Мертвое море, живые люди. Пилат и Юлий. Серия 6

Картина 1. Дворец Ирода Великого.

Молодой месяц, задрав вверх к Богам свои углы, висел в еще светлом небе. На рога он был похож. Такие рога укреплены на шлемах пеших варваров. На небе проступили три звезды.

- Вот и ладненько, - подумал Пилат, - слава Богам, начинается месяц Элул.
Спадает жара, и завтра на ристалище - первый день Римских игр, на моем любимом гипподроме.
 
Где-то внизу, в лагере, трубач прогудел в рог сигнал отбоя.
Кто-то невидимый ударил в гонг.

- Кого это Вейовис несет? - крикнул Прокуратор невидимым слугам.
- Я – ваш новый Адиутор. Ветеран Юлий Бравый из Галилеи, бывший Всадник Серебряное Копьё, из четвертой турмы. Вы сами велели прийти, игемон, - послышался голос из-за колонн.

Пилат сделал знак рукой и крикнул хрипло вверх: «Вина!»
 
- Военная выправка заметна даже у ветеранов. Привет тебе, Всадник Серебряное Копье. Получил ли ты жалование, доволен ли? – и прокуратор чуть повернул кисть руки, указывая на лежанку напротив.
- Привет и тебе, Всадник Золотое Копьё! Привет тебе, Judeus (покоритель иудеи)!

Пилат нахмурился, гнев, как тошнота, подступил к самому горлу.

- Я не успел тебя, жид, взять на службу, как ты уже оскорбляешь меня. Ты знаешь, что делается сейчас в Риме, как изгоняют из храмов иудеев, как вас заставляют приносит в жертву свиней! На ваших алтарях. Я запретил всем псам приносить это слово. Ты понял меня, или верну тебя давиться твоим жалованием, теми медяками, на которые ты уже два года живешь? – Пилат почти кричал. - Сядь, я не велел стоять! И плаща этого, чтобы я больше на тебе не видел. Ты не солдат больше. Понял меня, чурбан? Мне мозги твои нужны, Вон какие чины за тебя слово замолвили... А мне понять нужно, разобраться... Вы, жидье, своим врагом меня считаете? Ошибаетесь: порядок я люблю. Порядка требую! Закону подчиняться нужно. Закону, а не вере Вашей проклятой.
«И чего я к нему привязался? – подумал Пилат, он же Гражданин Рима, Всадник, хоть и жид, но умен, говорят...» И уже спокойно добавил в пустоту: «Вина, вина я спрашивал. Где вино? И огня подать не забудьте».
Слуги молниеносно принесли всё и исчезли. Пилат сел.

- Юпитер, преблагой, Величайший, или если тебе угодно называться другим именем. Мужчина ты или женщина, дай достаток моему дому, сохрани солдат моих от гибели, а их раны убереги от червей, дай мир этому народу, дай ему повиновение закону римскому, - он взял чашу, набрал в рот немного вина, подвигал языком: не обманул торгаш, хорошее вино, и вопросительно взглянул на нового адъютанта.
- Осмелюсь заметить, игемон, я не еврей по матери. И верой и правдой служил Кесарю, да будут ему богатства мира, служил Великому всю жизнь свою, и тебе немножко. А слово применил потому, что не знал о том, что триумфальное отличие – позор для тебя.
- Ладно, забудем. А вот скажи мне, служивый, как там у вас дела в Галилее? Может быть, я не знаю всего.
- Как и здесь – беспорядки. Антипа, да покровительствуют ему боги, казнил Иоанна, «крестителем» именуемого, родственника лже-мессии Ха-Ноцри из Нацерета, которого Первосвященник Каифа отказался помиловать. Вот и бунтует народ.
- А правду говорят, - Пилат перевел тему разговора, - что мать Антипы самаритянка, и поэтому и назначили его?
Юлий повел плечами и неуверенно кивнул головой. Он сделал глоток вина, оторвал пару виноградин от гронки, свесившейся с его стороны чаши, и с удовольствием сел. Надломил и сыр.
- Отличный сыр, игемон. Могу я спросить о своих обязанностях?
- Можешь. Тенью моей быть – твоя задача, слушать, молчать, понимать присходящее. Ни на шаг не отходить, - Пилат встал, прошел в угол зала, взял с полки плащ, вернулся и протянул его вместе с кошельком Юлию. – И объяснять мне необъяснимое: о народе твоем загадочном и непокорном, о боге вашем - странном и невидимом. Секта в Ершалаиме появилась. Еще более странная, чем все другие. Юнцу казненному поклоняются, как богу. Иудеи называют их «Ноцрим», - глаза Пилата вспыхнули. - А мне и без них тут «весело». Увидишь сейчас. Ладно, пора! Нас ждут в театре.
Пилат хлопнул в ладоши. Вбежали слуги с факелами в руках.
Прокуратор Иудеи Пилат Понтийский, его новый адъютант и четверо слуг четким быстрым шагом направились в сторону шумящего моря, по дороге, ведущей к театру.
Впереди бежал глашатай.
 
Дорогу игемону! Дорогу Прокуратору!

***

«2) В Иудею Тиверий послал, в качестве прокуратора, Пилата. Последний приказал однажды привезти в Иерусалим ночью изображения императора, называемые римлянами signa. Когда наступило утро, иудеи пришли в страшное волнение; находившиеся вблизи этого зрелища пришли в ужас, усматривая в нем нарушение закона (так как иудеям воспрещена постановка изображений в городе); ожесточение городских жителей привлекло в Иерусалим многочисленные толпы сельских обывателей. Все двинулись в путь по направлению к Кесарее к Пи­лату, чтобы просить его об удалении изображений из Иерусалима и об оставлении неприкосновенной веры их отцов. Получив от него отказ, они бросились на землю и оставались в этом положении пять дней и столько же ночей, не трогаясь с места.

3) На шестой день Пилат сел на судейское кресло в большом ристалище и приказал призвать к себе народ для того будто, чтобы объявить ему свое решение; предварительно же он отдал приказание солдатам: по данному сигналу окружить иудеев с оружием в руках. Увидя себя внезапно замкнутыми тройной линией вооруженных солдат, иудеи остолбенели при виде этого неожиданная зрелища. Но когда Пилат объявил, что он прикажет изрубить их всех, если они не примут императорских изображений, и тут же дал знак солдатам обнажить мечи, тогда иудеи, как будто по уговору, упали все на землю, вытянули свои шеи и громко воскликнули: скорее они дадут убить себя, чем переступать закон. Пораженный этим религиозным подвигом, Пилат отдал приказание немедленно удалить статуи из Иерусалима.»

(Иосиф Флавий. «Иудейская война». Перевод Я. Л. Чертка,1900 г.)


***

А наутро нас ожидала экскурсия в район имени меня – в Пилатовскую Кейсарию.

Наш автобус с отъехал от Тархана Марказит – автобусной станции. Правда, вполне допускаю, что эти загадочные слова означают нечто совершенно противоположное. И более железное: железнодорожный вокзал.
Справа видны ультрасовременные конструкции будущей Алмазной биржи, гордости израильтян. Слева – между пологими холмами вовсю голубит море.
Мы направляемся в Кейсарию. Там посмотрим древний театр, ипподром и дворец Ирода Великого.

И тут у меня в кармане приятно и радостно задребезжал телефон, как бы предвещая нечто хорошее.

Продолжение следует.