные дорогущие автомобили, я вижу тех же «несунов» – желающих урвать что-то «на халяву», но уже не от дефицита или бедности, просто от жадности и бескультурья.