Знакомство с Достоевским

Из вагона вышел долговязый паренек, увидев нас, он стеснительно пригладил белобрысый ежик на голове.
- Привет, Жека! – обрадовались мы и заключили его в свои родственные объятия.

Племянник приехал на весенние каникулы из ближнего зарубежья. Повзрослевший, какой-то неродной и незнакомый.
- Слишком быстро вырос, - посожалели мы, вспомнив того ангелочка, c которым еще недавно все носились и тискались. Он был таким солнечным ребенком, а превратился в обыкновенного подростка со всеми подростковыми проблемами.

- Ну вот, возись теперь с ним, - подумали мы, но уже после того, как обрадовались встрече. – Какую-то культурную программу надо придумывать. В Эрмитаже он ни разу не был, а может быть ему это и не нужно? И вообще что его интересует – вон даже наушники из ушей не вытащил.

Жека, казалось, не сильно тревожился по поводу того, что Эрмитаж останется непросмотренным. Он не был похож на человека, следящего за новинками культуры, тем более, российской.

Рос он во вновь рожденном молодом государстве, оторванный от родного языка и корней. Мыслил какими-то эмигрантскими местечковыми категориями. Его поражало все: наши вывески, объявления, реклама. То, что нам, живущим в этой среде, казалось обыденным, его возмущало. Мы развивали свой язык, пусть иногда не в ту сторону, он пользовался им в законсервированном виде, в каком получил от родителей 16 лет назад.

Жека привез с собой роман Достоевского, которого, несмотря на все катаклизмы, в школе все-таки "проходили". Взвесив на руке увесистый том «Преступления и наказания», племяш вздохнул и спросил: «А где у вас тут всякие упыриные места?»

Прошло дня три, нашатавшись по городу, Жека сам, без чужой помощи, cмог увидеть то, что для многих туристов осталось за кадром. Он взглянул на эти руины свежим глазом и влюбился в них.

Дома, разостлав на полу карту города, он открыл книгу и стал прокладывать маршрут Раскольникова. «Сенная площадь, В-ский проспект, C-кий переулок» - пытался расшифровать названия Жека. Занятие оказалось увлекательным. Впервые, все, что он читал, происходило именно здесь, на этих улицах, в этих дворах.
На следующий день он купил диск, на котором профессиональный артист сумрачным голосом читал роман. Натянув наушники, открыв карту, Жека все кружил по городу.
Вот здесь Родя спрятал свой клад, здесь он встретился со Свидригайловым. А приглушенный голос в ушах вел его из подворотни в подворотню. Cтоял холодный петербургский март, мокрый и наотмашь бьющий колючим ветром с моря. Жека не замечал этого.

- Жека, где ты шлялся весь день? – восклицали мы, когда он скидывал промокшие ботинки и несся на кухню. Наевшись, он рассказывал весь вечер как, где и что он видел, какое открытие сделал и что его удивило.

- А главное, я в какой дворик не зайду, везде, как назло, две старушки стоят, я аж захихикал, - в упоении от всеобщего внимания продолжал Жека.

Он с безжалостной наблюдательностью, все подмечая, фотографировал грязные дворы-колодцы, копошащихся старух, бомжей. На его фотографиях перед нами вставал Петербург Достоевского. Его персонажи, его типы. Это была параллельная нашей жизнь. Мы ее не замечали, каждый жил своими проблемами. А он увидел и прочувствовал, тихий чистенький мальчик из ближнего зарубежья, приглаженного и прилизанного.

За старушек, шутя между собой, мы уже стали побаиваться, cлишком Жека проникся духом Раскольникова.

Как-то вечером племянник пришел особенно поздно, опять весь мокрый и замерзший. Тихо забрался в свою комнату, закрылся и весь вечер не выходил из нее. Мы удивленно переглядывались.
- Женя, у тебя все в порядке? – постучала я.
- Все! – глухо ответил племянник, не открывая двери.
Мы встревожено пожимали плечами, тараща глаза друг на друга.
- Может он того! – прошептал сын. – Cтарушку!
Начали колотить в дверь c криками:
- Жека, может у тебя что-то случилось?
- Cлучилось, у меня украли деньги, - Жека расстроенный высунулся из двери.
- И все? – радостно завопили мы.
Он, удивленно оглядев наши физиономии, закрыл дверь.

Через неделю мы провожали Жеку домой. Он не посетил Эрмитаж и не побывал в Русском музее. Но он вез домой настоящий литературный труд и фотографии «своего» города. В руках он по-прежнему держал книгу Достоевского. Он его не "прошел", как говорят в школе, он в него вжился и сделал  частью своей жизни.
Мы ужасно завидовали ему.