Казнить нельзя помиловать

«КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ»

( Рассказ)

 Завтра, на рассвете, меня будут трансформировать... Говорят, в шимпанзе. Хорошо ещё, что не в игрунку или бабуина! Тоже мне ещё, казнь! Превращение в первоначальное состояние! Это издевательство какое то просто! Подумаешь, убил пятерых! А что было делать?! Зашёл в бар, чёрт бы его побрал, выпил пива, вдруг, какая то скотина, выплёскивает на меня из своей кружки! Причём, сволочь, нарочно! Я ему, в морду, а он не один! Вытащили меня во двор, и били до тех пор, пока я шевелился! Вот, вышел я из больницы, купил карабин, и отправился... пить пива... А мне – экспериментальную высшую меру! Не повезло! Случись то же самое со мною чуть раньше, хотя бы на пару недель, и всё! Электрический стул! Всё! Ну а что теперь?! А теперь, из соображений гуманизма, людей будут казнить, начиная с меня, превращая их в обезьян, в человеческого предка! Кому-то, видите ли показалось, что оставляя преступникам жизнь, предоставляя им возможность существовать, но в форме, ниже человеческой, общество поступает морально, и за одно, это очень символично! Человек – обезьяна, обезьяна – динозавр...
 С другой стороны, сейчас, лёжа в своей одиночной камере смертников, если честно, то как-то теплее оттого, что я, наконец, покину эти стены, решётки, объективы видеокамер, и этот проклятый глазок, в который, и без трансформации пялятся на тебя, словно в зоопарке... на обезьяну! Так, что я с радостью, наверно, обменяю эту не свободу, на ту свободу, с перспективой провести остаток жизни, на деревьях... Что то, мне жутко!
 
* * *
 Вот это казнь! Раздели, привязали к каталке, предусмотрительно положив под меня клеёнку, завязали глаза и больно укололи в вену! Когда завязывают глаза, реальность как бы отдаляется, чувствовать приходится мозгами, представляя себе, что там творится, и, дорисовывая своим воображением картины, страшнее действительности! А воображение ведь у всех разное, - кто как жил, у кого какие воспоминания... Незнание, всегда порождает ужас, усиливая его в сотни раз. И от того, треск проткнутой стенки кровеносного сосуда, раздаётся по всему организму страшным эхом и нервным ознобом, проходящем, впрочем, после плавного тока тёплого раствора, медленно разливающегося по всему организму и застревающего в где-то в кончиках пальцев ног...

* * *

 Трудно открыть глаза! Очень трудно! Очень светло! Так светло, что трудно открыть глаза! Но это проходит. Привыкаешь. Всё кругом белое и очень хочется отлить... Теперь ещё и мокро! Никого кругом нет, а руки привязаны, - и зубами не дотянуться. А сил нет. Пальцы ног путаются в марле, - очень крепкий узел!
 Слабо. Шатает. С трудом стою на ногах. Опираться руками, куда проще! Голова кружиться. Надо выбираться отсюда, пока не поздно! Пол скользкий! Кто-то сильно навалился на меня сзади! Кусаю! Вырываюсь, что есть силы! Душно, сволочи! Дышать нечем! Опять укол! Мне больно! Опять ничего не видно... Я есть хочу!

* * *

 Телефон зазвонил в пять утра. Я перелез через жену, взял трубку... Не думаю, что кому ни будь, вдруг, понадобится приматолог, да ещё в пять утра! Такая рань вообще не для людей! Целую Марту, и, подбив под неё одеяло, быстро встаю. После контрастного душа остатки сна быстро проходят, а вместе с ним и все ночные страхи, доставшиеся нам от предков. Их как будто смывает водой. Работа предстоит не лёгкая, поэтому будет лучше, если я возьму с собой большую сумку и надену джинсовый костюм. Освежившись одеколоном не брившись, быстро влезаю в джинсы и свитер. На ходу застёгиваю куртку и быстро иду на кухню ставить кофе... Кофе вкусный, ароматный! Вчера только получил посылку от друзей по университету. С кружкой в руках захожу в детскую, целую девчонок, поправляю им одеяла, поднимаю с пола свалившихся во сне слоников, собачек, обезьянок...
 Машина за мной пришла вовремя, как мне и обещали по телефону. Выходя из квартиры, я выключаю свет и закрываю свою семью, единственное, что у меня есть, на все замки.

 * * *
 - Больно, суки! ... Мне тридцать лет!... Я маленький! ... Не бейте! ... Я есть хочу! ... А-а-а-а! ... Отпустите меня! ... Во рту трубка! ... Говорить не могу! ... У-у-у-а-а-а-у-у!!!

