Тишина

Тишина.

Часть первая: "Принцесса"
Максим Санников. 20 лет. Студент ВУЗа, будущий юрист. Жил с родителями. Обширный инфаркт миокарда возможно, вследствие частого употребления спиртных напитков.
 Послышался короткий звук похожий на шелест ветра, и я каким-то образом оказался в незнакомом месте. И наступила тишина. Абсолютная, ничем не прерываемая тишина. Это пугало.
 Несколько секунд назад я шел по Приморскому парку и внезапно оказался в каком-то странном месте.
 Я встал, отряхнулся от мусора прицепившегося к штанам. Вокруг была равнина, слева и сзади ограниченная могучим лесом, справа горбились холмы, а впереди темнели многоэтажки. Несмотря на позднее время ни одно окно домов не светилось.
 Мне стало страшно: что-то мертвое и пустое было в этом районе. Ужасающий, полный тоски и одиночества крик принес издалека ветер.
 И тут я понял, что я не в Алуште, не в парке, хотя это странно - после стольких секунд осмотра только сейчас это понять. Может, возвращаясь из бара, я не туда зашел, но в Алуште нет таких мест.
 ...Район был пуст. Да что район, весь город, раскинувшийся впереди, темнел, не подавая признаков жизни.
 Каждый шаг эхом раздавался между домами. У меня началась паника: “Что за чертовщина? Где я? Может это недостроенный город? Или закрытый на карантин? Да нет, вон балконы занавешены, и белье висит, будто там люди живут".
 Я вбежал в подъезд. Он был исписан разными ругательствами и псевдо-философскими выражениями, по моему мнению, типа: "Слова - ничто, чувства - всё!" или "Оставь надежду всяк сюда входящий." Вообще,я не понимаю всю эту философию: думают что-то, решают и все равно никому и никогда это не понадобится. Пустые старания. Я дернул дверь, к которой, судя по стрелке, те слова и причислялись. Уютное домашнее убранство встретило меня. Я вежливо постучал по косяку и позвал:
 -Эй, хозяева? Есть тут кто?
 Стук форточки раскачиваемой на ветру был мне ответом. Я бесцельно побродил по комнатам. Такое ощущение, что жильцы минуту назад вышли.
 Отчаявшись, я решил поискать людей на улице. Когда я собирался выходить в одной из комнат послышался странный звук. Это шипел телевизор. Напротив него, в кресле, сидел полусгнивший труп с неестественно вывернутыми ногами и выпученными в телевизор глазами. Клянусь, минуту назад его не было. Я заорал и выбежал вон из дома.
 Страшная, выедающая мозг тишина стояла в районе. Хотелось крикнуть друзьям:"Ну хватит, пошутили! Сдаюсь!"
 Смех прорезал тишину как сирена. "Неужели все-таки шутка!" - обрадовано подумал я. Нет. Странная девочка, отрешенно глядя перед собой, танцевала на детской площадке вальс. Ужасен был этот танец. Дикое, древнее, животное страдание таилось в нем.
 Я подбежал к ней. Девочка не прекращала танцевать, несмотря на мое присутствие.
 Я робко спросил:
-Извините, вы не скажете что это за место? Не сочтите...
 Она посмотрела на меня серыми глазами, громко рассмеялась и исчезла, оставив легкий запах духов. Я растерялся. Вдруг что-то подхватило меня, и я понесся над городом с невероятной скоростью.
 Миг - и я уже стоял на плотине. Сзади гремела вода, спереди - идеально ровная поверхность реки с отраженной в ней луной. Вдоль нее шелестели тополя.
 По воде шел человек в черном плаще. Я присел и потрогал воду, не твердая ли она? Нет, обыкновенная вода. Как он шел по ней, не знаю. Подойдя поближе, человек представился:
 -Я Александр. Зови меня так. Я, если можно так выразиться, местный житель. Что-то вроде гида по этим местам.
 -Что это за город? Когда я смогу вернуться домой?
 -Ты уже дома! Здесь твоя родина.
 -Как? Подождите, но я родился и жил в Крыму.
 Александр засмеялся мелким прерывистым смехом и, утирая слюни, он указал на мои ноги.
