Компромисс или искусство требует жертв!

Не зная броду, не суйся в воду (пословица)


Крупногабаритный молодой грузин в плотном окружении старших соотечественников, вел неторопливую, настойчивую беседу с директором театра музыкальной комедии на предмет выступления на сцене в качестве солиста. До глубины души потрясенный простотой желания гостя Северной столицы директор с трудом поддерживал разговор. Однако, «скромное» денежное вознаграждение, которое посулил Робертино Лоретдзе, поколебало намерение директора отказать. Директор начал метаться между желанием указать на дверь и желанием принять деньги и бросить их щедрой рукой в большой, голодный театральный рот, ибо дело было в лихие девяностые, когда актерской зарплаты хватало разве что на 10 батонов.
Надеясь на чудо, директор предложил грузину спеть. Грузин спел. Директор как-то сразу загрустил и опал на стул, после чего потерял всяческий интерес к действительности.
Разрешила ситуацию секретарша, сообщив о том, что театр приглашен на Пушкинские дни в Михайловское давать «Алеко» open air, как бы сказали сейчас.
 Ура! Компромисс был найден. Грузину предложили роль молодого цыгана и пение под фанеру среди исторических декораций на свежем воздухе. Дарование колебалось, сомневаясь в крутости выступления на улице. Но директор употребил все свое актерское мастерство, дабы убедить его, что это для адаптации в новом коллективе, так, маленькая разминочка. А уж следующая ролища будет непременно в театре, в окружении красивых женщин с голыми плечами. Грузин согласился.
С винцом, бутербродиком, анекдотцем и песенкой театр весело доехал на автобусе до культурного места назначения.
Хор изображал цыганский табор. Некоторым дамам и мне, в том числе, выдали по полену, завернутому в пестрые тряпочки – грудного младенца. В цыганском прикиде и поленом на руках я очень смахивала на Миронова, в подобном одеянии мятущегося на дороге в «Бриллиантовой руке». Для создания более таборной атмосферы из деревни привели несколько лошадей, запряженных в телеги. Перед Святогорским монастырем на большой чашеобразной поляне расположился хор, лошади и телеги, в кустах колонки и проигрыватель.
Ровно в 17 нуль-нуль спектакль начался.
Стосорокакилограммовый грузин изображал легкого, страстного и влюбленного цыгана.
Зрители с любопытством взирали сверху на действо на дне чаши, активно махая сорванными ветками, борясь со злым комаром. Слов, выпеваемых актерами, было не разобрать, так как техническое обеспечение было скромным, и если в ариях отдельных исполнителей еще различались какие-то слова, то при вступлении хора, текст исчезал совсем, замещаемый сильным и дружным кашлем всего записанного на пластинку коллектива. Но зрителя это обстоятельство не смущало. Зритель пришел смотреть на столичных актеров из самого Петербурга.
Действо близилось к роковой развязке. Старый цыган убивает молодого цыгана, то есть грузина, и тот трагической тушей валится на бок лицом к своему будущему родному коллективу. Его тут же облепляют комары. Лето в тот год выдалось дождливым и холодным, кругом стоял психоделический комариный звон.
Убитый насмерть герой держался, как мог. Ни разу не почесался и не шелохнулся. Только вращал по кругу мышцами лица, раздувал щеки и таращил глаза, силясь согнать с себя злых кровососов.
Его незримый для публики подвиг нешевеления произвел на всех нас впечатление и даже как-то примирил театральный коллектив и грузинского солиста.
Однако на этом испытания на веру и служение великому искусству не закончились. Пока старый цыган рассказывал хору посредством винила, что здесь случилось, из публики стремительно вырвалась собака общественной породы типа «Найда» и с восторгом кинулась к страдающему от комаров грузино-цыгану. Сделав по дороге три оборота вокруг себя, она подбежала к лежащему и принялась энергично и радостно вылизывать его лицо. Страдалец вращал глазами и шипел: пошла вон по-грузински. Это еще больше раззадоривало собаку, и она старалась еще пуще: валилась рядом, каталась на спине, вскакивала и снова принималась вылизывать покрасневшую физиономию восходящей звезды.
 В хоре началась истерика, кони заржали. Голос старого цыгана звучал, по-прежнему, скорбно и глубоко, но сам старый цыган конвульсивно подергивался и закрывал лицо рукой, имитируя плач по убитому молодому цыгану.
Зрителям опера с участием знакомой собаки начинала нравиться все больше. Слышались возгласы: Ну, сучка дает! Или: Глядите, тоже в артистки побежала!
Наконец, опера подошла к концу, и цыганский табор медленно двинулся как бы в даль.

Успех был бешенный. Зрители кричали браво! А присутствовавшие на зрелище цыгане из соседней деревни жали грузину руку и предлагали бросить наш неблагодарный табор и идти к ним, сулили всякие блага.
В толпе зрителей видела мельком Пушкина. Он весело махал рукой и кричал: приезжайте еще!
Больше мужественного исполнителя в нашем театре я не встречала. Как сложилась в дальнейшем творческая судьба молодого гостя из Грузии мне неведомо. Может после пережитых испытаний, он понял, что актерский труд – это не только цветы и красивые женщины, и решил выбрать себе менее стрессовую профессию. И никаких собак чтобы рядом не лежало, тфу ты, не стояло, ой,ну, в смысле не было!