Чукча

Роман
(По мотивам произведения А. Калинина «Цыган»)

Глава 1.

Сидит чукча по прозвищу Будулайка на льдине на берегу Берингова пролива. Курит трубку, вырезанную из моржового хрена, с наслаждением болтает босыми вонючими ногами в дымящейся от мороза, северной ледовитой воде и вспоминает ушедшую молодость. А в молодости чукча даже повоевал малость, да. Было, однако, такое дело... Как напал фашистский немец в сорок первом на молодую Советскую республику, приехал к ним в стойбище крутой комиссар в голубой фуражке, зашёл в чум к Будулайке, поставил на медвежью шкуру бутылку «огненной воды» и сказал:
– Собирайся в дорогу, Будулайка. На фронт пойдёшь товарища Сталина защищать. Там, под родимой Москвой, генеральное сражение намечается – на тебя вся надежда.
Вздохнул Будулайка да делать нечего: надо идти родину защищать, коль сам товарищ Сталин зовёт. Выпил чукча на радостях «огненной воды» пару кружек и упал чуть живой – мордой прямо в дымящийся костёр посреди чума. А комиссар покачал головой, схватил Будулайку за ноги и выволок на двор, на мороз. Вытрезвляться. А сам к будулайкиной бабе полез, что в углу чума, под ворохом рваных оленьих шкур дрыхнула...


Глава 2.

На сборном пункте у чукчи отобрали упряжку собак, на которых он в Москву ехать намеревался и втолкнули в переполненную солдатскую теплушку.
– Гляди, братва, и олень, бля, на войну канает! – завидев Будулайку, радостно воскликнул один военный: стрижка под ноль, шапка-ушанка на затылке, руки в наколках по самые плечи, а во рту – фикса из чистого золота.
Оказывается, чукчу по ошибке в эшелон зеков усадили, что ехали из колымских лагерей в армию генерала Рокосовского выбитые составы штрафбатов собой пополнять.
Делать нечего: стал Будулайка на время вынужденного путешествия по Восточной и Западной Сибири – «оленем». А в обязанности «оленя» входило: топить печку в теплушке, чтоб жарко было, как в сауне, на остановках бегать за кипятком для честных воров, выносить парашу вместе с «петухами», делиться скудной солдатской пайкой с «шестёрками» и рассказывать на ночь занятные байки «пахану». А рассказывать Будулайка любил, и всё чесал про себя и приезжего комиссара:
– Заблудился комисала в тундре. Метель, пурга, – никуя не видно. Руки рупором сложил и кричит: «Люди! Люди!» Чукча из сугроба вылезает: «Ага, блин, как в Москву к товарищу Сталину приедешь – так только и слышишь: «чукча, чукча...». А сюда приехал, так – «люди»!


Глава 3.

Под Москвой бросили вновь прибывших зеков и Будулайку в их числе на пополнение дивизии генерала Панфилова. Пригнали под усиленным конвоем на Волоколамское шоссе. Зеки сразу стали стрелять... папиросы у панфиловцев. За это их «сибирскими стрелками» окрестили. Сунули каждому по сапёрной лопате, заставили окопы рыть.
– А это для чего яма копаем, начальник? – поинтересовался бестолковый чукча у конвоира.
– Это могила тебе, олень! – смеясь, отозвался конвойный.
– Э-э, однако, пропал Будулайка... Могила сам себе роет! – пригорюнился чукча.
– Олень, надо в плен к германцам сдаваться! – дёрнул его за рукав грязной шинели копавший рядом окоп зек-штрафбатовец. – Как стемнеет – рвём когти в сторону западной границы. Ты бегаешь хорошо?
– Как когда... Однажды в соседнее стойбище русские кино про Чапаева крутить привезли. Так Будулайка первый прибежал. Даже собачьи упряжки отстали.


Глава 4.

Как только линию фронта окутали тревожные зимние сумерки, чукча и зек-штрафбатовец надели маскировочные халаты, чтобы не сильно выделяться на белом, припорошенном первым снежком, минном поле и поползли в сторону немецкий позиций. Чукча полз, как змея, умело лавируя между противотанковыми и противопехотными минами. Зек-штрафбатовец был не столь ловок и несколько раз зацепился ногой за растяжки. Прогрохотало три или четыре взрыва. Штрафбатовца подбросило вверх, он повис на дереве и закачался на гибких ветках, как маятник.
– Сапёр ошибается один раз! – выкрикнул он приглушённым голосом. Ветки, не выдержав грузного тела, с тресоком подломились, зек-штрафбатовец шмякнулся вниз и угодил задницей на очередню мину. Раздался пятый взрыв и у несчастного начали расти крылья. Он ими взмахнул, как птица, и улетел на небо, – только его и видели!
И остался чукча Будулайка один-одинёшенек в поле.
Воистину, однако: жизнь прожить не поле перейти... минное.


Глава 5.

