Жанрово-стилевое разнообразие прозы Романа Сенчина
Проза Р. Сенчина – профессиональная. Жанрово-стилевое разнообразие – показатель мастерства писателя. Автор-рассказчик не скрывает своего писательства. Повествование часто приобретает биографические черты: «Через три года предпринял новую попытку вырваться: послал свои рассказы в Литературный институт, прошел творческий конкурс и поступил» («Чужой»). Имя рассказчика повторяет имя и отчество Р.В. Сенчина. Такая особенность – не редкость как для Сенчина, так и для многих других современных писателей. Писательский взгляд проявляется и в тонких наблюдениях над языком: «Меня сильно коробят их малоскладные речи, пересыпанные вздохами, междометиями, с постоянно путающимися падежами». И в самом деле – речь героев рассказов изобилует междометиями, а сами герои постоянно вздыхают: «Она покивала и традиционно протяжно вздохнула».
Рассказ «Письмо из деревни» стилизовано под эпистолярный жанр, авторские слова отсутствуют: «Здравствуй, родной наш сыночек!
Спасибо тебе огромное, миленький, что часто пишешь нам, не забываешь».
Рассказ «Бабки» построен от первого лица. Формально рассказ представляет собой одну реплику, которую можно назвать реплика-монолог с включенными в нее элементами прямой речи других персонажей. В плане языка это стилизация разговорно-просторечного общения молодых людей: «- Гля, Куцык такой идет. Я такой: «Куцык, иди сюда!» Он такой вроде не слышит, идет такой. Я такой: «Куцык, стоять!» Ну, ору уже такой. Он такой, раз, остановился. На меня шары выкатил такой».
При всей своей просторечности данный текст – яркая стилизация речи конкретного персонажа. Повторяющееся слово-паразит «такой» придает тексту достоверную интонацию.
Рассказ «День рождения» можно назвать «рассказом-диалогом». Драматизация повествования подчеркивается редкими репликами, которые носят чаще всего номинативный характер: «- Тьфу-тьфу-тьфу. – Стук по столешнице. – Но мой Андрей часто теперь вспоминает. Как с букетом бегал туда-сюда, под окном стоял, врачей всех замучил…»; «- Декорации даже… Только, - невеселая усмешка, - режиссера не подберу никак»; «Неловкая, тягостная пауза. Потом – вкрадчивым и тихим голосом полупредложение-полувопрос:
- Ты, Настюш, со скольких там можно узнать, кто будет, не помнишь?» Некоторые ремарки являются типичными «авторскими» словами, свойственными драматургическим произведениям: «- Вот, и себя довела, и меня. О-ох… - Снова с легкими пощелкиваниями крутится диск телефона. – Сейчас разозлится – сто процентов. И как там… - Слышатся протяжные, ленивые гудки».
Встречается довольно редкая организация текста от второго лица («Почти ребенок»), представляющая собой несобственно-прямое повествование рассказчика: «Но теперь ты не понимаешь. Ты удивляешься. Отчего тебе было так хорошо, отчего ты визжала и хотела раскачиваться сильнее, сильнее… Фу, какой ты была глупой!»
Мастерская субъективация отличает рассказ «Шайтан», который написан от третьего лица, но передает восприятие окружающего мира собакой: «Хозяин не появился, как всегда, на крыльце с дымящейся палочкой между пальцев и не спросил: «Ну, как дела, Шайтанка? Нормально всё, а?»
Уже давно выполз из-за сарая ослепительный и веселый шар, стал припекать, собирать с травы прозрачные капельки»; «Поначалу боялся отстать от хозяина, потеряться; его пугало чудовище на длинных ногах, с кривым носом и волнистым наростом на маленькой голове, дико орущее и хлопающее огромными, широкими штуковинами, которые отделялись от боков. Потом оказалось, что это петух». Нормой для субъективированного повествования можно считать субстантивацию, когда герой (персонаж) словно узнаёт что-то, видит впервые, осознаёт окружающую жизнь: «Увидел большую теплую руку, которая совала ему в ном белое, мокрое, пахнущее чем-то знакомым, известным Шайтану еще оттуда, где он был, ничего не понимая. И тогда схватил это пахучее, стал сосать его, учиться жевать… Так узнал он смоченный в молоке хлеб и того, кто каждый день кормил его большими теплыми руками, - узнал хозяина».