 Я глянул вниз: дамба опускалась на дно, не знаю, как это возможно, но она тонула. Я испуганно глянул на Александра, но он уже исчез. Вода доходила до колен, и я почувствовал липкую, черную тину. Я побежал в сторону берега. Вода доходила до пояса, и двигаться становилось все труднее. Когда вода дошла до груди я оттолкнулся от плотины и попытался плыть, но вонючая черная тина плотно окутала меня, вовлекая вниз. Кажется, даже послышался шепот: "Иди сюда".
 Внезапно я опять полетел вверх и очутился во дворе между пятиэтажками. Две минуты я просто стоял и думал. Мне хоть кто-то объяснит что происходит?
 Пятиэтажные дома были пусты, как и все в этом городе. В редких кустах волчьей ягоды кто-то хихикал, в темноте не разобрать. В одном окне я заметил красный свет. И тут меня пробрала дрожь. Хоть это и был второй этаж, я видел и знал что в этой комнате. Там были похороны. Похороны без провожающих, без родственников, без самого умершего. Там умерла сама смерть.
 Я отошел подальше и присел на скамейку. В голове творился бардак. Даже не бардак, а полный хаос мыслей. Что-то вроде коктейля из прошлых воспоминаний. Я так и не увидел Кавказ, так и не женился... И тут стало мне стыдно. Сидит тут, чуть не плачет, ничего не делает. Надо же хоть раз в жизни сделать что-то самому. Спасаться, уходить из этого проклятого места. И почувствовал я небывалый прилив сил и побежал.
 Сколько я не плутал, ничего не изменялось. Даже двор был все тот же. Одно окно привлекло мое внимание. Оно не светилось мертвенным огнем, как то. Оно излучало другой свет. Я поднялся на тот этаж. Вот она девяносто третья квартира. Даже дверь этой квартиры как-то отличалась. Была знакомой, чувство похожее на дежа-вю. Я толкнул дверь и на всякий случай отошел.
 Внутри царил полный бардак: тряпки, ящики, деревяшки - все валялось на полу. Я осторожно вошел. На кухне бежала вода. Я невероятными усилиями поборол страх и вошел туда. Кухня была на удивление цела. Кран закрыт и вода не бежала. В других комнатах было так же грязно, как и в коридоре. В одной стене была выдолблена ниша, как раз в человеческий рост. Последняя комната была полностью забаррикадирована мебелью, и из нее воняло гнилью. Я подошел к окну и загляделся на березу, качающуюся на ветру. Мельком посмотрев вниз, я увидел стоящего на дороге человека. Он был одет в пиджак и брюки с лампасами. Человек с тоской и ненавистью смотрел в мое окно и, похоже, так смотрел он уже долго.
 В другой комнате что-то со звоном разбилось, и послышались шаги. У меня началась паника, и я быстро втиснулся в щель между шкафом и стеной. Шаги затихли где-то возле окна. Я затаил дыхание.
 Когда ждать стало невыносимо, я выглянул из своего убежища. У окна, наполовину освещенная луной, стояла старуха в белой ночной рубашке, с седыми распущенными волосами. Только я выглянул, она пошла на меня. Молча, с дикими глазами. Это... невыносимо... неизбежно... неизлечимо. Я потерял сознание от страха.

 Была тишина. Лишь слышался стук сердца и дыхание. Я лежал на чем-то гладком и холодном и думал когда все это кончится, когда мне помогут. Я лежал в небольшой комнате с белым кафелем, забрызганным запекшейся кровью, и бесконечно уходящим вверх потолком. Так же, рядом, стоял станок, и было в нем что-то чужеродное, не людское. Даже постановка рычагов была для какого-то другого существа. И кровь.
И тут комнату заполонили голоса:
 -Господи, что же делать?
 -Успокойте ее!
 -Жгуты! Дайте жгуты!!! Черт с ним, давай пояс!
 -Кровищи-то сколько!
 -Где врач?! Все хорошо, не двигайся...
 -Больно...
 -Позвали уже... как же ее так разметало…
 -Пропустите, тут человека стошнило...
 -Больно... помогите... что…
 -Вяжи! Перекись! Дайте перекись...
 Я лежал и чувствовал ту боль. Ту кровь. Кафель.
