Влад Цепеш

На следующую ночь Асмодей появился внезапно. Тихо войдя в комнату, он медленно сел в глубокое кресло и прищурил глаза:
- Ты готова слушать?
- Да, – прошептала Ольга.
Асмодей направил взгляд на бесновавшийся за окном ноябрь и размеренно начал вторую историю...

Темный сосновый лес, со всех сторон страшно наваливался на испуганно петлявшую дорогу, протягивал свои крепкие, мохнатые от игл руки, норовя схватить и задушить, несущуюся карету, вместе с впряженной в нее четверкой черных коней. Но эти попытки были тщетными, и чаща стонала и злобно плакала от своего бессилья. Копыта коней, взметали в холодный ночной ноябрьский воздух, целые ворохи желтых сосновых игл, которые, взлетая, оседали по краям дороги, оставляя, за проехавшей каретой темный след, отравленной царящим здесь страхом, земли. Внезапно, лес громко крича, от ужаса, отступил назад, прекращая свою погоню за неуловимой каретой, и моему взору предстал лес другой. Я приказал остановить. В свете больной луны, насколько хватало взора, стояли друг за другом сосновые колья, с посаженными на них, словно перстни на пальцы, людьми. Стоны леса сменились стонами человеческими. Здесь были и мужчины и женщины и дети. Я вышел из кареты, ступив на содрогнувшуюся в ознобе землю, и глядел, пораженный, на невиданное мной, даже в преисподней, зрелище. Многие из жертв были уже мертвы, но были и те, которые в неописуемых муках заканчивали свое существование на земле. Густая темная кровь стекала с кольев, и, смешиваясь с трупным ядом, мягко падала на пожелтевшую от холода траву, окрашивая её в насыщенный темными тонами, красный цвет. Эта картина впечатляла и поражала до такой степени, что я долго стоял, заворожено устремив свой взор на ровную череду острых кольев, хищно подпиравших небо и торчащих из земли, подобно тому, как отточенные зубы торчат из крокодильей пасти. Облокотившись на колесо, я не мог вымолвить ни слова. Оцепенение мое сорвал тихий спокойный голос, проговоривший мне витиеватое приветствие. Я не ждал услышать этот мягкий баритон сейчас и поэтому, не ответив, резко повернулся на его звук. Увидав говорившего, я слегка улыбнулся. Передо мной стоял, облаченный в красные одежды, с бокалом, наполненным человеческой кровью и слегка выкатив глаза, тот, с кем я уже не раз вел беседы в его высоком замке. Передо мной стоял тот, кто внушал ужас самому Сатане и тот, которому я, каждый раз видя его воочию, не уставал поражаться. Да, он возвышался предо мной, улыбаясь, в свои густые усы, он стоял легко и непринужденно, как бы не слыша доносящихся стонов. Что же, вот он, хозяин замка Бран, вот он, самый отважный и самый жестокий государь Румынии, вот он темноволосый маньяк о котором уже при жизни складывают легенды, спокойно упирающийся ногами в землю Трансильвании – Влад Цепеш.
- Я ждал вас – медленно сказал он, - что-то вы давно не появлялись в моих благодатных краях.
- Я был занят делами в других местах.
- Это не имеет значения, прошу вас посетить мои скромные апартаменты, я полагаю, что можно оставить этих святых мучеников, - и он окинул рукой ряды кольев.
Я утвердительно качнул головой и мы, сев в карету, отправились дальше, по направлению к возвышавшему на скалах свои неприступные стены, замку Бран, мрачной обители того, кого местное население с испугом именовало князем Дракулой. Карета стала у главного входа в замок. Мы, преодолев несколько ступеней, вошли. На дверях не было стражников, не было и прислуги, создавалось впечатление, что мы одни в этом проклятом месте, но я знал и видел, что несколько десятков глаз, напряженно следят за мной из темноты. Цепеш, не зная, кто я есть на самом деле, нарочно пытался меня запугать и показать, то, что он не боится никого и ничего и тем самым еще более возвысить себя в моих глазах. Но, мне было все равно, было все равно, даже тогда, когда он специально проводил меня в зал, через свои знаменитые камеры пыток, демонстрируя окровавленные цепи, дыбы, «Деву Марию». Если честно, то мне было наплевать, сколько людей казнил и замучил до смерти этот румынский князь, было наплевать на то, сколько он казнит их еще, просто Цепеш был сильным человеком, по истине достойным внимания. Обычно, возвышаясь над, несчастным, погибшим под изощренными пытками человеком, он говорил, что заслуги Влада перед Всевышним огромны, ведь никто больше, не отправил в рай столько великомучеников, никто не освободил столько душ от греха. Все эти слова вызывали у меня только усмешки не более того. В тот вечер я видел его, таким, каким он был, в последний раз. Мы сидели у камина, глядя на то, как всемогущее, великое, живое пламя пожирает дубовые поленья. Оно пожирало их и в другие вечера, будет пожирать и дальше, пускай не в камине, находящемся в замке жестокого князя, а в других каминах, печах, крематориях, кострах. Оно съест все, оно не подавится ни чем, оно сокроет в себе все преступления и грехи людей, оно всегда будет верным союзникам в войнах и грабежах, в убийствах и мародерстве. Об огонь споткнется любая стихия, ничто не властно над ним на земле. Возможно, Влада Цепеша посещали эти мысли, и может быть, именно поэтому, он был так всевластен над людьми, он мог использовать человеческий страх. В его душе, не было слышно журчания воды, в ней, с гулким грохотом не перекатывались земляные комья, в ней даже не выл могучий ветер. Душа Дракулы всегда полыхала священным огнем силы, и никто не мог этот огонь загасить. Восседая в бархатном кресле и изредка смачивая губы сухим вином из хрупкого прозрачного бокала, он, откинув назад свои длинные волосы, полу прикрыв глаза, спокойно рассуждал о предстоящей войне, лениво философствовал на тему ада, искренне считал себя святым. Он не пытался оправдать передо мной свою жестокость, не давал оценки своей паранойи, и хотя я и ставил его в тупик своими рассуждениями и вопросами, он никогда не заискивал передо мной и никогда не оставался в долгу. В ту ночь, когда мы последний раз смотрели друг на друга, не далеко, на венгерской границе тщательно готовился заговор против Цепеша. Я покидал замок Бран под утро. Небесные светила давно излили свой свет на землю, и теперь спокойно умирали, не заботясь о судьбе предстоящего дня. Ночная ноябрьская прохлада каверзно пробиралась под одежду, заставляя тело содрогаться. Спустившись в низ по покрытым инеем ступеням, я обернулся, чтобы взглянуть на замок Бран. Исполинское сооружение, казалось, дышало, дышало медленно и тяжело, с астматическим присвистом, оно задыхалось от боли, тоски, безысходности, царящих в его стенах, грузные шпили башен, тускло отсвечивали от почти погибшей луны, отсвечивали блеском тысяч мечей Сатанинского легиона, отсвечивали скорой смертью. Я простился с этим замком, и Трансильванской землей, оставляя в себе острое чувство безразличия, которое передалось мне от небес, и от их христианского спокойствия и смирения с которыми они взирали на творящийся под ними хаос. Что же касается Влада Цепеша, его убили в сражении с турками свои же солдаты. Похоронен он был в Снаговском монастыре местной румынской знатью, а в могилу великого государя были свалены бычьи кости и различный мусор.
Дрожащей рукой Ольга держала сигарету, глядя на Асмодея, закончившего свою вторую легенду. Холодный дождь разбивался о стеклянную преграду окон. Через полтора часа встанет солнце. Еще один день, а после... еще одна ночь.