В плен Будулайка в тот раз так и не сдался. Три ночи и три дня на минном поле просидел, а на четвёртые сутки его наши сапёры вызволили. За проявленное мужество и героизм в боях с фашистскими захватчиками наградили чукчу именными оленьими рогами от самого Рокосовского. А в нагрузку, как водится, – бутылка «огненной воды» от народного комиссара обороны. К этому времени и немцев от Москвы отогнали. А всё «сибирские стрелки» постарались из дикой дивизии генерала Панфилова. Своих бойцов на табачок и папиросы начисто обстрочили, за германских солдат принялись: повадились штрафбатовцы через линию фронта к неприятелю, цивильные сигареты стрелять. А у тех в Фатерланде тоже – с куревом напряжёнка. Вот немцы не выдержали натиска и побежали. Да ещё цыганка Рада Волоколамская здорово нашим войскам помогла: по секретному правительственному заданию пробралась в тыл к неприятелю, принялась дурить немецкий солдат, а особенно офицеров гаданием по руке и кофейной гуще. В помощь ей чукчу Будулайку определили – как специалиста по крупному рогатому скоту. И поручено было им уничтожить всё поголовье оленей в германской армии. Оленей Будулайка с хитрой цаганкой Радой нигде не нашли, замёрзли, как собаки, и забрались в немецкую конюшню – погреться. А греться чукча Будулайка всегда привык двумя способами: во-первых, «огненной водой», во-вторых – бабой. «Огненная вода» у Будулайки во фляжке ещё третьего дня закончилась. Он и послал Раду Волоколамскую в деревню за русской самогонкой. А пока она ходила, чукча костёр в конюшне запалил, вытащил из вещмешка родовой шаманский бубен и стал вокруг костра бегать, приплясывать. Злых духов на головы немецких солдат призывать. От неосторожного обращения с огнём конюшня и загорелась. Будулайке-то что? Он – ноги в руки и – поминай как звали! А бедную цыганку Раду Волоколамскую схватили, отвели в местное гестапо и на утро, за жестокое обращение с животными и обман доблестных солдат и офицеров Вермахта, приговорили... а к чему – сами можете понимать... На то они и фашистские немцы, однако.

Глава 6.

А вскоре наступила долгожданная для зеков весна: так называемый «зелёный прокурор», когда они обычно рвут когти домой из-за колючей проволоки. Побежали зеки-фтрафбатовцы и с фронта. Хлебнули перед этим положенных каждому красноармейцу «сто наркомовских грамм» кружек по десять и побежали. Только их на фронте и видели. Побежал со всеми и Будулайка. Только с пьяну перепутал ориентацию и рванул прямо на ощетинивщиеся, как ёж, пушками и пулемётами вражеские позиции. А враги в это тёмное время суток тоже не дремали. Смотрят: русский в единственном числе в атаку бежит и ну по нему палить из всех видов холодного и огнестрельного оружия. Видит чукча такое дело: хана ему наступает, нужно срочно где-нибудь укрытие искать от обстрела. Только так подумал, подскользнулся на собственной блевотине и упал геройской грудью прямо на пулемётную амбразуру.


Глава 7.

Командующий дикой дивизии Панфилов видит – захлебнулась на его участке вражеская пулемётная точка. Быстро собрал все резервы, кто ещё остался в строю и не разбежался в разные стороны. А так как оставшихся было очень мало, всего 28 человек включая его самого, пришлось ему срочно из ставки Верховного подкреплений просить. А у Верховного у самого никого нет: русские все на фронте воюют, украинцы – у Бандеры служат, белоруссы – в Полесье партизанят, эстонцы – у лесных братьев, грузины с армянями на базарах мандаринами торгуют, чеченцы с ингушами – в Казахстане, в почётной ссылке, «Поднятую целину» поднимают. Остались одни цыгане. Делать нечего, пришлось призвать в доблестную Красную Армию цыган: как раз в это время под Москвой большой табор «роман» из Бессарабии кочевал.


Глава 8.

Пока Верховный с Панфиловым цыганское подкрепление искали, чукча Будулайка один продолжал весь фронт сдерживать. Досталось ему от немецких пулемётчиков не хило: всю грудь изрешетили с перепугу. А у чукчи за пазухой три поллитровки «огненной воды» припасено было. Разбилась «огненная вода» от вражеских пуль в дребезги, а Будулайке – хоть бы что. Бросил он в амбразуру тяжёлую гранату и вслед за ней, стреляя на ходу из винтовки длинными очередями, и сам во вражеский дот ворвался. Граната взорвалась и Будулайку, как тряпку, выбросило вон из дота. От взрывной волны крыша у него куда-то не туда поехала. Лежит он на земле и слышит дружное красноармейское «...твою мать!» Наши в наступление пошли. Подбежали двое: рожи чёрные, разбойничьи, бородатые, в ухе у каждого по серьге.
– Жив, чавелла? – спрашивают.
– Живой я, братцы! Только немного в голову раненый. Отнесите меня к белому человеку в больничку.
– Ничего, до свадьбы само заживёт, – усмехнулись красноармейцы. Обшмонали будулайкины дырявые карманы, сняли шапку и сапоги и побежали дальше в атаку, догонять свой ударный цыганский батальон.