 Я вышел из белой комнаты и пошел бродить бесконечными коридорами этой дьявольской фабрики. Были тут и тоскливые цеха со стендами "Доска почета" и красными занавесями, были тут и обжитые комнаты с засохшими цветами и балконами, выходящими на пасмурный город. По его улицам парил человек, распятый на незримом кресте. Он разворачивался, поднимался выше, иногда спускался - как игрушка в руках невидимого ребенка. И шепот, постоянный шепот: "...и видел я кладбище идей бездарных и безликих, и слышал я музыку без смысла и мотива, и видел я гениев падших, грехи которых не перечесть. И видел я нищих, слепо внемлющих падшим гениям и во всем они старались походить на них. Забыли они, что созданы по образу и подобию Господа, и что сами они есть Властелины своих жизней. В гордыне своей они были низвержены в ад, и даже там пытались перечить Господу, желая..."
 Все было бурей хаоса, а я был песчинкой. Миллионы чувств, звуков и картинок наполнили меня. Я чувствовал стыд за бездумно прожитую жизнь, впустую потраченный шанс... И я познал вечность. Холодную, невозмутимую вечность, не измеримую временем.
 И был я на улицах города, и заходил я в переулки, и были они одиноки и тоскливы, как я сам. И рыдал я, зная, что прошлое не вернуть, грехи не загладить. Через восемь лет я знал все улицы города, через шестьдесят лет я знал все квартиры, через сто лет я прочитал все книги, через триста лет я знал каждый камешек, каждую царапину, через тысячу лет я знал все. И считал я, но, доходя до нескольких миллионов, сбивался и начинал заново и так тысячи раз. И пытался я убить себя, но ни одного синяка не нанес себе в Городе. И знал я, что впереди Вечность. И тоска. И боль. И тишина...

Часть вторая: "Ренегат"
Андрей Крылов. 19 лет. Художник. С 16 лет жил сам. Кровоизлияние в мозг вследствие сильного отека черепной коробки.
 Я шел по улице, грозно грохоча ботинками. Опять они напились, я имею в виду своих родителей. На этот раз, когда я пришел за деньгами отец кинул в меня кружкой и попал в голову. А больно всё же. Прохожие или опасливо отходили или идиотски хихикали на мой внешний вид. Я Андрей Крылов, Дрон, как называют меня друзья, художник и панк. Всю свой сознательную жизнь я отрицал всё, что только можно, от религии до самого себя. На улице было пасмурно. Сзади что-то хлопнуло, и я оглянулся. В лужу упал старик. Набежали прохожие, кто-то закричал: "Убили!"
 "Плевать." - подумал я и пошел прочь. Опять разболелась голова. Может, действительно пацаны правы, надо сходить в больницу, провериться. Вот еще, сдохну, но вытерплю. Дождь закончился, запахло озоном и плесенью. Прохожие как всегда одеты до глупости серо, некоторые, что бы хоть на долю отличиться от других, одевают элементы "сумасшедшей" на их взгляд одежды. И каждый раз у них это получается глупо. Щебетали проходящие девчонки одиннадцатикласницы. Одна с жаром рассказывала о парне своей мечты:
-...И такой светленький, и главное чтобы отличался от других, такой, знаешь... ну, другой...
-Как этот? - спросила вторая, указывая на меня.
-Нет, ты что...- зашипела та, и они засмеялись.
 "Дура, ну какой тебе нужен парень? Боишься даже сказать, что тебе нравятся простые, обыкновенные пацаны. Серая масса. Муравьи", - ворчал я себе под нос. Возле меня остановилась машина. Водитель, парень в белой кепке и спортивных штанах, ехидно осведомился:
-Машину не заказывали?
-Нет, - коротко бросил я.
-В больницу? Ха-ха-ха!! В психушку?! Ха-ха-ха!!
 Разговаривать с хамом я не захотел и просто взял горсть грязи с тротуара и кинул ему в лицо. Парень тут же выскочил и ударил меня по лицу - привычное дело, но тут какая-то слабость охватила меня. Я пропустил пару ударов и он свалил меня. Черт, да что со мной? Слышались крики прохожих: "Давай, бей этого бандита... Шантрапа, совсем обнаглели... На голову сели".