* * *

 Все мои разговоры, о бесчеловечности содержания животного в наручниках, всерьёз ни кем не воспринимались, а напротив, вызывали смех и раздражение. В конце концов, мне было предложено заниматься только своей профилирующей задачей, - следить за состоянием вверенной мне особи. Мой отказ от участия в этом проекте, по словам одного из здесь командующих, приравнивается к государственной измене. Таким образом, не искушая судьбу, я занялся своим делом, не переставая думать, то о государстве, то о своей семье.
 Надо сказать, что наблюдаемый мною шимпанзе, был чрезвычайно физически здоров, но при этом, был крайне странным в поведении и реакциях почти на любое воздействие. Его продолжают держать в наручниках и кормить через зонд. До возвращения его в живую природу, ещё целый месяц, но пока, я с большим сомнением отношусь к этой идеи, хотя, конечно, мой голос мало что решает. Я прихожу к выводу, что этот шимпанзе, очень долго жил среди людей, далеко не в лучших условиях, и это его окончательно испортило! Найти бы того, кто так издевался над этим несчастным животным... Одно меня удивляет безмерно, - шимпанзе, в промежутках между агональными припадками, проявляет крайне не свойственное шевеление губами, а иногда выдаёт весьма удивительные выкрики. Мне даже иногда кажется, что всё это, является проявлением зачатков речи... Не знаю, что и думать! Это первый такой случай в моей научной практике, но взгляд у этого... существа точно осознанный!

* * *

 Трубки нет! Говорить не могу! Страшно! Очень страшно! Видно хуже. Цвет почти пропал! Всё время хочу есть! Боюсь спать! Очень страшно! Семью восемь – пятьдесят шесть! На зелёный – иди! Мама! Мамочка!!! А-а-а ...!

* * *

 В самолёте шимпанзе чувствовало себя на удивление спокойно. Я попросил, чтобы его вывели из контейнера, и вот, под мою персональную ответственность, я сижу вместе с ним в креслах салона первого класса. Один только Бог знает, каких трудов мне это стоило! Хорошо, что всё уже позади. Я курю, а он, не переставая, смотрит в иллюминатор, на облака. На шею ему надели стальное кольцо с биркой, на которой было выгравировано: «Сэм Джут – 30 – 01. А 87 ''БУП'' корп. ''КАДАВР''». Мне сказали, что табличка осталась от прежнего хозяина. Может быть, оно, конечно же, и так, но я готов поклясться в том, что раньше её не видел. Впрочем, вскоре, все испытания, выпавшие на наши головы, наконец, закончатся, и бедное животное с человеческим взглядом будет выпущено на свободу, в дикие девственные леса тропической Африки! Там он, даст Бог, найдёт своё место в обществе себе подобных! Скоро принесут прохладительные напитки, и я намериваюсь, попросит немного коньяка...

* * *

 Телефон зазвонил, когда я собирался обедать. Из разговора я понял, что в городской зоопарк поступил самец шимпанзе, пойманный где-то недалеко от Чикаго. Чёрт его знает, как его туда занесло, но факт, что у него на шее, обнаружено стальное кольцо с биркой, на которой было выгравировано, и тут по телефону, мне стали передавать содержание уже знакомой мне надписи: « Сэм Джут – 30 – 01. А 87 ''БУП'' корп. ''КАДАВР''». Я тут же поймал такси, и отправился в зоопарк.
 В обезьяньем питомнике я узнал, что животное к ним попало в состоянии крайнего истощения, но сейчас уже поправляется, и, обладая хорошим апатитом, быстро набирает вес и форму. Так же мне было сообщено, что обезьяна очень агрессивна по отношению к человеку. Когда её поймали в центре города, она была вся в крови, а свидетели в один голос утверждали, что та нападала на прохожих и разрывала им горло. Её не пристрелили только потому, что новый закон не позволяет убивать человекообразных обезьян, но как позже оказалось, за этим животным тянется кровавый человеческий след... из далёких девственных лесов тропической Африки.
 Что происходит с этим существом, я затрудняюсь ответить. Возможно, всё это результат обращения с ним прежнего хозяина. Возможно, это аномалия поведенческих норм у шимпанзе, ведь многие учёные склонны выделять из всех приматов именно шимпанзе, как человеческого предка. А среди людей мало ли ненормальных... Впрочем, что бы ни случилось с этой обезьяной, при моём появлении, к моему и всеобщему изумлению, шимпанзе радостно закричал и стал протягивать ко мне свои руки. Он узнал меня, и я его тоже! Меня не пустили в клетку, ни смотря на мою учёную степень и участие в его недавней судьбе. Зато, чуть позже, с меня взяли подписку о неразглашении моих исследований, проводимых над этим шимпанзе.
 Проходя мимо клетки, я посмотрел на своего питомца. Он спал, уронив голову на сложенные поверх коленей руки, прислонившись спиной к стволу дерева. Мне почему-то как никогда стало жалко его, и, покидая зоопарк, я подумал о том, что этому живому существу не повезло родиться животным... пусть даже и человекообразным. Какие только шутки не проделывает над нами природа...


 г. Ухта. 16.12.2000 г.