Для прозы Р. Сенчина характерны многие языковые процессы, проявляющиеся в современной прозе [Ахметова 2006], однако протекают они в узко очерченных содержательных рамках. Так, в рассказе «Танцы» наблюдается фонетическая изобразительность. Это нельзя назвать виртуальным произношением в том аспекте, в котором мы рассматривали данную проблему [Ахметова 2005]. Но тем не менее это проблемы очень близкие друг другу. К тому же оба языковых явления пересекаются с близкой им проблемой употребления обсценной лексики: «Олька сидит на перилле, отзывается сожженным спиртягой голосом:
- Че?
- Пойдем в кусты, а?
- Иди в жопу!
Все ржут. Техняк кончается, и мы ломимся в зал, щас будет звиздатая вещь – «Стюардесса».
Отмечаются в текстах Р. Сенчина и грамматические «сдвиги». Например, дистантное расположение предлога по отношению к существительному: «Очень долго задерживаются с парнем, в сумке которого оказывается пакет с (как он объяснил) семенами» («Таможня»). В рассказе «Свидание», написанном от первого лица, используется форма множественного числа отвлеченного существительного «мрак»: «В училище завал, по теории музыки жуткие задолженности, по кларнету – вообще мраки…» Встречается притяжательное прилагательное, образованное от неодушевленного существительного: «А Захарову не мешал будильничий голос» («Субъект»).
В рассказе «Покушение на побег» употребляются неодушевленные существительные в значении одушевленных. Очевидно, в приведенном контексте данное явление можно характеризовать как просторечное: «Потом видел Михаил Палыч дождевиков, свинухов, навозников, разноцветные сыроежки».
Отмечаемый нами словообразовательный «взрыв» в некоторой степени также представлен: «почувствовали, насколько воздух здесь, оказывается, спёртый, выдышаный, тяжелый» («Музыка»). В этом же рассказе есть явление субстантивации, но она, очевидно, неполная, поскольку не очень ясно, что имеется в виду под данным словом: «Девушки пытались отогнать эти обманчиво-сладкие грезы, но те не уходили, воображение рисовало новые и новые картины скорого». Субстантивация встречается и в рассказе «Град», и здесь отмечается редкая для анализируемого сборника выразительность: «Тугая, огромная, красивая туча. Вот она накрыла солнце и осветилась ярко-розовым, почти алым».
Ошибочность, стоящая на грани с формированием новых норм, также отмечается в прозе Р. Сенчина. В рассказе «Сегодня повезло» отмечается несвойственная для причастия категория будущего времени: «Спокойное чтение под перестук колес, плавно перетекущее в дремоту, отменяется». Ошибочным следует, видимо, считать и употребление слова «враг» как существительное общего рода: «Его враг. Видимо, нашла, что искала»; «Враг ухнула»; «враг попятилась».
Но мы убеждены в том, что так называемые ошибки чаще всего являются свидетельством динамичности – языка, самого человека, всей жизни.
Все названные языковые явления рассматриваются, конечно, в контексте языковой композиции, т.е. они как раз и свидетельствуют о жанровом и стилевом разнообразии прозы писателя Романа Сенчина.
Библиографический список:
1. Ахметова Г.Д. Виртуальное произношение // Стереотипность и творчество в тексте: Межвуз. сб. научн. трудов / Отв. ред. М.П. Котюрова; Перм. ун-т. – Пермь, 2005. – Вып. 8. - С. 332 – 337.
2. Ахметова Г.Д. Языковые процессы в русской прозе (конец XX – начало XXI вв.) // Scientific articles. Humanities 2006. www.sciencebg.net www.ejournalnet.com - 4 International symposium. September 7 – 9, Sunny Beach, Bulgaria (ISBN 954-9368-17-3). - P. 39 – 56.
Источник:
3. Сенчин Р.В. День без числа: Сборник рассказов. – М.: Литературная Россия. – 2006. – 352 с.
Свидетельство о публикации №207100600065
Александр Багмет 07.01.2009 20:42 Заявить о нарушении