-Идиоты, я не бандит... - только и успел сказать я, перед тем как отключиться.
 Я очнулся от того, что мне за шиворот натекла вода. "Жизнь - дерьмо!" - подумал я и встал. Кости целы, пару синяков и царапин. Так все в порядке. Лежал прямо на тротуаре, и никто даже не потрудился помочь мне. Привыкли бояться. Сволочи. Нелюди. Пошатываясь, я побрел к себе домой.
 Дождь мелко и надоедливо моросил, все было серое. Весь мир. Идущий впереди мужчина вдруг остановился и захрипел. Я насторожился - только не это! Мужчина схватился за горло, затем, странно выкрикнув, упал на землю и принялся царапать в агонии асфальт. Бешеные глаза смотрели на меня. Подбежали медики и оградили пространство вокруг него. Синдром Мгновенного Сумасшествия. Сокращенно СМС. Неожиданно появившись, эта болезнь успела устроить настоящую панику в мире. Не известно ни способов передачи ее, ни факторов предваряющих заболевание, ни, тем более, методов лечения. Просто у людей примерно за пять секунд разрушаются все нервные клетки. Пять секунд адской, нестерпимой боли и человек умирает. Ходят слухи что, посмотрев жертве Синдрома в глаза, можно самому заразиться.
 Вот, наконец, я во дворе. Пацанов нет, что не удивительно, во время непогоды они обычно сидят в подвале, на трубах. Я присел на скамейку передохнуть. Небо было в мрачных тучах. Кто-то снимал на балконе белье, кто-то курил. Из окна первого этажа гремели страсти телесериала, малыши, закутанные в комбинезоны, копались возле дерева. Похоже, они пытались выстроить какое-то строение из продуктов кошачьей жизнедеятельности. Все было как всегда. Я кряхтя поднялся и пошел в подвал.
 По дороге меня остановил патруль. Попросили документы. Какие, к черту, документы? Потом они начали меня обыскивать. Странно, у нас в районе милиции, а тем более патрулей не было лет... Да их, вроде, вообще никогда тут не видели. Район-то тихий. И тут, на мое удивление, они отстали. Странно обычно с моим внешним видом, после таких встреч я провожу время в райотделе милиции.
 В подвале тоже никого не было. Может, менты спугнули? Я немного посидел, погрелся и пошел к себе домой. Уж там-то наверняка кто-то есть. Открыв входную дверь, я обомлел. Все изменилось: стекла занавешены, зеркала прикрыты черными простынями. Простынями Сида, моего знакомого гота, любителя поразмышлять о смерти. А, наверное, какой-то готский праздник. Я даже рассмеялся. В комнате сидел Сид и с отрешенным взглядом смотрел в хрустальный шар. Его девушка, Андрогин, заворожено смотрела на него.
 -Кто пил из моей кружки?!!!! - как можно громче заорал я.
 Готы вздрогнули и повернулись ко мне. Андрогин швырнула в меня какую-то тряпку с криком:
-Дебил!! Зачем так пугаешь?! Что с тобой?
-Подрался. Кто вам ключ дал?
-Димыч, он за пивом пошел.
-Не хочешь ли взглянуть в Шар? - пафосно спросил Сид.
-А ну, давай, что меня ждет?
 Он по театральному посмотрел в Шар и сказал мрачным голосом:
-Смерть позади, боль впереди.
-Ну, кто мог сомневаться. Ты всегда что-то в этом роде говоришь. А шторки зачем повесили?
-А ты не догадываешься? - тихо спросила Андрогин.
Я посмотрел на фотографию на столе. Там был изображен морщинистый седой старик с грустными глазами. Тот самый, который умер сегодня у меня за спиной.
-Какой-то ваш готский кумир? - спросил я и сел на диван - не было сил, так болела голова.
 Сид вздохнул и отложил Шар. Потом он начал мне что-то рассказывать, но я его уже не слышал, голова болела нестерпимо. Медленными спазмами боль раздувалась в мозгу, заставляя забыть обо все на свете. Как ревнивая жена она не давала мне покоя. Я уснул.

