Пастушья история 2. Судный день

 «Ну, что ты городишь, что городишь; кого жалеть, кого лечить. Этих уродов? Они тебя, думаешь, пожалеют? Эти «нары», когда у них «ломка», ни то, что
тебя не пожалеют, родную мать порешат. А «барыг» вообще убивать надо – без суда
и следствия».
 Гулявин, бригадир пастухов второго отделения плюнул на «бычок» Примы, тем самым его затушил и выкинул окурок. «Вот слушай, как это у нас было: Посёлок наш не сказать, чтобы большой, но лиц разного пола и возраста тысяч десять наберётся. Да и посёлок не в пример соседям ни бедствует. Работа есть: пилорама работает, ферма сохранилась, школа, детсад, магазинчики, кто то хозяйство держит. Живут люди, и молодёжь не бежит. Нет, уезжают, конечно. Но не так, как у соседей, на десять дворов две старушки, да одна курица. Вроде не чего, живём. Вдруг напасть… здесь шприц нашли, там шприц нашли. Народ в недоумении. Что за уколы? Наш фельдшер, Ромка Брюханов хороший парень, я его с малолетства знаю, он с моим Сашкой в один класс ходил, махом определил, что это. Наркотики это, говорит. Вот
тут то мы и удивились. Откуда? Кто? К участковому пошли. Тоже из наших.
Пока за девками бегал, и мячи гонял парень, как парень был, не хуже всех, а пагоны
одел - дураком сделался. Эпидемия у них, какая? Да, хрен с ними. Пришли к нему
 с мужиками, - так и так, сигнализируем, - и десятка полтора этих шприцов ему на стол.
Он сразу за протокол. Что такое? Где взяли? Или ещё пуще: у мужиков вознамерился руки проверить. Колются, аль не колются. А у мужиков дети с сединами, а старший из нас, давиче внучку замуж отдал. Обиделись мужики: « Да, ты, что молокосос совсем обнаглел, или фуражка мозги сдавила. Мы этими руками всё тут построили, будем мы в них всякую гадость вкалывать, а протокол запихай себе в одно место. И изволь найти и обезвредить, а не найдёшь самого обезвредим». Горячие у нас мужики. А тут ещё одно не счастье: кражи участились. Пока хозяева в отлучки: кому в город, кто на работе, кто в гостях – по дворам шлындать стали. Тащили всё! И урожай, и железо всякое, и инструменты. Ужас какой-то. Да, у меня самого: слышу, собака во дворе лает, лает ну прямо взахлёб. Я к окну, что, мол, там такое – ба! – тени по огороду скачут. Мне, конечно, этот полтергейст не понравился. Беру двустволку, соли туда и к дверям. А они снаружи заперты. О! Я к окну, вышибаю стекло. Бах- бах, в темноту, кто-то заорал. Утром глянул, а двух грядок моркови, как и не бывало. Потом иду с обеда, я тогда плотником на ферме работал, смотрю два малолетки; пьянющие, и это среди белого дня, вышагивают. И ко мне, - Дядя, дай закурить. – Э, сынки, вы, что пьянющие такие, средь бело дня, а родители ругаться не будут? – Спрашиваю, а сам думаю, - странно, пьяные, а перегаром не разит, как это?
А они в ответ: «Ты, что дядя на кого «стегаешь» в «нюх» захотел, да?»
Ну и за приседали, запрыгали, какой-то ножечек достали. Угрожать стали.
Я, по молодости в морпехе долг родине отдавал, в два шлепка их уложил. Так они
жинку мою подловили. Она у меня баба не кисейная, но всё же – месяц в реанимации, два
в травме. Младшая нос на улицу показывать боялась.
 Начались деньки в посёлке. Что не суббота, то драка с поножовщиной в клубе.
Они и раньше драки то были, ну, чтобы с ОМОНом, с милицейскими мигалками на всю ночь. Ка-ра-ул! Вот с мужиками сидим и репы чешим, откуда это всё, ведь не было этого ни чего. И надумали. Понаехали всякие к нам беженцы, так называемые. Дубы дубами: не читать тебе, ни писать, ни считать и руки под «Х» заточены.
Хозяин пилорамы, одно время, брал только этих, мол, не пьющие и работящие.
Через неделю чуть с ума не сошёл, с ними. Эти работящие трезвенники, ту норму, что русский Иван за пол дня делает, кое-как за день осиливали. А наши за пол дня, так это
без закуси, а закусью недельную норму в три дня и качество на пять с плюсом. Короче, прогнал он эту братию восвояси, снова наших набрал.
Я, знаешь, не чего против беженцев ни имею. Сам понимаю, когда стреляют, куда угодно, хоть на Луну убежишь. В 41-м я сосунком был, а помню, как от немца бежали.
Немцы попёрли так, что сами не заметили, как из Белоруссии в Узбекистане оказались.
Хорошо нас приняли, и для меня интернационализм и дружба народов не пустой звук».
 Здесь, Гулявин замолчал, видимо вспомнил те годы. Мы молча смотрели на костёр,
каждый думал о своём. Я, например, лихорадочно вспоминал шесть заветных цифр
номера телефона девчонки, с которой я недавно познакомился. А потом вспомнил:
он же у меня записан, и этот важный клочок бумаги лежит у меня на столе.
 Гулявин достал последнею сигарету из пачки, прикурил от костра, и после первой
затяжки продолжил:
 «Беженцы, беженцы какие то странные эти беженцы. Не пашут, ни сеют, ни жнут, а на дорогих иномарках катаются. Бабы их, в золотых бирюльках шастают. Правда, на их бабах эти бирюльки, как на вороне павлинье перья, но всё же денег стоит. В посёлке уже все знали, где и откуда ноги растут. Гадость эта заполонила всё. Во многих домах горе от наркоманского дурмана отправила людей и в дурку, и на кладбище. А милиция и не почешется. Только и слышно от них: «Криминальная обстановка ухудшается, но мы принимаем все меры по предотвращению распространению наркотиков». Видел я эти меры. За клубом в доску пьяные менты шлюх мацают, в своём «бобике». Это у них называется «Профилактическая работа с контингентом из группы риска».
 В конце концов, терпение у людей лопнуло, когда на майские, в течение недели три трупа нашли: Девчонку одну, изнасилованную с простеленной головой в парке и двух пятиклассников с передозой. Народ и пошёл в гости к этим уродам. Кто с лопатой,
кто с ломом, кто с ружьишком. Конечно, охрана на джипах что-то там пробовала возразить, но не беда. Погрузили их в эти джипы и отправили на речку, рыбок кормить.
Хозяину притона штаны сняли и голой жопой на кол посадили, как он орал, падла.
Дом сожгли в месте с семейством».
 - В месте с детьми?
 - А, как ты хотел, они, думаешь наших, детей жалели.
 - А милиция?
 - А, что милиция, когда они приехали, всё уже было кончено. Не следов, ни свидетелей. Списали на криминальную разборку.
 Остаток ночи провели в молчании. Я больше не вспоминал свою подружку.
В эту ночь я многое для себя уяснил и принял важное решение.

31.05.07. ШАДРИНСК.
ДМИТРИЙ ЛИТВИНОВ.
 
 
 
 
 
 
 
 

 


Рецензии