Бронепоезд

Юрку Толкачева в институте звали, естественно, «Толкач». А на работе стали звать Юрьиванч. Коротко. Удобно. И уважительно. Это не то, что у меня. Язык сломаешь, пока выговоришь имя и отчество. Так и остался Мишей. Даже потом, когда стал замом. Как уж тут карьеру служебную делать? Когда ты для всех Миша, мальчик то есть. Да, ладно. Не обо мне речь.

-Юрьванч, ну как охота? Много дичи настрелял? – спросил Арнольд, когда Толкач пришел к нам в лабораторию.

Толкача распределили в КБ, а Арнольд и я попали в заводскую лабораторию.
В КБ Толкачу было скучно, и он постоянно «ошивался» у нас.

То, что Толкач собирался на охоту, мы уже знали.
Как-то недавно он пришел к нам и сообщил:
-Спать хочу… Представьте себе, всю ночь пулю писали… А под утро Саня Критский вдруг говорит, неправильно, грит, мы живем. Сидим всю ночь. Всю комнату прокурили. А на улице весна. Мужики, грит, поехали на охоту. Хорошо, видишь ли ему, стоять на тяге. В лесу. На вальдшнепов.

 Хихикая, и как бы приглашая нас посмеяться над нелепостью затеи, Толкач продолжал:
- Толстый ему говорит: «А ты знаешь, что такое тяга? Ты наверно у паровоза видел тягу. «Стоишь на тяге» - передразнил он его. - На стальной. Килограмм на 50.
-
Толстый был молодым специалистом. Работал в бригаде расчетчиков и слыл хорошим математиком. В преферансе он соображал быстро. Играть с ним было бы не просто, если бы не его взрывной характер. Он легко возбуждался, заводился, переживал, негодовал. Уши у Толстого слегка оттопыривались, что делало его похожим на дауна. Носил он круглые допотопные очки.

Как-то в порыве негодования на фоне алкогольного подпития Толстый выбросил из окна общежития с девятого этажа письменный стол, который его раздражал. Удачно выбросил. Никто не пострадал.
-Что ты делаешь!? – возмущался Толкач.
 «А что? В Италии вон на новый год все старье выкидывают, а мы что, хуже?»

Толкач тоже отличался неуравновешенным характером.

Критский проигнорировал каламбур Толстого.
- Весна на дворе,- снова мечтательно так говорит. -Парни, чем эти картонки тусовать, поехали лучше на охоту. В лес. Эх, хорошо! Стоишь с ружьишком на тяге…
- Юрьванч, ты можешь представить, как этот достопочтенный сэр стоит на пятидесятикилограммовой стальной тяге? Да еще с ружьишком?
- Серые вы люди. Тягой называется процесс, когда летят вальдшнепы. Тянет их на родину. А ты их влет – бах! Бах! – из двух стволов.

- И мимо. Это уже тягомотина. Мотю знаешь? Вот это она дает тягу. – пытался скаламбурить Федюшкин, только что получивший на мизере 2 взятки. Но никто не отреагировал.

-
- Садись играть, хватит в окно пялиться, Тургенев недоделанный.
- Нет, в натуре, Юриванч, ты был на охоте? Нет. То-то. Это тебе не «Спартак-чемпион», и не Майя Плисецкая.
-
 Критский затронул сокровенные увлечения Толкача. Все знали, что у него было две страсти: болеть за «Спартак» и смотреть балет в Большом. Он не пропускал ни одного матча со Спартаком. Что касается балета, то наибольшее удовольствие он получал, когда танцевала Плисецкая. После спектакля он и еще такие же балетоманы поджидали у артистического выхода, когда выйдет Майя.
 
Однажды Юрьванч пришел на работу в необыкновенном возбуждении и сообщил, что вчера ему посчастливилось нести чемодан Майи, которая улетала на гастроли. Куда и сколько он нес, может быть только прикоснулся к ручке чемодана, но этого было достаточно для полного счастья.

- Да ладно, говорю, что ж, я не против. Только у меня и ружья-то нет.
Загадали: если в прикупе будет туз, едем на охоту. Значит, это – судьба. И надо же, - продолжал в возбуждении брызгая слюной Юрка, - Критский сдал карты. И в прикупе (вот ведь как!) оказался бубновый туз.

-Только вот у меня ружьишка даже захудаленького нет, - снова посетовал Толкач.
- А у меня есть! - с гордостью воскликнул Отец. Отцом звали Валерку Зайцева, у которого полгода назад родилась девчонка. Когда-то Валерка бегал на короткие дистанции. И за победу в каких-то соревнованиях ему вручили охотничье ружье. В качестве приза. (Тоже вот, придумали!). Ружье это, ни разу не стрелявшее без употребления валялось в стенном шкафу.
-
- -Папа, одолжи ствол, -взмолился Толкач. – А я тебе отдам охотничьи трофеи.
- У ружья два ствола. Двустволка. Это будет в два раза дороже.

В назначенное время все собралась на вокзале. – рассказывал потом Толкач. - Все, кроме Толстого, были вооружены.
-Толстый, а ты что будешь делать? Загонять зверя? Кашеварить?
-Я, ребята, буду наливать. Но с условием, что с каждого из вас по выстрелу. Нет, по два. Годится?

Надо ли говорить, что со своей задачей по прибытии на место Толстый справился быстро. Потому что начали еще в электричке. И еще Федюшкин провалился к канаву. Пришлось срочно лечить, наливать ему. Ну, и нам тоже.- захлебываясь от смеха вещал Толкач. И остановиться не могли. И не заметили как все бутылки опустели. Так все сразу и выпили.

 -Парни, - сказал Федюшкин. -А не поехать ли нам обратно. Еще успеем на последнюю электричку. А то мокрому стоять на тяге неуютно. И нет ее, дичи…

- Ты сам дичь несешь! Лучше вот покажи, можешь ли ты с 30 шагов попасть в бутылку.
И , естественно, начали стрелять по бутылкам.
Какая уж тут тяга. Всех уже распугали.

Ну, и поехали обратно.

А ехать два часа. Выпить нечего. Сели писать пулю.
Толстый вистовал.
- Э, - говорит Феде , - да вы , сударь, без одной.
И вдруг вспомнил:
- Юрьванч, а я с тебя недополучил один выстрел.
- Все, - говорю, - поезд ушел.
- Нет, говорит, - поезд еще идет. Пойдем в тамбур, там я стрельну.

- И что? – заинтересовался я.
- Что! Высунули ружье между дверьми. Когда на остановке двери открылись
 А потом закрылись. А ружье зажато дверью. Когда поехали, Толстый нажал на курок.

Стрелять понравилось. Стали палить с двух сторон. Пока милиция не пришла. Не успели мы дать «тягу».

Ружья отобрали. И в отделение уже в Москве отвели. До утра держали.
У Критского и Федюшкина документы на оружие были. А у меня нет. Пришлось мне Отца просить идти доказывать, что это его ружье. А у него только и было, что фотография, где он стоит на пьедестале почета, и ему вручают приз – это самое ружье. Других документов не было.

- Да, - протянул Арнольд. – Это вы, ребята, из электрички устроили бронепоезд.


Ружье отдали. А почему? А потому, что история эта случилась в начале 60-х годов. Тогда слово «террорист» не то, чтобы забыли – оно было даже как бы почетным: Каляев и другие цареубийцы. Да и милиция была другая . Советская.

04.10.2007