 Мне снился Парк. Могучий, древний парк посреди Города. С необъятными дубами и тополями, с гудящими елями. Сквозь кроны были видны высокие дома. Светило солнце. Гремела река, разбиваясь на множество островов и перекатов, через которые были перекинуты мостики. Местами река затихала зеленоватыми заводями. Уютные кафе и беседки стояли на берегах. Гуляли люди одетые в костюмы XIX века, бегали дети.
 Часто встречались колонны с висящими на них картинами или странные стальные конструкции непонятного назначения. На открытых сценах играли авангардистские спектакли. Я сел на скамью и начал смотреть выступление, но смысл постоянно терялся. В конце концов я понял, что это вовсе не спектакль, а аукцион. Ведущий аукциона выкрикнул:
-Ковер, три на полтора. Текстильная фабрика имени Эпштейна. Стартовая цена -два.
 Я так и не понял чего "два", но за ковер боролись бойко. Цена повысилась одиннадцати. Наконец, его купил высокий очкастый инженер. С трудом взвалив его на плечи он пошел прочь.
-Ящик с содержимым. Фабрика УДО "Стрела". Начальная цена семь.
-А что за содержимое? - спросил я.
-Как что? - удивился рядом сидящий мужчина, - Похоть.
 Мне жутко захотелось увидеть похоть в ящике, и я спросил у мужчины:
-А чем идет оплата?
-Грехами. - коротко ответил он. В это время ящик купила прыщавая девушка в майке "Титаник".
-Номера лотереи, Спортлото. Второй тираж, за май 1977 года. Начальная цена тринадцать.
 "Эх, была не была, хоть это возьму!" - подумал я и поднял руку. Человек за трибуной пригрозил мне молотком со словами:
-Молодой человек, помните, вам грехов хватает только на одну покупку!
-Хорошо, я снимаю ставку, - поспешно ответил я.
-Вот так бы и раньше. Совесть. Шестой разряд. Закалка 1965 года. Четыре.
"Ну, это мне тоже не понадобиться, лучше что-нибудь получше подожду."
 Следующим товаром было счастливое детство. Шесть порядков, три травмы. Опять мне жгуче захотелось это купить, но может дальше выйдет что-то совсем нужное?
-Чревоугодие с индульгенцией. Двадцать три.
 "Нет, дальше."
-Счастье по теории Тернера. Два!
 "Возьму, точно возьму. А если дальше что интереснее? Нет, надо потерпеть"
-Любовь в понятиях философов XX века. Бракованная. Работает в треть мощности. Шесть.
 "Да что у них за выбор?! Одно другого лучше! Страшно взять что-либо."
-Смерть. Три стадии. Четыре.
 "Нет. А может пошутить? Все равно сон." Я поднял руку. Мужчина за трибуной стукнул по деревянной колодке сразу.
-Продано!
 Мне принесли жутко воняющий сверток, перевязанный красными нитками.
-Комплект счастья Андрея Крылова, безотказный. Один.
-Э... Я беру! - крикнул я.
-Молодой человек, вы свою покупку сделали. Извините, я вас предупреждал, -сказал мужчина за трибуной, ярко сверкая очками.
-Но постойте, я продаю ее назад...
-Товары возврату не подлежат.
-Но это не честно...

 Я открыл глаза. Был уже вечер. Готы ушли, квартира пустовала. В окнах виднелся мерцающий город. Там, в окнах, жили люди. Радовались своим мелким радостям, ели, пили, занимались любовью, умирали от СМС. Никто даже не догадывался, что где-то может быть человек, наблюдающий за ними, человек у которого нет ни одной радости, той, которую с избытком имеют все эти люди. Человек с детства отброшенный миром. Заблудший, никому не нужный. А узнав о существовании такого человека остальные люди, в большинстве случаев, лишь кивнут ему головой и ничего не станут предпринимать. Лишь коротко бросят: "А что я могу сделать?" Просто побоятся связываться. Побоятся потерять свое счастье.
 Я отошел от окна и снова вел на диван. В подъезде грохнула дверь. Порисовать что ли? Тут в комнату вошел мужчина в пиджаке и двое в форме.
-Андрей Крылов? - осведомился мужчина.
-Нет, Сергей Есенин, - дерзко ответил я.
-Не надо врать. Я из общества по планированию семьи.
-О опять это дерьмо! Мне уже девятнадцать, я имею право туда не возвращаться!
-Родители ждут тебя.
-Чушь!!! Вы что сериалов насмотрелись... По закону уже не имеете права!
-Я прошу тебя, вернись к своей семье.
-Дядя, я прошу тебя, пошел на х..р.
 Мужчина понимающе кивнул головой и сделал движение рукой. Люди в форме надвинулись на меня. Я встал. Кровь подскочила к голове. Все потемнело. Лишь слышался чей-то голос: "Пульс стабилизировался... он идет на поправку."
 Я лежал на чем-то мягком и думал, насколько же у меня дерьмовая жизнь. Еще дед этот со своим планированием семьи. Урод. Дождь барабанил по подоконнику. Над кроватью стояли опухшие папа и мама. Отец был в старом спортивном костюме и драных ботинках, а мать, накрашенная не по контуру красной помадой, в шерстяных колготах. "Любящие родители".
-Андрюш-ша! Привет! Дядя Семен привел тебя по нашей просьбе.
-Идите вы на х..р.
-Не надо так, мы любим тебя. Хочешь мы тебе что-нибудь приготовим из еды?
-Я и водочки купил! - весело добавил папа.
-К черту, нашли дурака! Где я?
-Дома...
-Это не мой дом.
-Андрей, хватит! Довольно ты нам нервов попортил, - сказала мать.
-Что?! Я вам?!
-Мы тут с папой подумали, что пора за тебя серьезно взяться. Тебе же уже шестнадцать? Пора работать.
-Мне девятнадцать...
-Довольно, ты нас что, за дураков держишь?! - неожиданно разозлился отец. - Хватит играть в детство! Пора стать взрослым!
-Идите вы! Ненавижу... -сказал я и выбежал прочь из этого места.
 На улице шел дождь. Шли одинаковые люди. Каждый был озабочен собственной мелкой проблемой раздутой до огромных масштабов. Специально чтобы окружающие не пытались навязать свои проблемы. Чтоб можно было сразу ответить: "Отстань! Знаешь как мне тяжело..." Хотя в большинстве случаев эти проблемы - ничто. Пустышка.
 По улице шли люди. Против общего потока шел человек. Тот, отверженный. Даже не подозревающий, что ничего не изменить. Никого не изменить. А с неба падал дождь...

Часть третья: "Агнец"
Леонид Розов. 40 лет. Бывший инженер отопительных систем. С 33 лет в больнице. Воспаление спинного мозга.
 Жена привычным движением сорвала колпачок с ампулы и набрала содержимое в шприц. Я наблюдал за ее движениями. Вот уже семь лет мне обещают вернуть, как говориться, вертикальное положение, но пока все попытки тщетны: четыре операции и несметное количество процедур. Мою жену зовут Настя, полная женщина с темными волосами и до невозможности уставшими глазами. В последнее время я начал подозревать, что она начала выпивать дома, и я её за это не виню - такой тяжкий груз. Часто она выходит в коридор и тихо плачет. Нервы не выдерживают видеть меня таким.
 Точным движением Настя всадила иглу мне под лопатку и, как всегда, я ничего не почувствовал. Необычно жить, когда ничего не чувствуешь, но я не сдаюсь. У нас, в армии, учили: сдашься - смерть. И я терпел, все это время я не терял присутствия духа, делал вид, что все хорошо.
-Пить хочешь? - спросила жена.
-Только водки, - сострил я.
 Она улыбнулась уголками рта и поправила мне подушку со словами:
-У меня сегодня ночная смена я приду завтра часа в три. Что тебе взять?
-Свежих газет... Ты же мне почитаешь?
-Ну естественно. А из еды, сок или молочное что-нибудь?
-Как всегда - кефир.
-Хорошо, я пойду. Не скучай без меня.
-Пока.
 Настя вышла. Я слышал, как в коридоре она рассказывала медсестре, что и в какое время мне вкалывать, за все эти годы она наизусть изучила все лекарства. Напоследок она попросила не выключать радио. Это Настя правильно, я не могу в тишине. Слишком это тяжело, в моем положении. Часто плохо было без радио.
 Жена ушла на работу. На одну из них. Лекарства стоили недешево, и ей приходилось вытягивать все самой, работая в двух местах.
 Вошла медсестра. Новенькая, я ее еще не видел. Тихо, почти про себя она поздоровалась со мной.
-Что так тихо? Каши мало ела? - весело спросил я.
-Здравствуйте, - сказала она.
-Привет, как мне тебя называть?
-Наташа.
-Я Леонид Антонович. Значиться так. Каждые два часа проверяй меня снизу, не сходил ли я под себя. А что? Это твоя работа нечего кривиться, я ничего с этим поделать не могу. График уколов, я думаю, ты знаешь. Когда я чего-нибудь попрошу, сразу неси. Так, как говорится, курс молодого бойца пройден.
-Хорошо, Леонид Антонович. Сейчас что-нибудь нужно?
-Хе-хе! Не так сразу. Засунь руку под одеяло.
-З-зачем? - испугалась медсестра.
-Послушай, мы же договорились, если я что-то говорю, ты исполняешь.
-Хорош-шо... - сказала она и засунула трясущуюся руку мне под одеяло.
-Что там?
-Мокро...
-Так что ты стоишь, давай меняй...
 Довольный собой я принялся напевать под нос. Пусть девчонка поработает, а то совсем зеленая, думает, будет ей легко. Свою жену я, естественно, стараюсь не гонять, и так за столько лет набегалась, а вот новеньких часто. Пока она там сопя копошилась я по привычке разглядывал потолок. Два пятна темной побелки, трещина и лампочка: за семь лет я изучил этот вид наизусть до мельчайших подробностей.
 Дни в больнице проходили медленно и тоскливо. Одно и тоже, ничего не менялось. Этот кисло-сладкий запах лекарств и мочи, холодные макароны с котлетами на пару, доктора, медсестры, холод.
 Наташа поставила мне подушку, чтоб я мог смотреть телевизор, и вышла в коридор. Хорошая работница. Немного ума и сноровки и жена получилась из нее идеальная. Главное, чтобы по дому занималась старательно, а остальное приложится. По телевизору показывали какую-то современную чушь. Худой мальчишка в блестящем пиджаке пел. Да зачем ему это надо? Что называется ни кожи ни... Эх, вот если бы он поработал немного, познал вкус жизни, мужчиной бы стал. Так нет, кидает их в разные крайности. То они как бабы одеваются, то с крыш домов сигают, то картины дурацкие намалюют. Нет, я все понимаю, Шишкин там или Левитан, это да, искусство, но эти же сосунки... Вдруг что-то в телевизоре щелкнуло, и он зашипел.
-...Пока не говорите... - услышал я из коридора.
 В палату зашел главврач вдвоем со странным усатым мужчиной в сером пиджаке.
-Что случилось? - мгновенно отреагировал я.
-Да нет, все в порядке... Это Алексей Демидович Горин, заведующий Московским Институтом Мозга, он очень заинтересован вашей проблемой и хочет предложить вам новую, уникальную операцию по удалению опухоли.
Горин смотрел на меня неестественно широко раскрытыми глазами. Наконец он сказал:
-Леонид Антонович вся проблема состоит в вашем согласии перехода на новый уровень лечения. И, естественно, переезд в Москву. В любом случае все будет оплачено Институтом. Главное - ваше согласие.
-А здесь, что, нельзя провести вашу операцию? - спросил я.
-Нет, к сожалению единственное в мире оборудование для лечения таких болезней есть только в Москве, а перевозить и отлаживать всю технику просто нет ни смысла, ни возможности. Как уже сказал Геннадий Михайлович главное ваше согласие.
-Постойте! Я не понимаю, как это нет "ни смысла, ни возможности". Что розетки не подходят? Так поменяйте.
-Дело не в розетках. Понимаете, нужна оборудованная химико-биологическая лаборатория, нейроисследования...
-Нет. Говорите прямо, я что, не понимаю. Делать можно и здесь, в этой больнице. Я не хочу, что бы меня везли в Москву. Если вам нужно, то приезжайте и делайте операцию, я согласен, а ехать - нет...
-Я же говорил, - тихо сказал главврач.
-Вы подумайте, Леонид Антонович, мы не будем торопить вас перед таким важным решением.
-Не собираюсь я ничего думать, я все решил.
-До свидания, Леонид Антонович.
 Врачи ушли. В палату мышкой прошмыгнула Наташа и спросила:
-Вам чего-нибудь принести?
-Телевизор сделай, сломался чего-то.
 Пока она настраивала телевизор, я заметил, что она худющая как антенна. Тоже пошла мода! Иссушают себя голоданиями. Где это видано что бы человек, а особенно девушка себе в чем-то отказывала? У нас всегда было-хочешь есть-ешь! Все эта Америка.
-На третий канал, - подсказал я. Она подчинилась.
 Остальную часть дня я провел в просмотре телевизора. Наташа сидела рядом и играла на мобильном телефоне.
 На следующий жена не пришла в то время как сказала. Я приказал Наташе позвонить на дом узнать что случилось. Она вернулась минуты через две.
-Анастасия Павловна просила передать, что сегодня приехать не сможет, вызвали на работу. Просила передать, чтобы вы не волновались. Она приедет завтра. Еще сказала вам газет купить, правда?
-Да сходи, купи, пожалуйста, "Правду", "Аргументы и факты", но ничего из своих, новомодных!! Ты слышишь?!
-Да, я поняла, - сказала медсестра и вышла.
 Было слышно как она, в коридоре, разговаривала по телефону с кем-то, смеялась. Потом наступила тишина.
...Эта дура забыла включить радио. Я лежал и пытался себя успокоить. Просто молодая, еще жизни не повидала. Ей сейчас только с пацанами и зажиматься в кустах. Тут я понял как долго не видел кустов... А увижу ли? Так, все! Надо успокоиться. Не думать о плохом...
 С улицы потянуло запахом орешника, я этот запах хорошо запомнил, когда еще ходил... Тогда... Господи, как же хочется хоть на денек пройтись по траве, увидеть море, облака, людей наконец увидеть... Как же хочется еще хоть один день прожить по-человечески, хотя бы один день. Я готов был отдать все оставшуюся жизнь ради одного дня. Хоть чуть-чуть. Господи разве я много прошу? Разве не достоин я счастья, как эти малолетки? Разве я согрешил? Почему ты молчишь? Ты всегда молчишь! Всю мою жизнь ты не обращал на меня внимания. Да я не ходил в церковь, потому что она мне не было нужна. Я, в конце концов, не обязан! А ты... Ты... Ты ничтожество... Построил мир и не можешь за ним уследить... Одни по семь лет под себя ходят, другие деньги не знают куда девать. Что, нечего сказать? Стыдно...
 Но стыдно было мне. За все за свою трусость. За свое ничтожное положение. За свою мелочность. Как червь по отношению к Богу...
 Ну почему эта дура забыла включить радио?! Я не могу уже!
-Эй!! Сестра! Сестра!!! А!!! Эй там!?
 Все было тихо. Ничего, нужно сосредоточиться на чем-то. Может спеть... А что, у нас, в армии, это частенько помогало. Я уже собрался начинать, как понял, что все равно не поможет. Ничто не может мне помочь. Ну, спою я, и что дальше? А все также и станет. И не виновата эта Наташа, просто не понимал я, как зависим, как мал... Даже не труп. Хуже. Раб. Раб собственного разума. Собственного положения. Раб самого себя. И ничего с этим не сделаешь. Абсолютно. Трудно представить. Это как гнить заживо и при этом с милым лицом за этим наблюдать, или даже нет. Как пытка, ужасная пытка когда тебя мучают, требуют информацию которую ты просто не знаешь .Это самая правильная, на мой взгляд, формулировка.
 Ну почему так тихо? Почему все молчат? Боже! Ну сделай хоть что-нибудь! Хоть раз в моей жизни помоги...
 Наташа пришла через шесть минут. Я молчал. Не из-за обиды на нее. Просто молчал. Она включила телевизор. Случайно там оказался музыкальный канал. Ведущий Иван Ургант сказал:
-Специально для вас, дорогой Маркетолог Глеб, "Depeche Mode", песня "Enjoy the silence"...



 2004-2005.Глеб Давыдов.